Тесса Дэр - Исцеление любовью
– «Часть первая, – прочитала мисс Пелэм. – Ночная тьма укрыла Англию. В маленькой деревушке, вдали от больших городов, приютился неприметный коттедж с крышей из сланцевой плитки, и на каждом окне коттеджа горела свеча. В комнате под серебряными лунами и золотыми звездами, нарисованными на потолке, стояла кровать под стеганым пурпурным покрывалом, а в кровати лежала девочка. Девочку эту звали Иззи Гуднайт, и ей не спалось».
Поморщившись, Иззи украдкой бросила взгляд на Рэнсома, сидящего во главе стола. Может, это даже к лучшему, что он не съел ни крошки. По лицу герцога можно было подумать, что его сейчас вывернет наизнанку.
Мисс Пелэм читала с выражением, на разные голоса:
– «Папа, расскажи мне сказку!» – попросила малышка. «Уже поздно, Иззи», – ответил я. «Ну пожалуйста, папа! Я боюсь темноты, а после твоих сказок мне так сладко спится».
От этих слов герцог застонал – еле слышно, и тем не менее это был стон. Иззи тоже застонала, но беззвучно.
Между тем унижения только начинались. Дальше будет еще хуже.
– «Ладно, – продолжала Абигейл, – погаси свет, голубушка Иззи, и я расскажу тебе такую сказку. Жила однажды во времена храбрых рыцарей и бесстрашных дам утонченная и смелая леди по имени Крессида. Глаза у нее были изумрудно-зелеными, а волосы – янтарными, гладкими, как шелк».
Иззи сжалась, готовясь к худшему. И оно наступило: вот оно, проклятие из трех слов, мучающее ее всю жизнь. Шевеля губами, Иззи повторила те же слова, которые мисс Пелэм выговорила отчетливо:
– «Такими, как твои».
Мисс Пелэм подняла взгляд от книги и уставилась на Иззи.
– Любопытно, правда? Признаться, эта мысль не дает мне покоя с тех пор, как мы познакомились. А вам, Дункан?
Дункан кивнул.
– Честно говоря, мисс Пелэм, мне тоже.
– Иззи, ответ на этот вопрос вы наверняка знаете. Почему ваш отец написал, что у вас изумрудные глаза и гладкие янтарные волосы?
– Я…
Боже мой. Этот вопрос всегда ставил Иззи в тупик. А разве ответ не очевиден? Потому что Иззи из этих сказок – другая Иззи. Потому что никто не захотел бы слушать сказки о смешной девчонке с похожей на швабру шапкой спутанных темных кудряшек и бледно-голубыми глазами. А уж тем более представлять себя на ее месте. И потому что она, настоящая, живая Иззи Гуднайт, могла лишь надеяться стать в лучшем случае почти хорошенькой.
– Потому что ее отец был ослом, – заявил Рэнсом. – Это же очевидно.
Абигейл и Дункан ахнули в один голос.
– Нет-нет! – запротестовала Абигейл. – Вы совершенно не правы, ваша светлость. Сэр Генри был… словом, самым нежным и любящим отцом, о каком только может мечтать девочка. Ведь правда, Иззи?
Рэнсом снова заметил, что Иззи не спешит с ответом, неловко отводя взгляд.
– Ладно, я готов исправиться: он был хитрым ослом и сумел одурачить всех. Если добрый сэр Генри был таким заботливым отцом, почему же он не удосужился оставить дочери приличный доход и удобный дом?
– Ваша светлость, его смерть стала трагедией, – напомнил Дункан. – Он умер внезапно.
– Да, этого никто не ожидал, – подтвердила Иззи.
Абигейл участливо взяла Иззи за руку.
– Могу себе представить, как вам было тяжело! Вся страна скорбела вместе с вами.
Рэнсом покачал головой.
– Это не оправдание. Непоправимые беды в жизни редки, но смерть определенно относится к ним. – Он жестом велел подлить ему еще вина. – Если хотите знать мое мнение, то сэр Генри Гуднайт был ничем не лучше торговцев дешевым спиртным или опиумом. Он приучал читателей к своим слезливым сказочкам, которые продолжал кропать одну за другой, не заботясь о том, сколько людей утратило способность рассуждать здраво, барахтаясь в этом болоте из липкой патоки.
Даже Иззи решила, что это уже чересчур.
– Вам незачем восхищаться сказками моего отца, – заявила она. – Но будьте добры не принижать читателей и романтику в целом. Крессида и Ульрик – всего лишь персонажи. Моранглия целиком выдумана. Но любовь все-таки существует. Она окружает нас повсюду.
Он поставил свой бокал и повернул голову, словно осматривая столовую.
– Где именно?
Иззи не сразу нашлась с ответом.
– А я должна была указать на нее, как на архитектурную деталь? Как будто она вставлена в рамку и вывешена на стене?
– Вы же сами сказали: любовь окружает нас повсюду. Ну и где она? Нас за этим столом всего четверо, все мы взрослые люди. И ни единого романа. Ни одного влюбленного.
– Но…
– Что «но»? Ваше положение всем известно, мисс Гуднайт: из-за отцовских сказок вы обречены остаться старой девой. – Он кивнул в сторону камердинера. – Дункан потратил десять лет, ухаживая за одной лондонской горничной. Кудрявой ирландкой с внушительными формами. А она на него ни разу даже не взглянула.
Дункан предпринял слабую попытку возразить, но Рэнсом не обратил на нее внимания.
Он повернулся к Абигейл.
– А вы, мисс Пелэм? Вы свежи и по любым меркам привлекательны. Ваш отец – джентльмен. И где же ваши поклонники?
Абигейл потупилась, не сводя глаз со своего недоеденного пирога.
– Был один…
– Да? И где же он?
– Ушел служить во флот, – упавшим голосом объяснила Абигейл. – Мое приданое невелико, а он второй сын у родителей, так что собственного состояния у него нет. Мы так и остались друзьями. – Она попробовала улыбнуться. – Конечно, все могло сложиться иначе…
Рэнсом стукнул каблуком по ножке стула.
– Именно. Видите? Жестокая действительность вновь погубила чувства. – Он взмахнул рукой, указывая поочередно на Иззи, Абигейл и Дункана. – Пренебрегаемая, нежеланный, отвергнутая. Ни одного счастливого финала!
– Так нечестно! – заявила Иззи. – Наши истории еще не закончены. И даже если нам уже не на что надеяться, мы – всего лишь четверо человек, капля в огромном человеческом море. Каждый день я получаю письма от папиных читателей – самых разных людей, которые…
– Отчаялись и пали духом?
– Которые верят в любовь.
Рэнсом с равнодушным видом откинулся на спинку стула.
– Это то же самое.
– Нет, не то же!
Иззи уставилась на него в упор, сама не понимая, почему ей вдруг стало так важно победить в этом споре. Если Рэнсом готов провести в одиночестве и тоске остаток своих дней, он имеет на то полное право. Но его самоуверенный вид вызвал у Иззи нестерпимое раздражение. Этот человек не просто высмеивал любовь и романтику. Он оскорблял ее друзей и знакомых. И ее собственный труд.
И ее самые сокровенные мечтания.
Спор утратил чисто теоретический характер и стал сугубо личным. Если она не сумеет защитить идею вечного счастья, как ей тогда надеяться на то, что она его обретет?
Она предприняла еще одну попытку:
