Ширли Конран - Кровное родство. Книга первая
– Я знаю, что это она украла ложки, но она сказала, что очень раскаивается, – попыталась оправдаться Элинор. – И потом, сейчас слишком холодно для июля, а на ней был только тоненький жакетик.
– Она должна радоваться, что вообще не оказалась в тюрьме. А надеть ей есть что: ты же подарила ей пальто в прошлом году – то, зеленое. Ты просто дуреха, Нелл.
Элинор нахмурилась: она предпочла бы, чтобы ее считали доброй.
– И уж коли мы заговорили на эту тему, какого черта тебе понадобилось помогать этому Стинкеру Болдуину выйти на поруки? – спросила Шушу. Стинкер Болдуин был местный пьяница.
– Его жена приходила ко мне вместе с тремя детьми. Она сказала, что у него на следующей неделе день рождения.
Шушу бросила на нее взгляд, исполненный презрения:
– Как раз подходящий случай, чтобы он снова надрался и изметелил ее. Стинкеру следовало бы все свои дни рождения проводить за решеткой. Ты что, дала ей денег?
– Совсем немного, – поколебавшись, ответила Элинор.
– Ну вот, опять! И держу пари, что ты изобрела какую-нибудь вескую причину для этой глупости.
– Разве так уж плохо, что я дала немного денег этой бедной женщине?
– Да, плохо. Потому что она пропьет их – точно так же, как пропил бы и сам Стинкер. Лучше бы ты дала ей корзинку еды.
– Но она почувствовала бы унижение, – возразила Элинор, пытаясь обосновать свой поступок.
– Чушь! Вот увидишь, скоро она опять явится сюда, чтобы выклянчить денег еще. – Шушу прекрасно знала, как сочувственно относится Элинор к бедным и как быстро они начинают это понимать.
– В конце концов, я могу себе это позволить, – отбивалась Элинор.
– Но не в таких объемах, моя дорогая! Я недавно заглядывала в твою чековую книжку. Мы ведь посылаем по чеку каждому попрошайке, которому не лень сунуть слезное письмо в наш почтовый ящик! У тебя не хватит ни денег, ни времени, чтобы разрешить все проблемы, существующие в мире. Да, кстати, это и не твое дело.
– Я только стараюсь помогать людям.
– Ах ты, добрая душа! Только тогда уж начни с тех, кто рядом с тобой. Девчонки вертят тобой как хотят. Я наказываю их за то, что стянули виноград, а они бегут к тебе, и ты утираешь им носы, отменяешь наказание и кормишь их шоколадками. Ты слишком распустила их, Нелл. Если так пойдет дальше, они окончательно отобьются от рук.
– Понимаешь, у меня из головы не выходит, что эти бедняжки растут без отца и матери…
– Ну, уж их-то бедняжками никак не назовешь! – сердито фыркнула Шушу. – Чем потакать им, лучше бы ты взялась за них как следует.
На следующее утро Шушу вышла к завтраку, на ходу перебирая стопку конвертов.
– Тебе сегодня только одно, Нелл. А я получила длиннющее письмо от Берты Хигби. – Шушу до сих пор переписывалась с матерью своего погибшего жениха. В 1922 году родители Джинджера переехали в Америку и поселились в Кливленде, штат Огайо, где мистер Хигби открыл скобяную лавку.
Погрузившись в письмо и временами читая вслух две-три строчки, Шушу не замечала выражения лица Элинор до той минуты, когда дверь столовой распахнулась и в комнату влетели три девочки.
– Смотри, что мы тебе принесли! – Миранда сунула в руки бабушке букетик уже поникших полевых цветов.
– Что случилось? – спросила Клер, взглянув на лицо бабушки, на стоявший перед ней нетронутым завтрак и на скомканный носовой платок в ее руке.
– Ничего, ничего…
– Нет, случилось! Мы же видим, что ты плакала, – возразила Аннабел.
– Да нет, это по глупости. Просто я думала, что международную премию за лучший роман получу я, а ее присудили Дафне Дю Морье.
– Это они там все глупые! – закричала Миранда. Бросившись к бабушке, все трое крепко обняли ее.
– Самая лучшая – это ты, Ба, – сказала Аннабел. – Во всем, во всем.
– Мы испечем тебе твой любимый шоколадный торт, – пообещала Миранда, – и напишем на нем: „Самая главная премия".
С улыбкой слушая эти выражения детской преданности, Шушу знала, что уже ко времени вечернего чая Элинор забудет о своем разочаровании. У нее давно вошло в привычку сразу же отбрасывать или забывать все то, что огорчало и расстраивало ее. „Наверное, только поэтому, – думала Шушу, – ей удалось выдержать столько лет рядом с Билли". На миг перед мысленным взором Шушу встало лицо Билли – пьяного, злого, с налитыми кровью мутными глазами; но она знала, что в памяти Элинор светятся только два ярких, чистейшей воды аквамарина, которые околдовали когда-то ее душу. Шушу поражалась, слыша, как Элинор, отвечая на вопросы журналистов о том, собирается ли она когда-нибудь снова выйти замуж, повторяла: нет, никогда, потому что никто не сможет заменить ей ее покойного мужа.
Верила ли в это сама Элинор, нет ли, Шушу была известна истинная подоплека этого дела. Раз освободившись и взмыв в недосягаемые прежде выси, Элинор опасалась снова оказаться прикованной к другому деспоту и хаму.
Суббота, 24 марта 1951 года
– Что это за шум?
Двенадцатилетняя Клер в светлом твидовом пальто и черных резиновых сапожках бросилась бежать в глубь сада. Сестры последовали за ней. За садом, по другую сторону живой изгороди, начинался луг, над которым в ясном голубом небе кружились грачи. Слева поднимался запущенный за последние годы лес, также принадлежавший Элинор, справа – холм, откуда слабо доносилось цоканье конских копыт.
Взлетел и словно бы повис в воздухе печальный звук рога.
– Это охота!
Клер быстро вскарабкалась на ворота и уселась на верхней из пяти деревянных перекладин. Сестры присоединились к ней. Взгляды всех были устремлены на холм, откуда слышался, все ближе и ближе, глуховатый энергичный перестук подков.
Наконец над вершиной холма показались головы всадников в черных шляпах с твердыми полями, затем плечи, обтянутые черным или ярко-красным, затем лошадиные морды с развевающимися гривами, затем их сильные, изящные тела с длинными стройными ногами, и все это неудержимой лавиной покатилось вниз по склону. Перед глазами девочек предстала во всем своем великолепии уормингфордская охота в обрамлении дышащего свежестью весеннего дня.
Впереди облачком черных и рыжевато-коричневых пятнышек мчалась свора собак, преследующих загнанную, измученную лису. Отставая ярдов на четыреста от заливающихся возбужденным лаем псов, с грохотом неслась основная масса охотников – человек тридцать, кто на лошади, кто на пони, а за нею, на некотором расстоянии, – несколько ребят из Пони-клуба на своих темных косматых лошадках. Когда всадники осаживали коней, чтобы в пылу гонки не перескочить изгородь, из-под копыт животных взметались комья влажной земли.
Несчастная лиса была умницей: она знала, что можно сбить погоню со следа, пробежав по ручью или по куче навоза, и несколько раз проделывала это; на какое-то время ей даже удалось укрыться среди стада овец. Но теперь, после четырех часов неумолимого преследования, грязная, обессилевшая, она еле передвигала лапы.
