Татьяна Алюшина - Два шага до любви
Но говорить и рассуждать я ему не дала, закрыв рот страстным поцелуем. Но он перехватил инициативу, опрокинул меня на спину на диван, задрал подол моей юбки, как-то стянул с меня трусики и, расстегнув свои джинсы, резким рывком вошел в меня на всю длину, до конца, а я, выгнув спину, приняла его всего и прохрипела горлом от потрясающего ощущения!
Он закинул мои руки за голову и держал их одной рукой, второй придерживая за спину, и брал меня, и смотрел мне в лицо все это время, пока нас не накрыло с головой на самом пике ощущений…
— Ты что вытворяешь, женщина? — прохрипел сипло Берестов, уткнувшись лбом в диванный валик, спустя какое-то время. — Так можно и помереть запросто от оргазма!
Отвечать я пока не могла, да и, откровенно говоря, не знала, что сказать, я сама себе поражалась и понятия не имела, что на меня за сексуальное помутнение такое нашло.
Сладкое, безумное, потрясающее помутнение!
Он осторожно поднялся с меня, помог мне сесть, придерживая рукой, поправил на мне юбку, удивленно посмотрел на меня и, взяв со стола, протянул мне мой бокал.
— И что это было?
— Есть хочется, по-настоящему так, серьезно, — призналась я, игнорируя вопрос. — Давай, что ли, горячее подогреем.
— Ну, давай, одалиска ты моя, сексуальная террористочка!
И он, чмокнув меня в лоб, пошел разогревать в микроволновке горячее, захватив обе наши тарелки с почти нетронутой едой, и спросил уже оттуда, из кухонного пространства, так же, как и у меня дома отделенного от гостиной барной стойкой, только гораздо более массивной и длинной:
— Ну, а ты, Мирослава Витальевна, чем руководствовалась, когда выходила замуж за человека на двадцать семь лет старше тебя?
«Спасала твоего сына от нищеты и голода», — подумалось мне влет, молниеносной мыслью, но я быстро ее уничтожила и отметила, что он тщательно проштудировал информацию обо мне.
Но Берестову в этом мало повезло. В любых доступных источниках: в Интернете, в печатных изданиях обо мне имеются только очень скудные сведения: дата рождения, институт, дата замужества, английская учеба, кандидатская, работа в фирме, перечень самых громких дел, что я вела, регалии и награды — есть в наличии у меня и они. И все. Никакой личной информации: ни о сыне, ни о моих родных и близких, ни о городе, из которого я приехала, — мы с Игорем специально постарались сделать именно так. Клиенты, их оппоненты, другие люди, проходящие по делам, бывают разные, опасные в том числе. Иногда непредсказуемо опасные.
— Он был моим преподавателем, и я его очень уважала и ценила. Роман Олегович был необыкновенным человеком.
— Верю, — кивнул Берестов.
Бзинькнула микроволновка, сообщая о готовности блюда, он достал тарелку, поставил вторую, снова включил плиту, принес мне разогретую еду и повторил вопрос, но уже в форме утверждения:
— Но ты вышла за него по расчету.
— Да, и это тоже, — не стала отрицать я.
— И он сделал тебя партнером его сына и хозяйкой фирмы, — продолжил допрос Берестов, возвращаясь в кухню.
— Нет, — ровно ответила я. — К тому моменту, когда я начала там работать, фирма была добротной, серьезной адвокатской конторой с известным и безупречным именем моего мужа и Игоря. Но, открыв и возглавив международное отделение, я принесла за год прибыль, превышающую ту, что они заработали за три года, а дела, которые я вела на тот момент, в общей массе весили в два раза больше, чем уже принесенный мной доход. И Роман Олегович с Игорем реально понимали, что я вполне могу открыть свою собственную фирму, о чем я и подумывала, и решили, что это слишком расточительно — терять меня, поэтому и сделали полноправным партнером и вторым хозяином.
— Круто. Уважаю, — серьезно сказал он, присоединившись ко мне со своей разогретой тарелкой. — Ну, а наследство мужа?
— Полностью перешло к Игорю, мы до свадьбы об этом договорились с Романом Олеговичем и подписали соответствующие документы. По этим же документам все, что я зарабатывала, принадлежало только мне, и распоряжаться своими доходами могла только я. Роман Олегович был очень умным человеком, первоклассным адвокатом и весьма дальновидным учителем…
— Который делал из тебя классного адвоката, — закончил он за меня фразу.
— Да.
— Ну, а в чем же был тогда твой расчет при таком раскладе? — не унимался Берестов.
— Вот в этом и был, что он сделает из меня специалиста самого высокого уровня.
— Туманно и как-то слишком заумно для двадцатилетней девчонки, которая вышла замуж за человека настолько ее старше, — весьма слабо удовлетворил его мой ответ.
— Ну, может, это так и выглядит со стороны, — более холодно заметила я, давая понять, что более ничего пояснять не намерена и тема закрыта.
— От чего он умер? — отступил Берестов.
— От быстротечного рака.
— М-да, тяжелая история, — заметил он и неожиданно спросил: — А сейчас у тебя кто-нибудь есть? Мужчина, я имею в виду.
— Нет. А у тебя?
— Нет, временно свободен, — усмехнулся он.
А меня буквально накрыло таким чувством досадной неловкости, словно я сама себя ему предложила в его временной свободе. Между нами, девочками, я что-то не припомню, что сильно сопротивлялась его первому поцелую, да и на предложение продолжить ответила почти мгновенным согласием, не потрудившись хоть немного поломаться ради сохранения приличий, что ли.
И я принялась угощаться подогретым ужином, стараясь скрыть свою запоздалую и уже неуместную стыдливость, но обнаружилось, что и есть я не могу, такая вдруг усталость навалилась от потрясений душевных и физических, я откинулась на спинку дивана и предупредила:
— Слушай, я сейчас просто отключусь.
— Э-э, да ты совсем засыпаешь, — участливо заметил Берестов и, вставая с дивана, поспешил на помощь даме, и, придержав за талию, помог мне подняться. — Давай-ка, я тебя в постель отведу.
— Нет, — сонно возразила я. — Мне сначала умыться надо.
Без умывания я спать не могу — это уже рефлекс. Берестов отвел меня в ванную комнату, выдал чистое полотенце и новую зубную щетку в упаковке и принес мне мою сумочку. Молочко для умывания и косметику я всегда ношу с собой, иногда, когда рабочий день сильно затягивается, приходится смывать макияж и накладывать заново.
Он ждал меня у двери и сразу обнял, заботливо поддерживая, и повел в спальню, и сам принялся раздевать и укладывать в постель, и это последнее, что я помнила перед тем, как провалиться в сон.
И проснулась от чего-то очень приятного, словно кто-то мягко и легко расчесывал мои волосы, я улыбнулась, еще ничего не соображая, потянулась и открыла глаза. Было позднее утро, ближе, наверное, часам к одиннадцати, хотя фиг разберешь эти ноябрьские утра. Берестов лежал на боку, подперев голову одной рукой, а второй перебирал мои волосы, пропуская их сквозь пальцы.
