Измена. Ты нас предал (СИ) - Сокол Романа

— Вероника Чайкова? Здравствуйте. Меня зовут Михаил Ковалев, я директор медиа-группы «Хит продакшн». Соболезную Вам.

— Еще рано соболезновать. Артем жив, — резко ответила, сжав кулаки от злости.

— Все паблики трубят, что шансов выжить почти нет. Вероника, я к вам с предложением. Подписать с нами контракт на съемку документального фильма «Артем Коршунов» в память вашего мужа. Сумму готовы обсуждать. Извините, что заблаговременно, но вы ведь сами крутитесь в шоу-бизнесе и знаете, что как только Артем почит, вас засыпят такого рода предложениями. Поэтому лучше мы будем первые и с вами сразу договоримся о встрече?

— В вас есть хоть что-то Святое?

— Не понял?

— Идите к черту. Так понятно? — я нажала на отбой.

Испортили все настроение, гады. Ведь держалась, надеялась.

Ни о чем не могла думать, кроме как о Артеме.

— Ну как ты тут? — услышала голос Димы, входящего в коридор в белом халате и бахилах. — Есть новости?

— Нет. Четыре часа идет операция. Никто не выходит, ничего не говорят. Может там все очень плохо?

— Если там было бы все плохо, то нам бы уже сообщили, — Данилов сел на кресло у стены, окинул взглядом пустой коридор, и моих двух телохранителей у палаты. — А раз молчат, значит живой. Садись, тебе о ребенке надо думать еще. Мои церберы тебе поесть приносили?

— Да. Очень вкусно. Спасибо за твою заботу, — я присела рядом с Димой, вспоминая ресторанную паэлью и тапасы, которые мне привез один из охраны Димы.

Порции были огромные, но я сьела все подчистую. Аппетит меня сейчас не подводил, я стала кушать больше, чем обычно. Это и не удивительно, с малюткой под сердцем. Погладила еще плоский живот и улыбнулась.

— Вы смогли найти сына Артема и его маму?

Он почему-то усмехнулся.

— Ты и о них будешь волноваться?

— Конечно, они люди, в первую очередь. Мои отношения с Артемом, с жизнью и здоровьем других людей, не связаны. Я переживаю, что с ними.

— С ними все хорошо, — почти пропел каждое слово отдельно. Но мне больше и не нужно было знать.

— Мне тут птичка на крыле принесла, что операция твоего мужа закончена и скоро к нам выйдет хирург.

Его лицо отражало полную стабильность. Как он это умеет, ума не приложу. Но, кажется, любая проблема для него просто легкая задачка. Его слова обнадежили меня. Уверенность Дмитрия передалась и мне. С Артемом все в порядке. Я теперь знаю. И словно камень с плеч.

— А больше твоя птичка тебе ничего не принесла?

Он вскинул одну бровь.

— Например, что?

— Как прошла операция, например? Сможет ли Артем дальше также полноценно жить?

Он замолчал, его лицо исказила тревога. Опустил глаза и снова поднял на меня, проведя большим пальцем по своему подбородку.

— Знаешь. Я бы многое отдал, чтобы обо мне также волновались. Не смотря на мои косяки и ошибки. Беременная и любящая жена. Артем просто долбанный счастливчик.

И глаза, полные боли и тоски. Он до сих пор ее вспоминает, думает о ней. Сердце сжалось. Он помогает всем своим друзьям, выручает, там где все невыносимо безнадежно. Но сам остается одиноким и несчастным человеком. Полюбил не ту и не может ее забыть. Если бы я могла ему помочь, хоть чем-то.

Я потянулась к нему и без страха сделала то, на что раньше не решилась бы. Аккуратно обняла и прижалась лицом к его сильному плечу. Чувствовала как его мышцы напряжены. Он не двигался. Но я больше ничего ему не могла дать.

Просто душевный порыв. Просто, желание облегчить его боль. Его сердце настолько изранено, что он словно дикий зверек, забывший о душевной теплоте. Мы сидели так молча, каждый думал о своей поломанной жизни.

— Вы жена Коршунова Артема Игоревича? — услышала я мужской голос, подняла глаза и увидела доктора в голубой форме. Мы тут же поднялись с кресел и подошли ближе.

— Да, как он, доктор?

— Пациент поступил с огнестрельным ранением и открытым пневмотораксом, с высокой вероятностью летального исхода. Погранично низкое артериальное давление, большая потеря крови, низкая свертываемость. Необходимо было срочное хирургическое вмешательство. Выполнялась пункция плевральной полости, аспирация воздуха из полости. Операция сложная, но прошла успешно. Ваш супруг родился в рубашке.

— Благодарю Вас, — тяжело выдохнув ответила, пока доктор говорил, я не дышала и только заметила руку Димы на своем плече, в знак поддержки. — Я могу его увидеть?

— Течение послеоперационного периода у хирургического больного после обширной операции всегда непредсказуемо, ситуация может меняться за минуты, а иногда и за секунды. Состояние его на данный момент, оценивается, как тяжелое. Есть риск появления осложнений. В течение суток он будет находится под наблюдением, в реанимации. Лечащий врач реанимационной палаты даст вам информацию о состоянии вашего мужа.

— Спасибо Вам огромное. Спасибо, что спасли ему жизнь.

— Здоровья вам.

— Подожди меня в палате, я переговорю с врачом, — попросил Дима и отошел к хирургом в сторону. Заметила как он достал пачку денег и передал доктору и они о чем-то говорили.

На душе полная безмятежность. Все позади. Погладила животик.

— Твой папа будет жить, маленький, — улыбалась сквозь слезы. Ведь услышала то, что так хотела услышать. Молилась об этом бесконечные четыре часа. Но почему так скверно на душе…хоть волком вой. Все, хватит, я сильная. Я его забуду. Обещаю самой себе. А он пусть живет со своей…семьей. Как так получилось, что я оказалась за бортом и перестала быть его семьей…не знаю. Я упустила этот момент. И потеряла мужа.

Быть может, я что-то не заметила, не увидела в поведении мужа…быть может, здесь есть моя вина? Но судорожно проматывая в памяти нашу с ним жизнь, длиною в три года, не могу найти свою вину. Видимо, это просто злой рок судьбы, который решил оставить меня без работы, без мужа…но с моей крошечкой.

Я поменяла билеты на день позже. Один день. Он нужен не ему, он нужен мне.

Один день. И мы расстанемся навсегда.

* * *

Сегодня спала очень крепко и сладко. На нашей супружеской постели. В нашей арендованной квартире.

Последнее время, сон был тревожный и прерывистый. Сейчас, я будто все отпустила и сосредоточила все силы на малыше.

Но из сладкого забвения меня вырвала настойчивая трель телефона, лежащего на подушке Артема.

— Ника! Ты читала новости⁈ — оглушила криком Рита в трубке, я потерла глаза.

— Какие новости, Марго? Я их никогда не читала.

Быстро глянула на часы. Почти полдень. Вот это я поспала. Вдоволь.

— Нориан застрелился!

Я резко села на кровати и открыла глаза. А-фи-геть. Я ожидала многого, но точно не такого поворота. Была уверена, этот гад переживет многих. Меня точно.

— Как? Он мертв?

— Мертвее мертвых. Сегодня ночью застрелился в своем доме, оставил записку. Жена в ауте. Плачет. Не дает никаких комментариев, — тараторила на эмоциях подруга. — Вероника! Открывай шампусик! Конец всем твоим бедам! Мерзавец пал! Наши победили!

— Рита, я перезвоню тебе, ладно? Я пока поверить не могу.

Хочеться верить, но верится с трудом. Такого, просто, быть не может.

— Верь, дорогая моя! Его больше нет! Набери, как сможешь!

Рита отключилась. А я нащупала пульт на прикроватном столике и включила первый новостной канал.

Внизу экрана желтой полосой бежала строка о горячих событиях.

«Сегодня ночью депутат Герман Нориан был найден мертвым в собственном доме в Подмосковье. Мужчина скончался от огнестрельного ранения в голову. В кабинете Германа найдена прощальная записка. Предварительная версия его смерти — самоубийство.»

В голове не укладывалось. Он застрелился. Сам? Замучила совесть? Очень сомневаюсь. Слишком любил себя…ради своих хотелок, по головам людей шел. Ломал жизни, судьбы. Играючи.

Погладила свой животик. Боюсь признаться, но от этой новости стало легче дышать. Мне и моему малышу больше ничто не угрожает.

Собрала свои вещи, они уместились в один небольшой чемодан. Посмотрела на картину, которую рисовала сама. Вспомнила, с каким вдохновением наносила мазки краски.