Наталия Терентьева - Бедный Бобик
– Ох, как только меня не звали студенты! – усмехнулся Эммануил. – И Кантом, хотя великий философ был Иммануилом, и котом Эммаусом… Нет, просто моя матушка была немка, причем австрийская немка, и старалась дома во всем, в чем можно, поддерживать древний германский дух. У меня был дедушка, человек простой и веселый, он играл на всех инструментах подряд и продавал колбасу в маленьком австрийском городке Линц. Дед всегда говорил: вот будет у меня сын, станет великим музыкантом… Но у него родились шесть дочерей и ни одного сына. Девочки немного пели, но все быстро вышли замуж и музыкой серьезно заниматься не стали. Тогда дедушка начал мечтать: вот родится у меня самый красивый, высокий внук, с большим носом, большими голубыми глазами и большими руками музыканта. Он и будет знаменитым композитором. А у его девочек тоже стали рождаться девочки, или тщедушные, ленивые мальчишки, совершенно без музыкального слуха. А самым последним родился я. Тоже маленький, но с большими голубыми глазами и большим уродливым носом…
– Но вы вовсе не так уродливы, как… – Алена смутилась и замолчала.
– Как кажется, да? – засмеялся тот, и Алена с облегчением засмеялась вместе с ним.
– Так что к великому мыслителю мое имя отношения не имеет. Увы. Я…
Они уже подошли к ограде церкви. Эммануил хотел еще что-то сказать, но, увидев, что Алена достала мобильный телефон, замолчал. Алена собиралась, как обычно, отключить телефон перед работой. И увидела, что ей пришло сообщение. Почему каждый раз, когда кто-то звонит или на дисплее телефона появляется маленький конвертик, в первую секунду ей кажется, что это он, Денис? В письме было только одно слово, написанное латинскими буквами, «suchka». Алена даже не сразу поняла, что€ она прочитала. А когда осознала, посмотрела, кто послал это сообщение. Телефон определился, и она по нему позвонила. Эммануил деликатно сделал шаг в сторону.
– Химчистка! – раздраженно прокричали в трубке.
Алена попробовала позвонить еще раз, и уже другой голос, молодой и напряженно милый, сказал:
– Сеть прачечных и химчисток «Чистюля». Ирина слушает.
Алена была уверена, что в прачечной «Чистюля» у нее уж точно врагов нет. Знать бы, где они есть… Алена взглянула на спутника, спокойно стоящего возле недавно подкрашенной черной ограды. На фоне красивого кованого узора Эммануил и вправду казался сказочным персонажем.
В это время телефон снова пиликнул. Новое сообщение. На этот раз номер не определился. Алена взглянула на текст. «Боишься?» – было написано по-русски. Алена кивнула, как будто отправитель странных записок мог ее сейчас видеть. Хотя кто знает…
Она подошла к Эммануилу, чтобы попрощаться. Он поднял на ее глаза.
– Милая моя девочка, вы, конечно, еще ничего не решили… Прошу вас, только не спешите с ответом…
– Хорошо. Не буду. Только я… Я, кажется, согласна…
– Милая моя! – Он замер, не веря своим ушам. И через секунду продолжил, негромко и торжественно: – «Мне это кажется, иль вам, Какая к черту соразмерность, Я все отдам, я все раздам в обмен на нежность и на верность!..» Моя королева! Вы божественны! Вы… Позвольте вашу руку!
Алена протянула ему руку, он взял и вторую, уважительно поцеловал обе, сразу отпустив их. Девушка подумала, не попросить ли Эммануила подождать до конца службы, но не стала. И так все это было неловко и неожиданно. То, что она ему сейчас сказала… Алена шутливо помахала своему спутнику рукой и, стараясь не споткнуться на дорожке, выложенной крупными неровными плитками, вздыбившимися после зимы, поспешила прочь.
В церкви шла обычная подготовка к службе. Кто-то из певчих уже раскладывал ноты. Негромко переговаривались за стойкой женщины, продающие свечки и церковную утварь.
Алена положила на место свои ноты и подошла к окну. Она увидела, что Эммануил еще не ушел, а стоит у ограды и читает расписание служб. Ушастый маленький Эммануил, известный композитор. Автор нескольких опер, музыки к фильмам и к мультфильмам, которые она смотрела в раннем детстве. Исполнитель старинной музыки на лютне и французской волынке… Алена скрестила кисти рук и положила на них голову, все так же глядя на него. В голове у нее застряла последняя фраза Эммануила, которую он в восторге продекламировал: «В обмен на нежность и на верность…» Алена бы не удивилась, узнав, что он сочинил это сам.
– Как ты себя чувствуешь, дочь моя? – спросил отец Григорий, проходя мимо.
– Обманщицей, – тихо произнесла Алена и чуть громче добавила: – Доброе утро, отец Григорий.
Священник приостановился около нее.
– И ты здравствуй, дочь моя. Как здоровье твое, не расслышал?
– Хорошо, – постаралась улыбнуться Алена.
– Слава Богу. Видел, кто-то все провожает тебя. Родственник твой, видно?
– Еще нет, – ответила Алена и, чуть помолчав, добавила: – Жених.
Отец Григорий быстро, но очень внимательно взглянул на нее.
– Вот и ладно. – Он несколько секунд ничего не говорил, вместе с Аленой глядя в окно. Потом спросил: – Любишь его, дочь моя?
Алена обернулась к нему.
– Вы жестоки, батюшка.
Отец Григорий, как будто не слыша, кивнул, глядя на ковыляющего прочь Эммануила.
– У него доброе лицо.
– И уши, – мягко добавила Алена.
Секунду они смотрели в глаза друг другу, священник – чуть улыбаясь. Алена почувствовала, что в глубине души у нее поднимается какой-то очень нехороший вопрос. И остановила себя.
– Бог в помощь. – Отец Григорий, легко перекрестив Алену, быстро ушел.
Выйдя после службы, Алена заметила невысокую фигурку композитора все там же, за оградой. Она несколько растерялась. Чужие чувства, на которые не можешь ответить…
– Вы не ушли домой?
– Я забыл спросить вас, что вам сегодня снилось, вот и решил дождаться.
Алена взглянула в его улыбающиеся глаза и подумала: сколько же ему лет на самом деле, вряд ли пятьдесят девять, как он сказал. Мужчины в случае необходимости тоже пытаются скрыть свой возраст. Хотя бы годочков на пять-семь, да все поменьше. А интересно, какой он был в двадцать, в тридцать, даже в сорок? Наверно, очень некрасивый. Она вздохнула и отвернулась.
– Вас снилось что-то плохое?
– Н-нет… Я не помню. У меня вчера был трудный день.
– А вы во сне летаете, девочка?
Алена удивленно посмотрела на Эммануила.
– Ну да… Бывает… Теперь не часто. Но, как правило, чтобы убежать от кого-то, вырваться на свободу…
– И потом долго летите?
– Наверно, да. А что?
– А вам никогда не приходило в голову, почему, когда летаешь во сне, никогда не бьет в лицо встречный ветер? Ведь даже на велосипеде, если быстро ехать, – ветер в лицо. А когда летишь – нет.
Девушка внимательнее взглянула на композитора: