Елена Веснина - Большие перемены
— Не предлагаю, а предполагаю, что на маяке нужно провести повторный обыск. Так сказать, в связи со вновь открывшимися обстоятельствами.
— Отлично! Возьмете меня с собой? — попросил Марукин.
— Погоди. Об этом мы поговорим позже.
— Как знаете, Григорий Тимофеевич. Я думал, мы в одной команде, — разочарованно протянул Марукин.
— В одной. Но командир здесь — я, — веско отметил следователь и погрузился в дела.
* * *Самойлов и Леша столкнулись у подъезда родного дома и очень обрадовались друг другу.
— Привет, сынок! Соскучился? — обнял сына Самойлов.
— Конечно! Я же говорил, что часто буду тебя проведывать, — улыбнулся Леша.
— Вот и замечательно! А Костя где, ты не знаешь? — спросил отец.
Леша покачал головой:
— Не знаю, но, думаю, ему тоже интересно узнать, как все прошло. Надеюсь, ты перед Виктором Гавриловичем держался молодцом?
— Иначе и быть не могло! — гордо поднял голову Самойлов.
— Умница, отец. Что, идем? — открыл перед отцом дверь Леша.
— Идем! — кивнул Самойлов.
Им не терпелось пообщаться. Но только они сели за стол, как появился Костя.
— А, вот и старший пришел. Садись, Костя, я должен вам обоим рассказать о том, как мы будем жить и работать дальше, — начал разговор Самойлов.
— Обязательно сейчас, отец? — Костя нервно ходил по кухне, было видно, что ему явно некогда.
Самойлова это не остановило:
— Обязательно. Мы с Буравиным только что официально поделили бизнес. Тебе неинтересно, что будет с нашим семейным делом? — Самойлова распирала гордость.
— Очень интересно… — безразличным голосом сказал Костя. — Только, может быть, потом, пап?
— Костя, что ты нервничаешь? — забеспокоился Леша.
— Я не нервничаю, я спешу, — отрезал тот.
— Не ожидал от тебя такой реакции. Только пришел и уже торопишься уйти, — обиделся Самойлов.
— Отец, я хочу сказать… — начал было Костя, но Самойлов его перебил:
— Нет. Сначала я скажу. Сегодня я выиграл в лотерею! Произошло замечательное событие, ребята! Вместо своей доли в размере двадцати пяти процентов я получил фактически сорок!
Леша поднял брови:
— Не понял. Как это может быть? Самойлов довольно объяснил:
— За «Верещагино» Буравин заплатил, как за новое судно, и еще отдал два лучших сухогруза! Представляете?
Самойлов сиял, но Алеша не разделял его радости:
— Папа, что ты сказал? Ты отдал «Верещагино» Буравину?
— Сынок, а что тебя удивляет? Старое судно, требует большого ремонта, его коммерческая стоимость невысока…
— Папа! Какая коммерческая стоимость! Ты что, не понимаешь? «Верещагино» же для меня… для нас… — это все! — воскликнул Леша.
— Мой брат, как всегда, сентиментален. А меня волнует другое. Какую долю в нашем семейном бизнесе ты выделишь мне? — хмыкнул Костя.
Самойлов посмотрел на старшего сына:
— А почему я должен тебе что-то выделять? Чем ты это заслужил?
— Твоя позиция мне понятна. Спорить не буду — времени нет. Можно, я быстро задам тебе один вопрос, раз ты уже рассказал самое важное?
— Ну, что тебе? — сказал раздраженно Самойлов.
— Ничего особенного! Ключи от машины. Мне нужна машина на вечер. Срочно, — грубо ответил Костя.
Самойлов всплеснул руками:
— Замечательно! Мой младший сын сейчас будет рассуждать об абстрактных идеалах, а старший поедет развлекаться! О Боже! И с кем я собираюсь строить семейный бизнес!
Встав, он достал из шкафчика бутылку, быстро налил в рюмку и выпил. Сыновья хором воскликнули:
— Папа, не пей!!!
— Не указывайте мне, что делать. Вы меня расстроили, — огрызнулся Самойлов.
— Отец, я тебе обещаю, что мы обо всем поговорим детально. Но позже. Сегодня я занят, — сказал Костя.
— А, иди! Вернее, езжай! — махнул рукой Самойлов.
И достав ключи из кармана, бросил их Косте. Костя поймал желанные ключи и быстро направился к выходу, говоря на ходу:
— Спасибо, пап! Пока, Лешка!
— Давай, давай, уходи. — Самойлов потянулся за второй рюмкой.
— Папа, подожди. Скажи мне, как ты мог отдать «Верещагино»? — спросил Леша.
— Алеша, ну что ты заладил: как ты мог, как ты мог? Как попугай, ей-богу, — устало отозвался Самойлов.
— Но я, правда, не могу понять, как ты мог уступить «Верещагино»! Мы ведь столько с тобой об этом говорили! Ты же сам говорил: «Верещагино» — это вопрос принципа.
Самойлов развел руками:
— Видишь ли, сынок, для моего бывшего партнера Буравина «Верещагине» — это тоже вопрос принципа.
— Значит, его принципы сильнее? Ты ему уступил? — с вызовом спросил Леша.
— А ты жестокий, Алешка! — сник Самойлов.
— Папа, извини, я не хотел тебе сделать больно…
— А-а-а! Больнее, чем есть, уже не будет! — Самойлов снова выпил. Алеша не препятствовал, он смотрел на отца с жалостью.
— Ладно, папа, извини. Сегодня эту тему трогать не будем. Но… у меня к тебе тоже просьба.
— Валяй!
— Мне нужна квартира… Наша, — неловко начал Леша.
— О-па! На всю жизнь? — съязвил Самойлов.
— Не-а. На сегодня. На вечер, который может изменить всю мою жизнь. Я, конечно, понимаю, что моя просьба неуместна… — Леша опустил голову.
— Да ладно! Что я, не понимаю, что ли? — вздохнул Самойлов.
— Маша должна прийти… — тихо объяснил Леша.
— Понял, понял… Я найду, куда уйти ночевать.
— Папа, точно? Тебе есть куда пойти? — уточнил Леша.
— Конечно! Ты что, думаешь, я совсем никому не нужен? — гордо ответил Самойлов.
* * *К Маше в комнату заглянул Сан Саныч:
— Можно к тебе, внучка?
— Конечно, Сан Саныч, зачем спрашиваете? — улыбнулась Маша.
— Мало ли… Может, не в настроении беседовать… — предположил он, но Маша развеяла его страхи:
— Еще в каком настроении! Мне петь и плясать хочется! Сан Саныч, хочу рассказать вам кое-что по секрету!
И она закружилась по комнате в танце. Сан Саныч наблюдал за ней с улыбкой:
— Говори. Хранить секреты — это мое обычное занятие.
— Не смейтесь! Этот секрет долго хранить не получится… Но… я не могу не поделиться… Меня всю просто переполняет!
— И я даже догадываюсь почему. Вернее, из-за кого, — многозначительно подмигнул Сан Саныч.
— Конечно! Алеша назначил мне свидание, — воскликнула Маша, и Сан Саныч, не понимая, переспросил:
— Свидание? Так вы же видитесь ежедневно!
— Нет, не такое… Вы понимаете… — Маша, смутившись, замолчала.
— Понимаю, внучка. Особенное свидание. Маша прижала ладони к щекам:
— А вы меня не осуждаете?
— Что ты, маленькая. Я за тебя всей душой болею. И за Алешку тоже. Вы для меня — родные дети, — улыбнулся Сан Саныч.
