Измена с молодой. Ты все испортил! (СИ) - Шевцова Каролина

Официант наполняет мой бокал белым сухим, которое я всю жизнь предпочитаю всем остальным винам.

Фотограф щелкает рядом фотоаппаратом. Его задача — запечатлеть счастливые моменты, чем он самозабвенно и занимается. Я позирую, зная, как важны будут эти фотографии для моей свекрови. Но эти кадры уже не окажутся в одном из многочисленных фотоальбомов, которые я прилежно собирала все эти годы.

Сидя лицом к залу, рассматриваю происходящее.

За каждым столом царит оживление. Смех, улыбки, настроение.

Музыканты на сцене поют любимые песни родителей мужа.

Ведущий-тамада в перерывах между композициями произносит один тост за другим. Затем раздается звон бокалов.

И так по кругу.

Кто-то танцует в центре зала. Приглашенных на праздник детей занимают аниматоры.

Отмечаю, что Нора замечательно всё организовала и без меня. И озвучиваю ей.

— Но мне все равно тебя не хватало, — говорит она с грустью в голосе.

Она вообще не похожа сейчас на себя. Не набирает полную тарелку еды. Не сетует, что сорвалась снова с диеты. Не шутит так, как только она умеет — остро, тонко, изысканно. Смотрю на эту поникшую, осунувшуюся девушку в светло-голубом платье и выпрямленными утюжком от природы кудрявыми волосами, которую я долгие годы считала самой близкой подругой — и сердце щемит. И тут же приходит осознание, что для меня ничего не поменялось. Я простила её. И всё так же люблю мою Нору.

— Мне тебя тоже не хватает, — признаюсь, как на духу.

Её губы сжимаются в тонкую линию и начинают подрагивать. Глаза наполняются слезами. Она тут же подносит к ним салфетку.

— Два часа стрелки рисовала, — хнычет сквозь стиснутые зубы, а уголки губ ползут вверх.

— Ты красавица, милая. — ласково провожу по её щеке тыльной стороной пальцев. Она обхватывает их ладонью.

— Прости меня, Ксю, — шепчет тихо.

— Простила, — отвечаю тоже шепотом, — давно.

— Значит?.. — В её глазах на секунду снова загорается надежда и тут же гаснет, когда я качаю головой.

Не произношу вслух…

— Джана, попробуй, очень вкусно. — Голос Карена звучит, как из другой реальности. Он подносит к моему рту вилку с кусочком рыбы. Сдвигаю брови в недоумении. Он пытается улыбнуться, глазами указывая на нетронутое блюдо в моей тарелке. — Остывает.

Забираю у него прибор.

— Я сама, спасибо.

Да, Карен…

Дальше я сама…

В центре зала выступает приглашенная группа танцоров кинто. Свекор с папой и Вася откладывают свои приборы и с удовольствием смотрят жизнерадостный танец. Мамы о чем-то шепчутся, не обращая внимания на это действо. К столу подходит официант. Замечаю, как Карен что-то ему говорит на ухо и сует в руку купюру. Тот послушно кивает и удаляется.

Когда артисты, заканчивают выступление традиционным шпагатом, наклонившись при этом за стоящим на полу бокалом красного вина и, не дотронувшись руками, умудряются выпить его, зал взрывается аплодисментами.

Певцы, наблюдавшие за всем за дальним столиком для персонала, снова возвращаются на сцену.

Раздаются первые ноты новой композиции.

Я узнаю её сразу.

Смотрю на Нору, и она пожимает плечами. Смотрю в мамины глаза, застывшие в немой, зыбкой неподвижности. Она сидит, прикрыв рот ладонью и покачивается в такт легкой мелодии. Она её тоже узнала.

— Потанцуй со мной, пожалуйста, — поворачивается ко мне Карен и протягивает руку.

— Не надо, Карен, — произношу одними губами.

— Пожалуйста, — повторяет он.

Понимаю, что это не совпадение, не случайная песня — он передал просьбу исполнить её через официанта.

Он знал, что значит для меня эта песня. Его серенада. Он мне в любви признавался под неё. Включил под окнами моего дома и не ушел, пока я окончательно не призналась ему и самой себе, что тоже люблю…

Не знаю, почему я соглашаюсь?

Возможно, я прониклась символизмом происходящего и хочу закончить последним танцем нашу так красиво начавшуюся и так банально окончившуюся историю?..

Я принимаю его ладонь. Опираясь на нее, поднимаюсь на ноги, и он ведет меня в центр танцпола.

Он обвивает руку вокруг талии. Осторожно. Аккуратно притягивает к себе, оставив небольшое расстояние, заметное только нам двоим. В его движениях нет сейчас былой уверенности. Я больше не его. Он потерял меня, но осознает ли до конца? Для него это тоже прощальный танец? Лебединая песня?..

Певец произносит первую строчку, и мои плечи опускаются. Карен считывает мое состояние и чуть усиливает объятье.

«Я буду всегда с тобой…» — поет он мне одними губами, в унисон с исполнителем.

«Чтобы тебя обнять и утопить в любви!»

Призрачная сила, которая позволяла мне всё это время держаться ровно и спокойно, постепенно тает с каждой строчкой песни. Горечь нашей общей потери тугим комом застревает в горле. Стискиваю челюсти, чтобы не разрыдаться перед всеми.

Перед ним.

«Не прощу тебе, Карен! Не прощу, что всё испортил…» — кричу в душе, прожигая его поплывшим от слез взглядом.

«Словно в тебе мое сердце»

Он медленно, нежно и плавно водит меня в танце. Проводит рукой по спине вверх, к волосам, мягко притягивает к себе, я зарываюсь в его плечо и даю волю слезам.

Дурочка…

А я думала, что всё уже выплакала.

«Я для тебя найду крылья…»

Песня в моей голове звучит его голосом. Его молитвой. Последним криком. В этот миг я остро чувствую его страх.

У меня, как мне казалось, всё отболело, притупилось.

Он же будто только сейчас полностью осознал реальность, в которую нас окунул.

Ему страшно.

Боже, как же ему страшно!

'Даже где нет тебя,

Буду всегда с тобой…'

Не хочу представлять, что он будет чувствовать, получив уведомление о разводе.

«Как это всё сказать смею я…»

Последние ноты растворяются в полумраке зала. Я отстраняюсь от мужа и понимаю, что мы с ним только вдвоем стоим в центре. Он не убирает руку. Со всех сторон а нас направлены десятки пар глаз.

Кто-то пытается робко похлопать, но тут же замолкает.

— Пап, мам, как вы красиво танцуете! — подбегает к нам Вика и обнимает своими тоненькими ручками наши ноги.

Я наклоняюсь к дочери, обнимаю её. Беру её на руки. Карен гладит ребенка по спинке и задерживает руку на моей.

Не хочу смотреть на него. Я боюсь!

Боюсь, что снова сдамся.

Что снова поверю.

Что мне снова будет больно…

Вика, устав от долгих объятий, убегает снова в детскую компанию. Мы с Кареном вдвоем возвращаемся к нашему столу.

Мама прячет от меня заплаканные глаза.

Папа сидит, нахмурившись.

— Ну, ребята, — восхищенно качает головой Вася, — вы звезды! Очень проникновенно! Всех до слез довели!

Я молча опускаюсь на свое место. Карен наклоняется ко мне и шепчет на ухо:

— Джана, я пойду договорюсь о поздравительной речи и вернусь.

Киваю.

Речь… Ну, конечно.

Я забыла о ней. Не подготовила заранее, как раньше. Пока я в уме пытаюсь собрать дежурные фразы в поздравление, Грабовский неожиданно выдает, обращаясь ко мне:

— Ксюнь, куда это наш Барышников ушел?

Почему-то его слова неприятно кольнули. Что-то было в его голосе отталкивающее.

— Вася, а ты слишком бодрый для человека, который пил всю ночь в караоке.

— В каком это… — Он сначала сосредоточенно хмурится, на миг застывает, полоснув меня острым взглядом, а потом договаривает. — Ааа, караоке. Да… Да-да. Ну, я и не особо пил-то, если честно…

Смотрю на него внимательно и не могу понять, почему он так странно себя ведет?

Но тут возвращается Карен, сразу хватает меня за руку и ведет к сцене. Всё происходит быстро и суетливо. Ведущий объявляет, что сын с невесткой хотят произнести особые слова для именинника.

Нам на одежду цепляют маленькие микрофоны-петлички. Сначала Карену на лацкан пиджака, а потом и мне — на импровизированный завиток-розочку по краю корсажа.