Елена Вернер - Три косточки тамаринда
– Что, скажешь, не так? Скажешь, не ты замуж по залету выскочила? Нагуляла где-то, Витьку-лопуха на себе женила, а потом – опля – и от ребенка избавилась. Ай молодца, Алка, так держать. Только я-то тебе чем не угодил, а? Чем не хорош?
– Да что ты несешь? Замолчи! Тебя ведь там и в помине не было! Откуда такая злоба? Что я тебе сделала?..
Виталик хитро сощурился:
– Правда глаза режет?
Алла выбежала за дверь.
Витя, возвращаясь с Риной и детьми, нашел ее на скамейке в дальней аллее. Пахло грибами и скошенной травой, и эти идиллические ароматы никак не вязались с ее зареванной физиономией.
– А почему тетя Аля плачет? – спросил один из мальчиков и протянул ей букетик красного клевера.
Но Рина позвала обоих сыновей и увела прочь.
Витя и сам был не прочь узнать, почему плачет жена. Она долго мотала головой и отказывалась говорить и даже сбрасывала его руку со своих плеч, противясь принять утешение.
– Ты знаешь, какую мерзость распускает про меня твоя сестра? – наконец решилась она. – Что говорит своему мужу обо мне? Знаешь или нет?
– Аллочка, ты о чем? Какая мерзость? – Витя растерялся.
– Знаешь или нет? Говори! Витя, если ты сейчас будешь юлить, я не представляю что сделаю…
– Нет. Я не знаю. Я даже приблизительно не понимаю, о чем речь! – воскликнул Витя.
Алла глубоко вздохнула. К ней будто вернулось затуманенное гневом зрение, только еще острее прежнего. Она увидела и кирпичную крошку, которой засыпана дорожка, и сочный рослый одуванчик, пробившийся сквозь нее, и содравшуюся краску на поручне скамейки. Она сковырнула синюю чешуйку ногтем. От порыва ветра с цветущей яблони-дички полетел белый снег.
– Витюш, поедем домой, пожалуйста…
Ни до, ни после случая с мужем Рины до Аллы не доходили подобные сплетни. Скорее всего, она оказалась права в своей догадке и всерьез злословила на ее счет только Рина, да и то лишь с мужем наедине. По крайней мере Капитолине Аркадьевне бы такое явно пришлось не по душе.
Время шло, и вскоре Алла, а точнее, ее внешность все-таки стала предметом непрекращающейся зависти и толков. Дело в том, что Алла Коврова не старела.
В каждом населенном пункте, районе да и просто в достаточно крупном человеческом сообществе непременно встречается подобная женщина. «Приятная во всех отношениях», если пользоваться словами классика. Алла стала именно такой. Достойная спутница своего мужа, не унижающая, не упрекающая его ни в чем и не вызывающая упреков сама, всегда гостеприимная, неброско накрашенная, приветливая. С прямой спиной и причесанными волосами – иногда казалось, что она и ночью так выглядит. Каблуки Алла снимала только на работе, переодеваясь в спортивную форму и сапоги.
Внешний вид стал ее религией, а спорт – образом жизни. Кроме верховой езды, которой она занималась в силу рода деятельности, Алла начала бегать по утрам, наматывая круги по стадиону. Эти минуты, когда можно ни о чем не думать, отдавшись ритму, пульсу, – были для нее так же дороги, как долгожданные многодневные походы, выдававшиеся всего несколько раз за быстротечное сибирское лето. Бегала она и в стужу, и в жару. А вот Витя плавание бросил и только изредка наведывался в бассейн размяться.
– Неужели ты настолько боишься располнеть? – сокрушалась Капитолина Аркадьевна, когда навещала их с Витей и встречала Аллу еще на подступах к дому, взмокшую, с красным лицом и затуманенными глазами. Заверениям невестки, что ей просто нравится бегать, она явно не верила. Их отношения уже никогда не вернулись к тому дружелюбию, каким могли похвастаться сразу после знакомства. И Алла не могла утверждать с крепкой уверенностью, могли ли и прежде – в действительности, а не в ее наивных представлениях.
Алла следила за питанием. Даже Витя, любивший соблазнять жену сладостями, до которых она была так охоча, сжалился над нею, и теперь рогалики, шоколадные эклеры и плюшки с ягодным повидлом возникали на расписной жостовской тарелке посреди стола только раз в неделю. Чего он не знал, так это всевозможных процедур, к которым прибегала жена ради сохранения молодости и красоты по утрам, когда он уходил на работу, а она только собиралась. Алла накладывала на лицо маски из водорослей и глины, пила желатин, заваривала чай из ромашки, терла кожу кофейным скрабом и оборачивала ноги целлофаном. Ей казалось, что все, что она может сделать для Вити, – стать образцовой женой и женщиной. Мед, ламинария, морская соль, отвар шиповника – чего только она не перепробовала. И результат не заставил себя ждать. Когда соседки и знакомые спрашивали ее, в чем секрет, она лучилась радостью и сообщала об отличной наследственности и долгих прогулках на свежем воздухе.
– У нее просто детей нет, вот и все секреты. Как родит – вот тут и посмотрим, – шушукались они, стоило ей отвернуться. – И Витька золото, а не мужик. Мой бы был такой, а обормоты вели б себя прилично, глядишь, и я бы раскрасавицей стала!
Виктор женой гордился. Ему было приятно, когда на новогоднем вечере в конструкторском бюро, куда он устроился после института, его Алла оказывалась в центре внимания. Общительная, изящная… Но новогодний вечер случался нечасто. Гораздо больше времени Ковровы проводили врозь. Алла до позднего вечера пропадала на конюшнях, преподавая верховую езду, убирая в стойлах, заменяя других тренеров. Витя, благодаря безупречному личному делу и нескольким благодарностям от начальства, попал на секретный проект, рассказывать о котором запрещалось.
– Как дела на работе? – этот вполне мирный вопрос жены всегда имел последствием его смущенный вздох:
– Ты же знаешь… Мне нельзя.
А посвящать ее в тонкости жизни внутри коллектива, как то обожают женщины, он просто не умел.
– Я не запоминаю, кто что сказал и что ответил, ты же знаешь… А у тебя как день прошел?
– Ты же знаешь, – парировала Алла. – «Смешались в кучу кони, люди…»
Она могла бы с восторгом рассказать, что кобыла Сирена родила жеребенка Арса и что Алла ассистировала ветеринару на родах, которые проходили с осложнением. И что вороной Икар едва не сломал ногу на прогулке. И что инструктор Ира Лыскова завела роман со студентом. И что в младшую группу привели мальчика с ДЦП. И что к деду Елисею привезли на каникулы внучку и они теперь неразлучны, а старик весь светится от радости, как стоваттная лампочка. И что позавчера над лесом стояла двойная радуга… Но почему-то закрывала рот и шла разогревать ужин.
Через несколько лет Витя скопил на «Жигули», а Алла завела пушистого алабая по кличке Ларс. Немилости соседей по коммуналке избежать удалось лишь потому, что Алла брала его с собой на работу. Вскоре Ларс вымахал в огромного зверя, и прозвище «дама с собачкой», которым наградил Аллу младший Колесников, приобрело еще более ироничный оттенок.
