Оксана Весенняя - Олигарх (Весна олигарха)
Что случилось?
Она оказалась на пороге, как только звякнул замок. Не спала, всё ждала его возвращения.
Ничего. Всё нормально, попытался улыбнуться разбитыми губами. Ксюша ахнула, заметив на скуле синяк. Всё в порядке, невозмутимо повторил он, снимая пальто.
В порядке? Это ты называешь в порядке?! Она не хотела кричать, но напряжение последних часов давало о себе знать. Ты себя видел? Ты пропадаешь на несколько часов, даже не позвонил, не сообщил, что с тобой. Приходишь в пять утра с разбитым лицом, в помятой одежде, перепачканный помадой и еще непонятно чем и спокойно заявляешь, что все хорошо?!
Губы задрожали, когда заметила разбитые костяшки на левой руке. Всхлипнула. Попыталась дотронуться до его щеки и губ необходимо было убедиться, что с ним действительно всё в порядке, но он увернулся. Обнял Ксюшу, притиснул к себе, пытаясь успокоить. Она уткнулась носом в ворот его рубашки. Шумно втянула в себя воздух.
Кир, ты курил, что ли? снова жадно вдохнула горьковатый запах, который пробирался в сознание, будоражил и отчего-то манил всё больше. Не помнила, когда в последний раз видела мужа курящим. Наверно, это было на похоронах Севки. Вновь с жадностью втянула такой дразнящий аромат. Поняла, что сама безумно хочет выкурить сигарету. Никогда не курила, а вот сейчас организм просто нестерпимо требовал никотина.
Да, курил, подтвердил ее догадки. Выпить не было возможности, не хотел бросать машину. Разомкнул руки, выпуская Ягодку из своих объятий. Я в душ.
Когда Кирилл зашёл на кухню, обалдел от увиденной картины. Его Ягодка стояла у приоткрытого окна с дымящейся сигаретой в руках. Лавров смачно выругался.
И давно ты куришь? вкрадчиво спросил он.
Нет. Только начала, спокойно ответила Ксюша. Она и правда не успела выкурить даже четверть сигареты.
Ты в своём уме?! за секунду придя в себя, рявкнул так, что она вздрогнула, выронив сигарету. Посмотрела растерянно, словно не веря в происходящее.
Кирилл поднял всё еще дымящуюся сигарету с кафельного пола и затушил её в пепельнице.
Не кричи, попросила Ксюша. Потянулась к пачке ;Парламента;, лежащей на подоконнике. Лавров ударил её по руке. Ощутимо так ударил. Ягодка ошарашенно уставилась на мужа, потом перевела взгляд на свою кисть. Она горела огнём, красные следы всё чётче проступали на коже. На глазах выступили слезы. Ксюша отступила на шаг назад, а Лавров так и не сдвинулся с места.
Кир! обиженно выпалила и пожаловалась: Больно!
Так и должно быть больно! Ещё раз увижу, что куришь, по-другому разговаривать будем. Охренеть, додумалась тоже мне!
На его щеках появились желваки. Глаза прожигали недовольством, вызывая у Ягодки чувство неприятия. Кир выглядел устрашающе. Стало не по себе, но она не стала отмалчиваться:
А ты ничего не перепутал? Я твоя жена, не собственность.
Голос звучал твердо и уверенно, подняла подбородок и с вызовом взглянула на мужа. Вот только блестящие от непролитых слез глаза портили всю картину.
Бл***! Вы меня окончательно добить решили сегодня, что ли?!
Ого! Такого Кира Ксюша еще не видела. Его грудь тяжело вздымалась, руки сжались в кулаки. Видно было, как он пытается справиться с бурей эмоций, распирающей его изнутри. Казалось, еще мгновение, и он обрушит весь свой гнев на нее. Стало страшно. По-настоящему страшно. Оказывается, она совсем не знала Кира или не хотела знать его таким. Отступила еще на полшага и уперлась в подоконник. Дальше отступать некуда. А надо ли отступать? Лучше все сразу выяснить.
Никогда, слышишь, никогда не поднимай на меня руку, угрожающе прошипела. Если ты еще раз это сделаешь
Закончить фразу она не успела.
Если ты еще раз вытворишь нечто подобное, я не то что ударю прибью тебя, не остался в долгу Кир. Подошел впритык и протянул к ней руки. Ксюша дернулась. По щекам покатились слезы.
Ты не только моя жена, прошептал ей на ухо, сжав в своих объятиях, ты моя любимая женщина, которую надо оберегать. И если ты не понимаешь, что тебе или твоему здоровью что-то угрожает, то я тебе объясню. Если ты сама не в состоянии заботиться о себе, то это сделаю я.
Он укачивал ее в своих руках, а она все плакала. Остановиться не могла. Слезы жгли глаза то ли от обиды, то ли от непонимания, то ли от боли, которую Кир причинил, то ли от осознания того, что он прав.
Что такого ужасного случилось, что ты рыдаешь? спросил Кир, когда понял, что Ксюша, похоже, не собирается успокаиваться.
Весь ужас состоит в том, что, оказывается, я совершенно не знаю человека, за которого вышла замуж, сообщила бесцветным голосом.
Пойдём, я ближе познакомлю тебя с твоим мужем.
Поднял на руки и понес в спальню.
Не надо. Я не хочу. Не трогай меня, потребовала она, все крепче стискивая его шею в кольце своих рук.
Не буду, пообещал Лавров, целуя ее плечо.
Бонус. Извинения Кира. (18
Кирилл опустился на кровать, не выпуская Ягодку из своих объятий. Она чувствует силу в его руках, ощущает напряжение его мышц. Кир упрямо продолжает её целовать, не давая возможности высказать своё возмущение. Губы покалывает, распаляя все сильнее. А Кирилл не ждёт ни секунды. Вынуждает притиснуться ещё ближе к своей обнаженной груди, к разгоряченной после душа коже. Заставляет тонуть в наслаждении от нежных и в то же время напористых губ. Царапает лёгкой щетиной чувствительную шею, вызывая волну мурашек по всему телу. Ягодка растворяется в ласках, чувствует лёгкое головокружение. Задыхается. С трудом отрывается от него, чтобы перевести дыхание. Жадно ловит губами воздух, потому как его руки оказываются повсюду. Его ладони, поглаживающие плечи и спускающиеся всё ниже, вынуждают сердце сбиться с размеренного ритма, вызывают лёгкую дрожь нетерпения.
- Ты невозможный тип, - наконец говорит она, пытаясь отдышаться, когда Кир увлечённо стаскивает с неё одежду. И заодно избавляет её от ненужных мыслей.
- Абсолютно невозможный, - подтверждает её слова, ухмыляясь, не прекращая своего занятия. Секунда - и Ягодка без майки, две - и на ней уже нет кружевного бюстгальтера.
Кажется, стон сорвался с их губ одновременно. На миг нарушая тишину, растворился в жарком пространстве. Губы Кирилла растягиваются в довольной улыбке, когда он слышит её всхлип. Его пальцы оказываются на её груди. Нежно, а потом жадно сжимаются на упругой коже. С трудом сдерживается. В ушах грохочет пульс, тело горит огнём, его женщина извивается в его руках, но он помнит, что спешить нельзя. Не сейчас. Рано. Хочет, чтобы она забыла, всё забыла, его выходку, свою обиду, чтобы себя забыла. Чтобы имени своего не помнила. Хотя нет, это невозможно. Потому что его губы шепчут, словно заклинание: ;Ягодка. Сладкая Ягодка. Моя; Припадает к её груди, обводит языком чувствительную горошину, оставляя влажный след, от которого Ягодка впивается ногтями в его кожу. Лавров улыбается. ;Да, так. Вот так, моя хорошая.; ...
