Тихоня из 11 "Б" (СИ) - Воронцова Анна

Перевожу взгляд на парня. Красивый он все-таки. Волнистые волосы непослушно треплет ветер. Пара прядок так и норовят упасть на глаза.

— Родителей еще нет дома, — вдруг говорит. — Я полчаса не знал куда себя деть. Погулял с Ричи, но мы быстро вернулись домой.

Я смотрю на него, а Лев смотрит куда-то в даль. И продолжает.

— Я полез в шкаф с документами. И впервые за все время наткнулась на синюю папку.

Замираю в ожидании.

— Я долго не решался открыть ее.

Впиваюсь взглядом в его профиль.

— Открыв наткнулся на свидетельство о рождении. Свое. Там ничего необычного. Все то, что я о себе знаю. Разве что дата выдачи его разница в пару лет от даты моего рождения.

У меня даже рот приоткрывается.

— Дальше я не стал смотреть. Там были еще какие-то бумаги, — поворачивается наконец ко мне.

Зрачки его глаз расширены до такой степени, что почти поглотили радужку. Хмурится, сведя брови к переносице.

— Я не хочу в это лезть, — вдруг говорит серьезно. — Зачем?

— Чтобы знать правду, — пожимаю плечами.

— А кому она нужна эта правда?

Его взгляд впивается в мое лицо. Он будто ждет от меня вопросов-ответов. А я понимаю, что это очень важная тема для него и не знаю, что говорить. Чего он ждет?

Пожимаю плечами.

— Это может быть дубликат документа? — предполагаю. — Мало ли, первое потеряли.

— Обычно так и написано, что оно повторное, — отвечает быстро. — Я уже все погуглил.

— И что тогда? Спрашивать их не будешь?

— Нет, — его губы дергаются в усмешке. — Не буду. И шмонать доки больше не буду. Руки дернулись, теперь жалею. Да, я похож на кого-то там. И может быть, что это не спроста. Но и родители у меня есть. Настоящие они или только приемные, я даже не хочу в этом разбираться. Они мои. Меня вырастили. Вложили в меня все. Душу свою. Каким бы ни был отец, он такой какой есть. Да, моментами жесткий и грубый. Но… — вздыхает и замолкает.

Молчу и я. Я не представляю, чтобы чувствовала, окажись на его месте.

— Дед очень тяжелый человек. Отец по сути другой формы любви и не видел. Там все сложно. Поэтому я не удивляюсь, что он любит меня так, как может, — устало потирает глаза.

— Я не знаю, что сказать, — поджимаю губы.

Мне так его жаль сейчас. Я не представляю, каким нужно быть сильным внутренне, чтобы не начать трясти своих родных, чтобы тебе выдали правду. Признали или опровергли твои догадки. Но прекрасно понимаю, что своими подозрениями их можно очень сильно обидеть.

— Я люблю их, — поднимает на меня взгляд. — Извини.

— За что? — не понимаю.

— За то, что тебе приходится это все выслушивать.

— Я могила, — уверяю.

— И извини, что сбежал, когда позвал тебя на прогулку. Я немного офигел, поняв, что ты та самая Тихоня. Теперь то разглядывая тебя нахожу сходство с той фоткой у тебя на аве. Серьезно. Сразу не сопоставил Тихонова-Тихоня. Прикольно, — хмыкает. — Считай, что я по старой памяти решил все на тебя вывалить. Слабак я, — поднимается на ноги, подходит к огороженной части крыши. Смотрит вниз.

Я подхожу, останавливаясь рядом. Там и правда очень красиво. Огни города выглядят нарядно. Но если посмотреть вниз, то становится страшно. И я от страха хватаю парня за руку и оттягиваю его подальше.

— Ты молодец, — говорю я, привлекая тем самым его внимание.

— Да брось. Больше на нытика сейчас похожу, — отмахивается.

— Нет, — качаю головой, крепче сжимая его ладонь. — Я вот не смогла бы так. Прекрасно понимаю, как могут мысли разрывать изнутри и требовать правды. Я вот долго не могла понять почему родители разошлись. И до сих пор для меня это загадка. А вот сегодня вдруг поняла, что мама действительно любит Сергея. Но при этом у них с папой остались теплые отношения. А я после их развода записала ее в список предателей и не хотела ее знать, — делюсь своими переживаниями. — Только сейчас понимаю, как ее обижала.

— Ого, — только и произносит он.

— Многое невозможно понять, — поднимаю на него свои глаза и замираю. — Ты сильный. Ты не хочешь тревожить своих родителей. Но при этом у тебя появились новые знакомые. Я думаю Светлана и дед Федор будут рады с тобой общаться. В тебе они будут видеть своего родственника, который им дорог. Уверена, что никто из них на тебя давить не будет в поисках правды. Что-то искать и копать, если это твое решение, то оно имеет вес. У меня не хватило бы силы воли. Я бы полезла искать ответ. А он может быть очень болезненным. Причем для всех. Поэтому я тобой горжусь, честно, — выпаливаю как на духу.

— Я кажется влип, — невпопад говорит парень, совершенно сбивая меня с толку.

— Чего? — не понимаю его слов.

А он вместо ответа чуть наклоняется и упирается своим лбом в мой. Смотрим друг другу в глаза.

— Лис, — шепчет, гипнотизируя своими омутами.

— М?

— Давай дружить, — вдруг произносит.

Я удивляюсь.

— Дружить? — голос звучит разочарованно. Уж что-что, а дружить я даже не планировала.

— Угу, — кивает медленно. — Дружить, гулять, встречаться.

— А целоваться? — выпаливаю, а у самой сердце подпрыгивает к самому горлу.

— Если ты хочешь, — звучит шепотом.

— Я не умею только, — признаюсь.

— Да я сам не мастер, — хмыкает.

Я нахожу своей рукой его. Руки у него горячие. Его тепло разносится у меня под кожей, заставляя сердце биться еще чаще.

— Тогда поцелуй меня, — прошу его.

Он смотрит мне в глаза, а потом опускает их на губы. Касается кончиком носа моего. Мажет губами по моим. Медленно, невесом почти. А потом прижимается сильнее. А я уплываю, закрываю глаза, позволяя себе чувствовать тепло его губ на моих. Я хочу, чтобы он сделал это по-настоящему, по-взрослому. Уже тянусь ближе, совершенно не понимая, что делать дальше.

— Т-ш-ш, — чуть отстраняется. — Не торопись, — его губ касается нежная улыбка. — Не хочу бежать галопом. Хочу с тобой все постепенно.

А у меня от его слов начинают пылать щеки.

— Ок? — спрашивает, будто я могу возражать.

Поэтому только киваю, как дурочка. Лёва меня приобнимает за талию и я, положив голову ему на плечо, смотрим на засыпающий город.

— Это кто тут отирается? — хлопает дверь чердака и на крышу выходит тучный мужчина. — А ну брысь отсюда, — ругается, запыхавшись.

Лев хватает меня за руку и мы бежим к выходу с крыши, смеемся и переглядываемся.

Домой возвращаюсь поздно. Мама пару раз звонит и спрашивает, где я. А мы просто стоим у моего подъезда и не можем разойтись, крепко держась за руки. Ни слов, ни действий. Просто стоим и смотрим друг на друга. А потом, когда я уже готова расцепить наши пальцы, парень притягивает к себе и обнимает. Крепко и в тоже время нежно. А я хватаюсь за его куртку, чтобы не упасть. Господи, как же хорошо-то!

— Лёв, — отстраняюсь первой. — Мне пора, — говорю тихо, почти шепотом.

— Угу, — кивает.

— Спокойной ночи, — отступаю на шаг, разрывая наши переплетенные пальцы.

— Споки, — хмыкает, скривив губы.

Вижу, как хочет казаться обычным. Обычным Ермолаевым. Но глаза его выдают. И от понимания этого, улыбаюсь как дурочка. Махнув ему рукой, скрываюсь за дверь подъезда. А когда дверь закрывается, я прислоняюсь спиной к стене и ударившись затылком о твердую поверхность, блаженно закрываю глаза. И продолжаю улыбаться.

Дома мама встречает на пороге. Не ругается, а настороженно за мной наблюдает. Я раздеваюсь быстро и скрываюсь в ванной. Там умываюсь и даже умудряюсь почистить зубы. А потом уставляюсь на свое отражение в зеркале. Глаза лихорадочно блестят. Щеки горят. Уши между прочим тоже. А на губах гуляет шальная улыбочка. Сумасшедшая. И это диагноз.

Выйдя из своего укрытия, мама зовет на кухню. Предлагает попить чай. Я удивленно кошусь на настенные часы. Там первый час ночи стрелки показывают.

— А не поздно… — хочу спросить, но мама не дает мне договорить.

— У тебя все хорошо? — спрашивает, внимательно за мной наблюдая.

— Угу, — делаю глоток горячего чая, морщусь, обжигаясь и отвожу свой взгляд в сторону.