Татьяна Веденская - Утро после «Happy End»
– Я не уверена, что этот ребенок твой, – тихо, но твердо произнесла я и замолчала. Костя не шевелился. Прошла минута. Я посмотрела на него и подумала, что он просто не расслышал. Такое уже много раз бывало. Я что-то ему говорю, рассказываю, могу даже показывать в лицах и оживленно жестикулировать, но он повернется и скажет «А? Что? Извини, я задумался о своем, что ты сказала?».
– Мне повторить? – уточнила я. Костя дернулся, сглотнул слюну.
– Не надо, – хрипло выдавил он. Значит, понял. Повторять не надо, механически отметила про себя я. И стала с интересом ждать продолжения. Реакции. Того, из-за чего я столько ночей не спала. Чего я так боялась и так ждала несколько месяцев. Из-за чего, в конце концов, я съела столько булок.
– Я так и знал, я чувствовал, что у тебя что-то есть с этим амбалом, – сквозь зубы процедил Константин Яковлевич.
– Ты о ком? – несколько оторопела я.
– Как будто ты не понимаешь! – едко и язвительно бросил он. Спокойным, высокомерным тоном, проклятый характер. Везде, абсолютно везде ледяное спокойствие, чертов лорд.
– Я просто уточняю, что мы говорим об одном и том же, – парировала я.
– Я об этом голубоглазом гинекологе с Динкиной работе, – презрительно закончил он. Меня передернуло.
– Он окулист. Значит, ты знал. А почему ты так умело скрывал, что знаешь? – залопотала я. У меня в голове не укладывалось, что Костя не просто знал, а знал с точностью, в деталях, практически в лицо. И предпочел спустить на тормозах. Предпочел, чтобы я мучилась чувством вины. Да и я сама хороша, столько слез пролито вместо того, чтобы давно, так сказать, прояснить ситуацию. Меня вдруг накрыло чувство, что я успела. Успела влезть на операционный стол, и теперь осталось только дождаться конца операции.
– Я ничего не скрывал, – в его глазах отразилась паника. – Что я должен был делать? Следить за тобой, что ли?
– Зачем следить? Ты мог бы просто спросить. Я бы тебе честно ответила.
– Спросить? Дорогая, кстати, скажи, ты спишь с этим стоматологом?! Так? – Костя премерзко дурачился, пытаясь кого-то передразнить.
– Он окулист. И я уверена, что ты обо всем догадывался, но предпочитал не замечать. Тебе так было удобно! – я уже не контролировала себя. Все эти события вдруг промелькнули передо мной калейдоскопом лиц, событий и ощущений. Краем сознания, я отдавала себе отчет, что вся эта фантасмагория, весь этот спектакль, где я обвиняю Костю в собственной измене – какой-то театр абсурда. Но что поделаешь, если я так чувствовала.
– Почему это, интересно, ты на меня орешь? – возмущенно вытаращился на меня Константин. Я задумалась и на секунду остановилась. Действительно, это вопрос!
– Потому что, хоть я и сама за все отвечаю, однако и ты тут не посторонний. Брак – это всегда игра на двоих.
– Ты мне изменила, а я теперь выслушиваю от тебя какой-то бред, – он устало тер виски. Мне было до смерти его жаль.
– Я тебе изменила, потому что моя жизнь была пуста. И потому что все вокруг говорили, что в этом нет ничего такого. Вдумайся – нет ничего «такого»!
– Что ты имеешь в виду? – Константин разозлился, видимо уже догадавшись, что я имею в виду. Мы с ним так давно жили вместе, что при желании могли бы читать мысли друг друга. И только из чистого упрямства постоянно делали вид, что не понимаем самых очевидных вещей.
– Ты первый говорил – ничего «такого». «Я просто не хочу ничего знать». «Веди себя прилично». Тебе достаточно было, чтобы я все умело скрыла. Ты предпочитал мою невинную интрижку необходимости что-то менять между нами.
– А что, разве между нами было что-то не так? Что надо было менять?
– Не знаю. Что угодно. Может, надо было уехать из этого сумасшедшего города, сменить работу, купить квартиру, устроить новый медовый месяц. Что-то делать. Но все почему-то решили, что лучше просто пойти налево. Освежить отношения, добрать эмоций. В какой-то степени это так и было.
– То есть? – сцепил зубы еще недавно такой любящий муж. Глядя на него, стало невозможным представить, что он способен быть таким нежным и понимающим. Он снова судорожно застегивал свою душу на все пуговицы, но теперь это было практически невозможно сделать. Потому что на нас уже давно не было одежд. Мы стояли друг пред другом голыми и жались от холода и страха, что нас видно, как на ладони в нашей жалкой наготе.
– А то, что Денис вместо тебя гулял со мной по улицам, наслаждаясь весной. И говорил то, что я мечтала услышать от тебя. В некотором смысле, он исполнял твои обязанности. И ты был не против это терпеть. Ничего не замечать.
– И что? Чем тебе было плохо? – вдруг спросил меня он. Так тихонечко, словно стараясь не акцентировать внимание на этом, просто из чистого любопытства. Чем мне было плохо? Чем мне было ПЛОХО?! Значит, он все прекрасно знал, и ничего не делал. Даже и не собирался!
– Так ты признаешь, что знал о моей измене? – чуть не задохнулась от возмущения я. – Может, ты даже где-то понимал, что это может оказаться не твой ребенок?!
– Я ничего не хочу обсуждать! – взвизгнул Костя, моментально сдав назад. А я с ужасом смотрела на него. Он знал, он понимал, его устраивало. Какая я дура. Косте вовсе не так и нужны моя честность. Да, может, и моя любовь. Господи, до чего только может дойти человеческая лень и апатия. Жить с гуляющей женой, знать об этом и ничего, абсолютно ничего не менять. Ни разу не устроить скандала, не выгнать ее из дома, не уйти самому. Смотреть телевизор, строить семейные планы, навещать родителей. Спать вместе, в конце концов. Заниматься сексом, точно зная, что эту же самую женщину обнимают другие руки. Что кто-то другой, высокий и голубоглазый, целует эту грудь, проводит пальцем по позвоночнику, заставляя твою ЖЕНУ изгибаться в истоме. Знать, но не принимать во внимание. Чего такого? Мне же она тоже не отказывает. От меня не убудет. Такая, у него, что ли, логика? Я внезапно почувствовала, будто меня окунули в корыто с дерьмом. Я смотрела на Костю и не могла подавить в себе отвращения. Как он так может!
– Я тоже не хотела нечего обсуждать. Почти уже девять месяцев не хотела, – прошептала я.
– Зачем ты, в таком случае, выпустила джина? – немного устало спросил он. Если бы я сама это знала. Ответ: «чтобы не стало еще хуже» вряд ли его устроил бы.
– Потому что все зашло слишком далеко, – сбавив тон, пояснила я. – Я жду ребенка и не могу с точностью сказать, кто его отец. А ведь это очень важно, кто кому отец. Без этого никак. Мне говорят – делай тест, но это опасно для ребенка. Мне почти тридцать два года и это мой первенец. Если с ним что-то случится, потому что я решила проверить, чей он сын – я никогда не прощу этого себе. И тебе. Кроме того – это моя вина и я хочу и готова заплатить сполна. Прямо сейчас. Не откладывая на потом. Зачем мне копить этот снежный ком. С меня и так хватит.
