Вирджиния Эндрюс - Ангел тьмы
Из тяжелого забытья меня вывел голос Троя.
— Проснись, Хевен, и глотни бренди! — произнес он.
Даже не раскрывая глаз, я покорно позволила ему влить себе в рот немного жгучей тепловатой жидкости, проглотив которую я тотчас же закашлялась и распрямилась в кресле, напуганная незнакомым мне резким вкусом крепкого напитка.
— На первый раз достаточно, — с улыбкой убрал бокал Трой. — Может быть, мне следовало бы угостить тебя шотландским виски? — спросил он. — У вас, как мне помнится, его еще называют «горной росой», не так ли?
— Я в рот никогда не брала ни капли «горной росы», — прохрипела я. — И не испытываю ни малейшего желания попробовать эту гадость.
У меня перед глазами всплыло перекошенное звериной злобой лицо пьяного папаши, одуревшего от самогона. Когда-нибудь и я стану такой же грубой и безжалостной, подумала я, и непременно отомщу ему сполна за все его издевательства.
— Сиди здесь и отдыхай, — сказал мне Трой. — Я сам приготовлю сандвичи. Мы поедим, и ты расскажешь мне, почему примчалась сюда со слезами на глазах.
Он ловко нарезал хлеб, сделал бутерброды и красиво разложил их на подносах рядом с чашками чая. Один поднос он осторожно поставил мне на колени, а другой — на ковер, и уселся перед камином, скрестив ноги по-турецки. Мы стали молча есть, и время от времени Трой поглядывал на меня, следя за тем, чтобы я не уснула с куском во рту.
Окна затянуло инеем, свист и вой ветра заглушал музыку, но я чувствовала себя хорошо и спокойно в этом уютном коттедже, не то что в нашей лачуге в Уиллисе, где сквозь щели просвечивало звездное небо, а весь домик скрипел и стонал под напором зимних ледяных ветров.
Задумавшись, я и не заметила, как проглотила все бутерброды и выпила большую чашку чая.
— Хочешь еще? — улыбнувшись, спросил меня Трой.
— Нет, спасибо, сыта, — ответила я, откидываясь на спинку кресла. — Вот уж никогда не думала, что можно наесться одними бутербродами, пока не отведала твоих!
— А как же десерт? Может быть, съешь кусочек домашнего пирога с шоколадным кремом?
— Ты сам его испек? — удивилась я.
— Нет, пироги я печь не умею, — покачал головой Трой. — Но мой друг Рай Виски всегда посылает мне огромный кусок, когда печет что-нибудь вкусное. Нам вполне хватит на двоих.
Но я так наелась, что отказалась от этого лакомства, и Трою пришлось одному умять солидный кусище. Как я уже заметила, он никогда не предлагал ничего дважды: как говорится, не хочешь — не бери, только потом не жалей.
— Мне так неловко, что я ворвалась к тебе, — призналась я, борясь с дремотой. — Тони, наверное, уже в ярости, мне давно пора было вернуться.
— В такую пургу ты могла и задержаться, — возразил Трой. — Скорее всего, он решит, что ты пережидаешь непогоду где-нибудь в холле отеля. Позвони от меня и успокой его.
Я подняла телефонную трубку, но гудка не услышала: видимо, где-то была повреждена линия.
— Не волнуйся, Хевен, — сказал Трой. — Мой брат все поймет. Ты не хочешь рассказать мне, что с тобой приключилось?
Признаться, мне совершенно не хотелось рассказывать ему о разрыве с Логаном, это было слишком мучительно для меня. Однако, вопреки желанию утаить от Троя свою душевную боль, я разболтала всю историю от начала и до конца, ничего не скрывая.
— Но больше всего меня бесит то, что его явно раздражают все мои достижения и успехи, — воскликнула я с возмущением. — Он предпочел бы, как мне кажется, чтобы я так и оставалась всю жизнь жалкой нищенкой.
Трой молча встал, отнес подносы с посудой на мойку, вернулся и снова удобно устроился на ковре, вытянув ноги и закинув руки за голову.
— Мне думается, что Логан скоро пожалеет о том, что наговорил в сердцах тебе сегодня. Ты с ним непременно встретишься снова. Ведь вы оба еще так молоды!
— Знать его больше не желаю! — едва не поперхнулась я от злости, с трудом сдерживая слезы. — С ним у меня раз и навсегда все кончено!
На алых губах Троя заиграла легкая усмешка.
— Я рад, что ты решила переждать пургу в моей компании, — пряча лицо в тени, сказал он, меняя тему разговора. — Обещаю не рассказывать ничего Тони.
— Но почему твой брат запрещает мне приходить к тебе? — уже не в первый раз спросила его я.
По лицу Троя пробежала тень. Он нахмурился.
— Знаешь, когда я впервые увидел тебя, Хевен, — задумчиво произнес он, — я решил, что мне лучше не вмешиваться в твою жизнь. Но после всего того, что узнал о тебе, я почувствовал, что просто обязан тебе помочь. По ночам мне иногда снятся твои глаза. Откуда у шестнадцатилетней девочки такая глубина во взгляде, не могу понять!
— Но мне не шестнадцать! — срывающимся от обиды хриплым голосом воскликнула я. — Мне уже семнадцать! Только умоляю тебя, не говори об этом Тони и Джиллиан, — добавила я и тотчас же пожалела об этом: как-никак, Трой должен был быть больше предан родному старшему брату, а не мне.
— Зачем нужно было врать из-за такого пустяка, как год разницы в возрасте? — удивился Трой. — Шестнадцать, семнадцать — да не все ли равно?
— Двадцать второго февраля мне исполнится восемнадцать! — возразила ему я. — У нас в горах девушки в этом возрасте уже замужем и имеют детей!
Трой прищурился и внимательно взглянул на меня.
— Как я рад, что ты больше не живешь в горах! — воскликнул он. — Но любопытно узнать, зачем ты обманула Тони?
— Я и сама не знаю, — пожала я плечами. — Мне хотелось скрыть от него, что моя мама вышла за моего отца, даже толком не зная этого человека. Они провели вместе всего несколько часов, и он сделал ей предложение, а она согласилась. Бабушка говорила, что у них любовь с первого взгляда. Но признаться, я до сих пор не понимаю, как моя мама, выросшая в богатой и уважаемой всеми семье, могла влюбиться в моего папашу.
Глаза Троя потемнели, и у меня по спине пробежал озноб.
Старинные каминные часы пробили восемь, а пурга все еще не стихала. Из маленькой дверцы в корпусе часов, которую я сперва и не разглядела, стали появляться забавные фигурки.
— Какие замечательные часики! — в восторге воскликнула я.
— Я коллекционирую старинные часы, — пробормотал Трой, поворачиваясь на бок и разглядывая меня с нарастающим интересом. — Когда имеешь в своем распоряжении столько денег, то даже не знаешь, что с ними делать… Мне стыдно подумать, мы, Таттертоны, столь неприлично богаты, в то время как бедные люди в том же Уиллисе нуждаются в самом необходимом… Как ни удивительно, раньше я никогда не задумывался о существовании бедняков: я жил в замкнутом мире равных себе людей и думал, что у всех есть то же, что и у меня.