Марина Львова - Училка
— А еще она подслушивает чужие разговоры.
— И даже на пытается это скрыть, — с огорчением подхватил Валерий.
Настя на секунду задумалась, не зная, что бы такое еще сказать, но, вспомнив, с радостью пожаловалась:
— А еще она любит протыкать иголкой тюбик с зубной пастой и проводить ногтями глубокие бороздки на туалетном мыле.
Валерий внезапно замолчал и внимательно посмотрел на Настю:
— Тебе не кажется, что всего перечисленного хватит с лихвой для характеристики отъявленного рецидивиста?
— А не шестилетнего ребенка.
— Мы утратили чувство реальности.
— Мы просто необъективны.
— Так, значит, дело не в ребенке, а в самих нас?
— Конечно.
— Ты думаешь, у меня еще есть надежда наладить нормальные отношения с дочерью?
— Несомненно. Время еще не упущено, ей же всего шесть лет, и она сможет воспитать тебя.
— Меня?!
— Конечно, родители воспитывают своего ребенка до трех лет, после трех лет начинается обратный процесс: ребенок начинает влиять на своих родителей. Хотя с этим можно поспорить. Когда у моей сестры Галки родился Кирилл, то он умудрился очень действенно влиять на всю нашу группу. Мы по очереди сидели с ним, когда Галка сдавала экзамены. Я прихожу к мысли, что дети начинают приспосабливать родителей и окружающих к своим нуждам уже с рождения.
— Странно, эта парадоксальная мысль никогда не приходила мне в голову.
— Вот видишь, тебе еще предстоит узнать так много, что временные трудности просто не должны тебя смущать.
Внезапно Валерий расхохотался. Он закинул назад руки и положил на них голову, потом чуть скосил глаза и с улыбкой посмотрел на сидящую рядом Настю:
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты очень забавна и неординарна?
— Нет, да и дело не во мне. Просто я очень много общаюсь с детьми и они на меня влияют.
— Удивительно, но у меня давно не было так спокойно и радостно на душе, как после разговора с тобой.
— Просто с тобой мы говорили о вещах, которые тебя волнуют в данный момент.
— Нет, не потому. Ты особенная. Когда ты со мной рядом, мне опять захотелось работать, появились новые идеи…
— Замечательно, только я уже ничего не понимаю, и меня совсем это не радует. Больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы ты больше времени проводил с дочерью и забыл хоть на время о своей работе. А пока получается все наоборот.
— Ты не поняла. Работа для меня — смысл жизни, но в последнее время она перестала приносить мне радость. И тут появилась ты с Марианной. Я стал больше отрываться от работы, тратить время на другое. Но случилось совершенно непонятное: работать мне стало легче.
— Все объясняется просто: ты настолько закостенел на своей работе, что ничего кругом уже не видел, тебе стало скучно жить, а Марианна внесла новую, свежую струю. Она очаровательный ребенок.
— Марианна? А может быть, дело не в ней, а в тебе? В сущности, мы с тобой совершенно одинаковые: оба думаем только о работе. Ты будешь мне возражать?
— Я думаю о людях, а не о машинах, — наконец удалось возразить Насте.
— А когда ты будешь думать о себе? Я все время пытаюсь перевести разговор на это. Когда ты будешь думать о своих проблемах?
Насте внезапно почудилось, что в машине стало трудно дышать. Сердце гулко застучало в груди, а щеки покраснели. Валерий протянул руку и кончиками пальцев коснулся ее судорожно сжатых рук, лежащих на коленях. Настя вздрогнула, настолько обжигающим было это прикосновение.
— Можно, я пойду, хорошо? До свидания, — торопливо проговорила Настя, выбралась из машины и быстро зашагала к подъезду, не обращая внимания на грязь.
— Я позвоню тебе на неделе.
— Я буду ждать и обязательно расскажу о Марьяшке.
— Честно говоря, я собирался позвонить именно тебе.
— Правильно, я и говорю…
— Какая же ты еще глупая, — перебил ее Валерий и с раздражением прибавил: — Тебе самой еще многому предстоит учиться у детей. Желательно у старшеклассников… Они в настоящее время лучше приспособлены к жизни, чем их учителя. И больше понимают в чувствах.
Взревел мотор, и «Жигуленок» выехал со двора.
18
Поздно вечером, когда Марьяшка уже крепко спала, тихонько посапывая во сне, в комнату к Насте вошла Калерия Андреевна. Она склонилась над спящим ребенком, подоткнула одеяло и прикрыла высунувшуюся пятку.
— Мама, она все равно ее высунет через несколько минут, я ее только что накрывала, — шепотом сказала Настя, отрываясь от книги, которую читала, прислонив к стенке.
— Ничего, зато я смогу пойти спать с чувством выполненного долга.
— Мама, тебе ли говорить о необходимости выполнять долг? — В голосе дочери послышался легкий упрек. — Да вся твоя жизнь по сравнению с нашей — просто подвиг. Почему ты не спишь?
— Тревожно как-то. Такое ощущение, что что-то случилось. У тебя такого не бывает?
— Сколько угодно! Это просто магнитная буря.
— Нет, она будет завтра. Старость, видимо, вот и кажется невесть что.
— Никакая это не старость, это магнитная буря, мы в нее плавно сегодня входим. — Настя с улыбкой посмотрела на мать. Непривычно было видеть такой растерянной и жалкой обычно решительную и собранную Калерию Андреевну. — Ты много работаешь по дому в последнее время, а я тебе не помогаю. Мне стыдно, что я на тебя еще и чужого ребенка повесила. Вот ты и не можешь отдохнуть как следует.
— Ты не права: человек живет полноценной жизнью, только когда чувствует, что приносит пользу.
— Мама, да ты в своей жизни уже принесла столько пользы, что на несколько людей хватит.
— Настя, ты не то говоришь! Я вовсе не устаю, разве что самую малость. Ты лучше посмотри, какая она у нас славная и хорошая, когда спит. Прямо идеальный ребенок, смотреть одно наслаждение.
Обе женщины взглянули на спящую Марьяшку. Девочка чуть вздохнула, и из-под одеяла высунулась розовая пятка. Настя негромко засмеялась, уткнувшись лицом в подушку.
— Сегодня встретила Аню, когда ходила в булочную. Постояли, поговорили. У нее внучка скоро родить должна. Мальчика… Так в поликлинике сказали после УЗИ. Как они будут его растить? В семье-то одни женщины. Муж внучкин с ней не живет — характерами не сошлись. Вот Аня и переживает: им легко малыша будет избаловать да заласкать, а мальчику нужен авторитет отца.
— Ой, мам, да об этом ли сейчас думать нужно? Пусть родит сначала, а потом, от излишней любви, по-моему, еще никто не умер. Просто тете Ане хотелось похвастаться, она, наверное, рада до безумия, что скоро появится правнук. Сможет опять руководить растерявшимися родственниками, делиться с ними своим опытом, вспоминать и цитировать классиков…
