Линда Гасс - Страстное заклинание
— Мейпс, недавно я обратила внимание, что когда-то вы работали на мою семью, — она указала на юное лицо на фотографии. — Не согласитесь ли вы ответить на несколько вопросов, касающихся того времени?
Мейпс внимательно рассматривал снимок. Перевернув его и прочтя надпись на обороте, он поглядел на Клея.
— Мой послужной список вовсе не касается этой женщины, — сказал он.
— Мисс Лэнгстафф интересуют кое-какие события, не имеющие непосредственного отношения к вашей работе, — сказал Клей. — Они касаются ее покойной бабушки и моего дедушки. Я также буду рад услышать то, что вы сможете вспомнить.
Мейпс отдал фото Шелби.
— Я не могу вспомнить столь давние события. Память уже не та.
— Никаких воспоминаний? — спросила Шелби, показывая ему фотографию Дезире. — Вы не помните эту женщину?
Она подсунула фото под самый нос Мейпса. У него просто не было другого выхода, кроме как взглянуть на фотографию. Он сглотнул слюну, и Шелби показалось, что она заметила, как у дворецкого задрожали руки. Впрочем, они могли дрожать и от старости.
— Нет, нет, не помню.
— Дезире Лэнгстафф. Она была дочерью человека, на которого вы работали.
— Я работал там совсем недолго.
— Сколько именно?
— Хм, два года.
Шелби присвистнула.
— Это довольно долгое время.
— Только не для человека, который прожил столько, сколько я. Как я уже сказал, я ничего не помню.
Шелби сочувственно кивнула.
— Если вам это поможет, я попытаюсь найти вашу служебную карточку. В моей семье ничего не выбрасывали.
Тут Шелби впервые почувствовала, что Мейпс по-настоящему напуган.
— У Трасков есть моя служебная карточка, если вы хотите ее видеть.
— Мы хотим? — переспросил Клей. — Я, например, никогда не видел ее. Я даже не знаю, где вы служили, прежде чем поступили к нам, и какое агентство вас рекомендовало.
— Этого агентства больше не существует.
— И как же оно называлось?
— Я не помню.
— Вы ничего не помните, Мейпс, — голос Клея был холоднее льда. — Но, сколько я живу в этом доме, вы всегда казались достаточно сообразительным.
Мейпс так же холодно посмотрел на Клея.
— Ваш дедушка всегда был мною доволен.
Клей подвинулся на край дивана и повернулся так, чтобы видеть лицо Мейпса.
— Дедушка единственный, кто имеет для вас значение, не так ли? Я всегда считал трогательной вашу преданность ему. А теперь мне кажется, что вы молчите о том времени, потому что он тоже имеет ко всему этому какое-то отношение.
Мейпс не отвечал. А Клей рассердился не на шутку. Он выглядел так, словно хотел бы схватить Мейпса за ворот накрахмаленной рубашки и как следует его встряхнуть. Вместо этого он перевел дыхание и сказал:
— Мейпс, за те годы, что я вас знаю, я понял, что вы в курсе всего, что происходит в нашем доме. А значит, вам хорошо известно, что вот уже два месяца я пытаюсь найти письма моего дедушки. И тем не менее вы намеренно скрывали тот факт, что работали у Лэнгстаффов и наверняка знали Дезире Лэнгстафф в то время, когда они с дедушкой любили друг друга. Почему вы это делали?
Мейпс поправил манжеты.
— Почему, Мейпс? — настаивал Клей.
— Спросите вашего дедушку.
Клей побледнел.
— Что вы хотите этим сказать?
Дворецкий попытался встать с дивана, но передумал, когда Клей предостерегающе положил руку ему на плечо.
— Я задал вам вопрос. Как давно вы связаны с моим дедушкой.
— Это уж ему решать.
— Но он ничего не говорит.
— Я тоже.
— Нет, вы расскажете мне обо всем, Мейпс. Мы с Шелби можем раскопать вашу служебную карточку и с моими связями и ее журналистским опытом, не сомневаюсь, сможем составить неплохое описание всей вашей жизни.
На лбу Мейпса заблестели крошечные бусинки пота. Его дыхание, курильщика с многолетним стажем, сделалось тяжелым и хриплым. Но взгляд Клея был беспощаден. Мейпс не выйдет из этой комнаты, пока не признается во всем. Шелби поразила перемена, происшедшая в Клее. Когда они приехали в «Парк-Вью», именно она была полна решимости взять дворецкого в оборот. А теперь Клей оказался куда более настойчивым.
— Я избавлю вас от лишних хлопот, — сказал наконец Мейпс. — В юности я вел себя крайне неосторожно и, к сожалению, вступил в конфликт с законом.
— И какое же обвинение вам предъявили?
Дворецкий зашелся в приступе кашля. Вынув платок, он вытер губы и промокнул вспотевший лоб.
— Грабеж.
Шелби буквально задохнулась от удивления.
— И что же вы грабили? Дома? Банки?
Мейпс выглядел обиженным.
— Только лучшие дома, уверяю вас.
Шелби едва удержалась от смеха, настолько абсурдной была гордость Мейпса.
— О, я верю вам, — сказала она. — Мы знаем один прекрасный старый дом, с которым вы были достаточно близко знакомы, и с тех пор, как вы там работали, он мало изменился.
Клей резко вздохнул.
Лицо Мейпса приобрело багровый оттенок.
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— Уверена, что знаете. Ведь это вы влезли в мой дом.
— Я не делал этого! — слабо запротестовал Мейпс.
Шелби едва удержалась, чтобы не вскочить с дивана.
— Вы напали на меня!
— Нет! — Мейпс встал. Шелби видны были тонкие голубые вены на его вспотевшем лбу. Мейпс был очень расстроен, но, как ни странно, вовсе не из-за Шелби.
— Мистер Клей, зачем вы это делаете?
Клей тоже встал и посмотрел на Мейпса сердито и недоверчиво.
— Я пытаюсь помочь своему дедушке.
— Я тоже!
— Нападая на Шелби?
— Я никогда не нападал на нее.
— Вы отрицаете, что проникли в ее дом?
— Безусловно.
— И вы никогда не звонили ей по телефону и не дышали в трубку?
Спина Мейпса стала вдруг прямой, как палка.
— Возможно, я вор, во всяком случае я был им в молодости, но я не хулиган. Вы обвиняете меня в том, что я напал на мисс Лэнгстафф, ограбил ее дом и вообще действовал как последний мерзавец. Но зачем это могло мне понадобиться?!
— Чтобы получить письма, — воскликнула Шелби. — Или чтобы выжить меня из дому.
— Вы ведь сделали бы для моего дедушки все что угодно, не так ли, Мейпс? — ледяным тоном спросил Клей.
— Не больше, чем вы, — ответил дворецкий.
Клей кивнул, словно не сомневаясь, что слышит правду. Он спокойно сложил руки на груди, но Шелби чувствовала, что Клей едва-едва сдерживает гнев.
— Что ж, — тихо сказал он. — Я совершил преступление ради своего дедушки. Вы тоже?
То ли он попал в точку, то ли Мейпс потерял самообладание, но он затряс перед носом у Клея костлявым дрожащим пальцем и закричал:
