Простить и поверить (СИ) - Эн Вера
– Вот когда он снова станет таким, тогда мы ему все и расскажем, – улыбнулся, не дослушав ее, Кирилл и, махнув рукой, скрылся за поворотом.
А Лене оставалось только подтверждать свое звание хитрюги.
– Радик и Артем, – назвала она двух из трех механиков «Автовлада», исключив Михаила, которому после смерти жены было явно не до мошеннических схем. – Надо поговорить с ними об этих деталях, выяснить, не заметили ли они что-нибудь подозрительного при установке…
– Клеймо «Подарок фирмы»? – не слишком остроумно сыронизировал Дима. – Лен, ты серьезно думаешь, что парни помнят все детали, которые меняют? Это только ты даешь каждой бактерии имя и знаешь, сколько у нее ложноножек…
– Ложноножки – у простейших, а не у бактерий, – резонно заметила Лена и еще более логично продолжила: – Если не помнят, значит, ничего подозрительного не было, иначе обратили бы внимание. Но уточнить этот момент необходимо.
Дима хмыкнул и снова уселся на стул.
– Почему у меня складывается такое впечатление, что это малоприятное дело ты хочешь повесить на меня? – чуть вызывающе поинтересовался он. Лезть с дурацкими вопросами к мастерам не хотелось до смерти. Это с менеджерами можно было языки почесать в свободное время, а работяги за свои копейки отдыха не знали, и меньше всего на свете им нужны еще были какие-то подозрения вроде Ленкиных.
– И не думала, – передернула плечами она и тоже прошла за стол. – Я сама с ними поговорю. Только не знаю пока, как это сделать так, чтобы они не догадались о причине моего интереса. Особенно если кто-то из них замешан во всей этой схеме. Кто, кстати, в день установки работал?
Как будто Дима должен был это знать.
– Не я составляю им расписание, Лен, – чуть раздраженно напомнил он. – Про себя могу точно сказать, что у меня в тот день был выходной. А про других – уволь.
Ленка поставила на стол локти и оперлась на них подбородком. Кажется, готовилась читать нотации.
– Я подняла тебе оклад, – так неожиданно заявила она, что он едва не подпрыгнул. – До уровня остальных охранников. И выписала премию за помощь механикам. И не смей возражать и возмущаться, – не дала она ему высказать все, что он думает по поводу ее подкупа. – Это, по крайней мере, честно. А если ты думаешь, что я плачу тебе за помощь в моем расследовании…
Именно так Дима и думал.
– …то ты просто закомплексованный болван, Корнилов, – тем же учительским тоном продолжила Ленка. – И за двенадцать лет ничуть не изменился.
Дима хмыкнул и сложил на груди руки. Крыть особо было нечем.
– То есть, когда мы встречались, я тоже был закомплексованным болваном? – поинтересовался он. Ленка кивнула, не отводя глаз.
– Разумеется. Тебя же просто воротило от мысли, что я, девчонка, буду чему-то тебя учить. Ты и приударить-то за мной решил только для того, чтобы получить надо мной власть и доказать себе и остальным, что именно ты главный. В обольщении, конечно, тебе не было равных, там ты всегда мог потешить свое самолюбие. А сейчас не способен смириться с тем, что твоей начальницей оказалась женщина, и ищешь двойной смысл там, где его нет.
Вот здесь она ошибалась. Диме было глубоко плевать на школьную директрису, не так давно тоже бывшую его начальницей. Но получать зарплату у Ленки – той самой, что когда-то целовалась с ним до изнеможения и бормотала его имя в одолевшей страсти, – не хватало никакого смирения. Ему не нужна была власть над ней, он хотел лишь чувствовать себя равным девчонке, в которую все эти двенадцать лет был отчаянно влюблен.
А прибавка к зарплате в ее исполнении отправляла его ровно в противоположную сторону.
– А тебе, Черемных, всю жизнь было в кайф командовать, – решив, что лучшая защита – нападение, заявил он. – Я отлично помню эти твои: «руку вот сюда, Корнилов», «не отдави мне ногу своими колодками», «ты что, до трех считать не умеешь?» А сейчас у тебя и вовсе поле непаханое: столько народу в подчинении, и я – как вишенка на торте. Можно за все одиннадцать лет в школе рассчитаться, пользуясь положением. Лишь бы повод был – ну да за ним дело у тебя не станет.
Ленка опасно прищурилась. Да, Дима знал этот взгляд, но никогда он его не останавливал. Напротив, только заводил еще сильнее, заставляя принимать вызов. С Ленкой всегда было интересно даже спорить и ссориться. Уникальная девчонка, способная всерьез зацепить Димку Корнилова.
– Ты серьезно так про меня думаешь? – с чувствительной угрозой произнесла она, но Диму уже понесло. От откинулся на спинку стула и вызывающе посмотрел на Ленку.
– Приведи мне хоть один довод обратного, – заявил он. – А заодно можешь извиниться за «закомплексованного болвана». Тебе, помнится, этот болван был весьма по душе. Пока ты не решила поискать кого поумнее.
– Я так решила?! – с праведным возмущением поднялась на ноги Ленка: теперь ее глаза метали молнии. – А ты не оборзел ли, Корнилов, с такими заявлениями? Или напомнить тебе, что из-за твоего гонора мне пришлось раздеваться перед всякими придурками? А потом…
– Могла бы и не раздеваться: кто тебя заставлял? – напротив, обретая от ее гнева почву под ногами, усмехнулся Дима. – Я бы как-нибудь со Жнецом сам разобрался. Ну, отхватил бы пару жареных от него, зато не был бы тебе по гроб жизни за самопожертвование обязан! Думаешь, оно нужно было мне, твое самопожертвование?! Да у меня весь мир тогда перевернулся, а я понятия не имел, как жить в этом другом мире!
– А нечего было меня в себя влюблять! – тоже зашла с козырей Лена. – Знал ведь, что я в этом деле абсолютный дилетант! И все равно пользовался тяжелой артиллерией, лишь бы не соскочила! Что, мало у тебя было трофеев, Корнилов? Донельзя захотелось Черёму в коллекцию? А скажи, Дим, если бы я тогда от тебя не сбежала, как скоро ты бы меня бросил? Какой у тебя предельный срок интереса к девчонке, прежде чем она тебе надоест? Подозреваю, мой как раз был на исходе?
Дима нахмурился: она все же умудрилась задеть его за живое.
– Не был, Ленка, – выдохнул он и зачем-то взялся руками за край стола. – С тобой как раз все оказалось серьезно! Я понятия не имел, чем ты меня так взяла, но я не собирался с тобой рвать и до одури боялся, что ты узнаешь об этом чертовом споре и решишь… Ну, ровно то, что ты и решила! Если бы не эта подстава Жнеца!.. – он снова усмехнулся, на этот раз с горечью, и отвернулся, а Лена опустилась обратно в кресло и, кажется, стиснула пальцы до белизны.
– Я была уверена, что ты не можешь испытывать ко мне чувств, – с застарелой болью призналась она. – У тебя такие девчонки всегда эффектные были, а я так – как зверушка дикая, из спортивного интереса. Ты же ни разу не говорил…
– Да не умею я о таких вещах говорить, Черемуха! – оборвал ее Дима, так на нее и не посмотрев. – И никогда не умел! Ну, видимо, ты права, и я – закомплексованный болван! И ничего с этим не поделать! Либо терпи, либо пошли к чертовой бабушке и живи спокойно! Я бы тебе искренне посоветовал второе! Но ты, разумеется, выберешь первое. Из вредности. Как всегда.
Лена, до этого момента в упор глядевшая на свои руки и чувствующая себя бесконечно потерянной, на его упоминании вредности вдруг хрюкнула. Откровенно, от души, вопреки мелькающим в голове невеселым мыслям, поддавшись, как всегда рядом с Димкой, бескомпромиссным эмоциям. Он единственный на свете имел на Лену такое влияние, и она не могла ему противиться. И за первым смешком последовал второй, а потом третий, четвертый, и Лена сама не заметила, как вдруг рассмеялась в голос, оставляя позади и едва не разразившуюся новую ссору, и горечи ссоры старой. Ах как хорошо, как свободно было от этой разрядки – и какой невыносимо забавной казалась Димкина фраза про вредность. Да, Лена была вредной! И как же славно, что Димка об этом знал!
Его удивления хватило на четверть минуты, но заливистый, завлекающий Ленкин смех просто втянул в собственную отчаянную веселость, и Дима, глядя в ее блестящие глаза, на ее растянутые в неподдающейся укрощению улыбке губы, слыша эти освобожденные Ленкины нотки, сам захохотал без причины, без остатка, просто потому, что все по-прежнему было очень серьезно и невозможно оказалось ничего объяснить.
