Энрико Франческини - Любовница президента, или Дама с Красной площади
— А какое нас ждет будущее? Что ты видишь?
— Мало ли что я могла бы предвидеть, дорогой мой, но разве это чему-нибудь помогло бы?
— Что ты хочешь этим сказать? Ты от меня что-то скрываешь?
— Ничего я от тебя не скрываю. Ты сам угадаешь, что тебя ждет. Я не люблю предсказывать будущее, предпочитаю разбираться в прошлом. Попробуй его внимательно проанализировать и увидишь, что в нем уже дано все — и настоящее, и будущее. А теперь хватит со звездами! Выпьем-ка еще по чашечке чая. Будь так любезен, пойди поставь чайник на плиту.
Иду на кухню, а когда возвращаюсь, Ольга не замечает моего появления. Она смотрится в зеркало. Может, чтобы привести себя немного в порядок? Так же делала и моя мать посреди наших долгих вечерних бесед: стоило мне на секунду выйти из комнаты, она пользовалась этим, чтобы подойти к зеркалу. Она испытывала ужас перед старостью, беспорядком, перед тем, что когда человек дряхлеет физически, он иногда перестает следить за собой. А кроме того, каждая мать хочет казаться любимому сыну красивой, как всякая женщина всякому мужчине. Но мне кажется, что губы Ольги Васильевны что-то шепчут. Словно она молится. За меня? Такая маленькая, хрупкая, худенькая, с длинными седыми волосами она производит впечатление прозрачной. Вот святая, которую я искал. Защитит ли она меня?
Прежде, чем попрощаться со мной, уже на пороге, она возвращается к разговору о гороскопе и вопросу, который я задал ей напоследок.
— В моем возрасте не слишком-то думают о будущем, дорогой мальчик. Оно может оказаться слишком коротким, каждый прожитый день и тот кажется уже очень долгим. Мне достаточно настоящего, и так приятно путать его с прошлым. Если бы это умели делать и вы, молодые, вам, может быть, было бы легче жить.
Берет мою руку и слегка касается ее губами. Прежде этого она никогда не делала.
Будущее… Такой же вопрос я задал три месяца назад в чайхане в Самарканде. На улице лил проливной дождь. Внутри, устроившись на циновках, сидели я, мой переводчик Николай и мусульманин-мулла, старый, худой, беззубый.
— Какое будущее ждет среднеазиатские республики Советского Союза? Кто здесь у вас победит — ислам или коммунизм?
Мои вопросы носили политический характер. Но старик-священнослужитель дал мне философский ответ.
— Будущее, — сказал он, — как две капли воды похоже на прошлое.
Размышляю теперь над его словами. Что представляло собой мое прошлое? Длинную череду бегств. Из маленького городка в Рим. Из Рима в Нью-Йорк. Из Нью-Йорка в Вашингтон. Из Вашингтона в Москву. Из одной газеты в другую. От одной женщины к другой. Не знаю, от чего я бегу, но бегу. Всякий раз, когда следовало бы пустить корни, остановиться, что-то построить, меня охватывает необъяснимое и неудержимое желание куда-нибудь удрать.
Теперь мечтаю бежать с Наташей. Но что в прошлом у нее? Долгая история абсолютной, упрямой, героической верности. Любовь, которая сильнее официальных уз, Коммунистической партии, борьбы за власть… Теперь со всем этим порвано… Если будущее можно прочесть в прошлом, значит, их отношения возобновятся? Или возникнут новые — со мной, такие же прочные и долгие? Что одержит верх — мое прошлое с бегствами и переменами или прошлое Наташи, неизменное и спокойное, как течение широкой русской реки?
Если бы можно было принимать решения вот так, сидя за столиком, жизнь была бы намного легче. Но будущее это ряд мелких, совсем крошечных поступков и решений… Крупные поступки, необходимость важного выбора весьма редки. Читаешь объявление в газете, оно будит в тебе любопытство. Ты хочешь написать статью, которая будет громкой сенсацией, сделает тебя знаменитым. Ты хочешь завоевать красивую женщину, загадочную, очаровательную. И влюбляешься в жертву, которая отчаянно молит защитить ее. Но, в сущности, ты любишь ее или нет? Ты должен спасти ее и приходишь к выводу, что единственный выход это бегство. Ты чувствуешь, что вовлечен в новое, необыкновенное приключение, самое важное в твоей жизни. И во всей этой быстрой смене событий почти не остается времени их осознать, толком во всем разобраться… Осознать — что? В чем разобраться? Когда ты читаешь объявление в газете, ты и не предполагаешь, что тебе придется покинуть Россию. Надеясь наделать громкую сенсацию, не знаешь, что тебе предстоит начать любовный роман. Только в конце все становится более или менее ясно. В конце, когда уже слишком поздно что-нибудь исправить.
— Отличная поездка, — сообщает мне по телефону Нано. Он только что возвратился из Италии. — Ну а как идут дела у тебя?
— Прекрасно.
— Я доставил обычный груз спагетти и помидоров.
Говорю, чтобы он скорее мне принес и то, и другое, тогда мы немедленно соорудим обед.
Вода кипит, бросаю в кастрюлю спагетти, он колдует над соусом. Громко рассуждаем о футболе, помня о «жучках», которые могут быть вделаны в стены и потолок, а я пишу ему на листке последние новости, связанные с нашим планом, о дорожном происшествии, которое надо устроить, чтобы отвлечь внимание, о женщине-двойнике, которая подменит Наташу.
Он переворачивает листок и пишет на обороте: он поедет во вторник вечером на первом из двух грузовиков, нанятых для перевозки мебели одной итальянской семьи, возвращающейся на родину. В Бресте он платит «процент» таможенникам, убеждается, что все в порядке, останавливается и ждет. В среду вечером отъезжает из Москвы второй грузовик. На него сядет Наташа. Машину поведут двое его самых надежных водителей. В четверг на рассвете они тоже прибудут на границу в Бресте. Далее оба грузовика поедут вместе. Еще через два с половиной дня они прибудут в Италию. Если все пройдет гладко, в воскресенье Наташа будет ночевать у меня дома в Риме.
— Все будет в порядке, — говорит тут Нано во весь голос, подымая голову от записки. — Все будет в порядке, — повторяет он, — потому что соус приготовил я. Ты всегда все портишь, когда берешься за готовку.
Это моя последняя ночь с Наташей. Она, как мне кажется, сохраняет невероятное спокойствие. С каждым днем она говорит все меньше. Такое впечатление, что она ничуть не волнуется. Ее невозмутимость меня сбивает с толку и даже чуточку раздражает. Взгляд у нее кроткий, как бы говорящий, что нам не остается ничего другого, как положиться на судьбу. Я не такой. Я хочу бороться, добиваться своего. Вот чего я хочу.
Но чего бы мне хотелось? Чтобы она рыдала, дрожала от страха? Может, она и права. Что еще можно сделать, как не положиться на судьбу? Мы думаем, что боремся, а на самом деле лишь терпим последствия случайного стечения обстоятельств, или следуем предначертаниям звезд, или же страдаем от совершенных ранее собственных промахов. Наташа так спокойна потому, что она героиня русского романа. Потому что она русская. Более того: советская. Это советская жизнь приучает тебя смиряться с худшим, стоять в очереди, чтобы получить килограмм колбасы, квартиру, мужа, а также какую-то судьбу.
