Анна Яковлева - Птичка над моим окошком
– Отпуск – дело хорошее, – одобрил Сергей.
– Ну а я о чем? Мы тут, правда, пару раз небольшую пирушку устроили – наверное, Августе помешали. Я извинюсь, точно говорю.
Кофе вспенился. Мотя повернул газовую ручку и достал чашки.
– Да уж, – неопределенно буркнул Сергей.
– Ну, сам понимаешь, я семь месяцев девчонок не видел.
– Семь? – Брови на обветренном лице Сергея поползли вверх.
– Вот то-то и оно, – перешел на доверительный шепот Мотя, – семь – как с куста.
– Что это за работа такая?
– Старатель я.
– А-а, – протянул Сергей, – как это тебя угораздило, братишка?
– Может, чё покрепче? – намекнул Матвей.
– Не, я за рулем.
– Объясняю: в 2008-м остался без работы и подался к отцу – он у меня тоже старатель.
– А, так это у вас потомственное?
– Выходит, да. А ты чем деньги зарабатываешь?
– Дальнобойщик я.
– У-у, – отхлебнув кофе, кивнул Мотя, – а до этого?
– В армии служил – комиссовали.
– Жалеешь?
– Бывает.
– Слушай, Серега, а ты на самом деле чисто друг соседке или у тебя к ней серьезно?
– Чисто друг, – мрачно подтвердил Сергей – он не отличался разговорчивостью.
Через полчаса между гостем и хозяином возникла настоящая мужская дружба.
– Ладно, – спохватился Серега, когда кофе был выпит, политическая и экономическая ситуация в стране предана тотальной критике, а особенности рыболовства в данной местности подвергнуты тщательному анализу, – мне пора. Я сегодня в рейс.
– Давай, – Мотя проводил гостя к порогу, – гладкой тебе дороги.
– Ты это, – по-отечески посоветовал Сергей, – звукоизоляцию сделай и кувыркайся в свое удовольствие.
– А что, это мысль, – оценил совет Мотя. – А вообще – завязывай с тайгой. Город есть город – здесь полно работы. Каждый день кто-то увольняется, кто-то умирает.
– Я об этом как-то не подумал, – серьезно кивнул Матвей, – стоит попробовать, как думаешь?
– Давно пора, – Сергей протянул широкую шершавую ладонь. – Ты прости, если что.
– Да я-то тебя за что? Это ты меня прости, – рассыпался в извинениях Матвей, – это я тупо ни о чем не думал, кроме одного… Сам понимаешь… Семь месяцев…
– А то. Что ж тут не понять.
– Ну, отлично.
– Оттянись, пока молодой.
– Стараюсь.
– Бывай.
– И ты бывай.
Кореша простились, довольные собой и друг другом.
… Гроза ушла почти сразу, но дождь закончился только после обеда.
Мотя успел за это время в энный раз посмотреть «Бесшабашное ограбление» и «Отступники», подремать и доесть рыбный пирог.
Когда вечернее неяркое солнце окунулось в лужи и оживились воробьи, затворничество внезапно показалось Моте нестерпимым, и он отправился на разведку к гаражам.
Узкая тропа вдоль бетонного забора, за которым тянулись гаражные боксы, еще не просохла, джинсы и ноги в сланцах моментально вымокли, между пальцами набился песок, и Мотя уже жалел, что не отложил поход на завтра.
С каждым метром желание свернуть вылазку и вернуться домой крепло, но то, что увидел Матвей в следующую минуту, заставило его забыть о вымокших джинсах и о песке в сланцах, обо всех своих мелких и крупных неприятностях.
Забор делал небольшой зигзаг, и в образовавшемся кармане какой-то шкаф пинал корчившегося в траве мальчишку.
В торчащих на затылке темно-русых волосенках, в оранжевой футболке и сереньких шортах выше колен было что-то волнующе знакомое. В памяти выплыл неясный образ: в точности на таких шортах накануне вечером лежала нижняя дека гитары. Данька.
Ну и детки, вскользь подумал Матвей, оценивая противника – по контрасту со щуплым Данькой тот казался мощным.
– Эй! – Мотя в два прыжка оказался рядом и толкнул шкафа в спину.
Шкаф перестал наконец пинать жертву, обернулся, и Мотя присвистнул от удивления: это оказался взрослый мужик, около сорока.
– Ты чё делаешь, мудак, – пробормотал опешивший Мотя и получил молниеносный удар в скулу, от которого потемнело в глазах.
Матвей вписался в бетонный забор – только поэтому удержался на ногах. В ушах стоял колокольный звон, и Мотя почти не соображал, подбирая подвернувшийся кусок арматуры.
– Отойди от пацана, – прохрипел он.
– Ты вообще кто? – срывающимся голосом спросил шкаф – от приложенных усилий он слегка задыхался.
– Отойди от пацана. – Колокольный звон в ушах стих, Мотя уже контролировал ситуацию, и в голосе проклюнулись властные нотки.
Шкаф оценил решительный настрой противника и выпустил еле державшегося на ногах Даньку.
– Это твой щенок? – спросил он и сплюнул через губу.
– Мой. Дань, отойди в сторону.
Но вместо того чтобы выполнить просьбу Матвея, Данька с всхлипом опустился на колени и уткнулся в них носом.
– Мужик, у тебя серьезные неприятности. – Арматура придавала Моте сходство с памятником революционному пролетариату.
– Это мы еще посмотрим, у кого неприятности, – снова сплюнул мужик, – он мою дочку изуродовал, так что еще легко отделался, паскуда.
Шкаф повернулся к Моте спиной и покинул площадку.
– Встретимся в суде. – Мотя отбросил кусок металла и с некоторой опаской присел над Данькой: первую помощь пострадавшим он оказывать не умел.
Данька повернул зареванное лицо с кровоподтеком на скуле.
– Раны украшают мужчин, – попытался пошутить Матвей, но рот у пацана пополз в разные стороны, плечи затряслись в беззвучном рыдании, грязные кулаки размазывали по лицу слезы и сопли.
– Что? Больно? – захлопотал Мотя.
Рыдания сменились стоном, Данька обнял себя под ребрами.
– Больно, – выдохнул он.
– Встать можешь? – Матвей осторожно просунул руки парню под мышки.
Не переставая вздрагивать от рыданий, Данька кивнул.
– Тебя понести или сам? – Незнакомое, острое чувство сострадания удивило самого Матвея.
– Сам, – сквозь рыдания протолкнул Даниил, и они заковыляли к дому.
– Ты знаешь, кто это? – продолжал допрос Матвей.
– Знаю. Это одноклассницы Светки Маслаковой пахан.
– Козел, – процедил сквозь зубы Мотя. – За что он тебя так?
– Я попал камешком Светке в щеку и нечаянно рассек. Я правда не хотел, – в отчаянии проскулил Данька – ребра болели, ему было больно говорить.
– Я верю тебе, верю.
Забор кончился, тропинка уперлась в тротуарную дорожку. Мотя покосился на зеленого юнца:
– Кто-то позвал тебя за гаражи?
– Да, – кивнул несчастный парень.
– Ты пришел, а здесь папаша.
– Да. – Губы у Даньки задрожали, он снова захлюпал носом.
– Знаешь, где они живут?
– Знаю.
– Покажешь?
– А что ты ему сделаешь?
Матвей понятия не имел, что предпримет, но твердо знал: оставить все как есть он не сможет.
