Луиза Бэгшоу - Карьеристки
Наконец все улеглось, она снова заглянула ему в глаза и совершенно точно, с беспомощной определенностью поняла — она нашла свою единственную, свою великую страсть.
14
Поток лимузинов направлялся к «Виктрикс», шикарному отелю в Манхэттене.
Прием года.
Прием десятилетия.
Приглашение сюда было труднее достать, чем билеты на инаугурационный бал Клинтона. Труднее, чем на ежегодный прием после присуждения оскаровских премий. Приглашение на сегодняшний прием выделяло вас из общей нью-йоркской массы, не попасть на него — не добиться успеха в своей сфере. Социальная смерть. Немедленная.
Нечто особенное было в этом приеме, и даже не сумма, в которую он обошелся (предполагалось, одиннадцать миллионов долларов). Это не просто гимн американским излишествам, Элизабет Мартин мало интересовалась мультимиллионерами и миллионерами. Она интересовалась не самыми богатыми, но самыми лучшими.
Элизабет было двадцать восемь лет. Она вышла замуж за богатейшего человека в западном мире, и единственное, на что она обращала внимание, был успех. Она бросала свои приемы под ноги людям, занимающим ведущие места, а что у них на банковских счетах — несущественно. Если вы не способны состязаться на международном уровне — у Элизабет нет для вас времени.
Ее приемы — только для самых великих. Просто великие позаботятся о себе сами.
Молодой хладнокровный дерзкий Манхэттен хозяйничал на балу избранных.
Топаз Росси и Ровена Гордон были приглашены.
Оберман появился в новой квартире Ровены в восемь вечера. Не могло быть и речи, чтобы не пойти на прием. Ровене нужен сопровождающий, ведь она никого не знала в Америке, и к тому же приглашение — на одно лицо, никаких жен, мужей или любовников.
— Джош, входите! Открыто! — крикнула Ровена из ванной.
Он огляделся весьма довольный. У Ровены не было времени заниматься поисками квартиры, и она согласилась на первое, что он ей порекомендовал, и его вкус, как всегда, не подвел. Фасад дома отделан элегантным белым камнем, готические резные гаргульи переплетались вокруг колонн крыльца, холл отделан полированным черным гранитом. В доме надежная незаметная круглосуточная охрана. Ровена занимала четыре комнаты с высокими потолками, отсюда открывался потрясающий вид на Центральный парк. Несколько маленьких английских акварелей и замечательную георгианскую мебель она выбрала сама. Он удовлетворенно кивнул: самому молодому директору филиала их фирмы не стыдно жить в таком месте.
— О Боже! — воскликнул он, когда Ровена вышла в гостиную.
На ней было белое шифоновое платье от Унгаро с завышенной талией в стиле Регентства, юбка расходилась мягкими фалдами, но платье облегало фигуру так, что вырисовывались все контуры. Шифон украшали редкие маленькие розочки, оттеняющие цвет лица — персиково-кремовый. Ровена собрала волосы в царственный пучок, заколов несколькими гребнями из черного дерева. Рубины блестели в ушах, а также вокруг шеи и на запястье, причем висячие серьги подчеркивали чувственность движений головы и сверкающие зеленые глаза. Носки нежно-розовых атласных туфелек выглядывали из-под платья.
— Вам нравится? — волнуясь, спросила Ровена.
— Дорогуша, ты выглядишь невероятно, — признался Оберман с отцовской гордостью. — Выпей, тебе это необходимо.
— Ну, раз вы так считаете, — она улыбнулась. Все-таки он душечка. Она надеялась произвести такое же впечатление на двух человек, ради которых и старалась, — на Майкла Кребса и Топаз Росси.
Топаз получила приглашение с золотым обрезом на работе в тот момент, когда заканчивала самое трудное объявление в «Герлфренд». Ее пригласили в числе четырех из «Америкэн мэгэзинз». Миссис Александер Мартин будет иметь удовольствие принять мисс Росси в среду, 2 июня, на приеме из четырех актов. Отель «Виктрикс», 8.30 вечера. Одежда по вашему выбору.
Чуть не две недели она судорожно размышляла, в чем пойти, потом решила — чем меньше на ней будет, тем лучше. И надела платье от Шанель из легкого зеленого шелка, облегавшего ее, как оболочка. Она подобрала соответствующего цвета туфли. Волосы распустила, никакой косметики, никаких украшений Такое платье позволяло фигуре говорить самой за себя, оно повторяло все изгибы тела, как еще одна кожа. А цвет — иссиня-зеленый — придавал особую глубину кобальту глаз. Топаз знала — ее вид способен остановить уличное движение.
Натан Розен, Марисса Мэттьюз и Джо Голдштейн тоже шли на прием, и поскольку все были до смешного занятые люди, они встретились только в лимузине.
Натан был в смокинге.
Джо — в смокинге.
На Мариссе оказалось какое-то творение из шести слоев органзи, отделанное серебряной нитью, вся она с головы до ног была густо усыпана золотистыми блестками. К этому Марисса добавила три ряда жемчуга, а также сапфировые и бриллиантовые браслеты.
— Дорогая, что такое? Разве ты не могла хотя бы взять напрокат в чем пойти? — спросила она Топаз, скользнувшую на кожаное сиденье, в то время как и Натан, и Джо буквально раздевали ее глазами.
— А я и не знала, что мы едем на маскарад, — ответила Топаз. — Как оригинально ты нарядилась — новогодней елкой.
Натан торопливо отвернулся, еле сдерживая смех, и лимузин тихо тронулся.
Ровена вцепилась в руку босса, пытаясь сдержать дыхание.
Зал для балов в двадцатичетырехэтажном отеле «Виктрикс» был превращен в живописный сад с каменными дорожками, направо и налево — апельсиновые деревья в полном цвету, наполнявшие воздух ароматом. Официанты в ливреях разносили на подносах из красного дерева икру и трюфели. Они следили, чтобы марочное шампанское заполняло каждый бокал не меньше чем наполовину. Гирлянды маленьких колокольчиков свисали с деревьев, наполняя все помещение нежным звоном. Белые павлины бродили среди толпы.
И что за толпа! Ровена прошла мимо Мадонны, а потом обнаружила, что они с Джошем едут в одном лифте с Арнольдом Шварценеггером и Си Ньюхаузом, главным магнатом группы журналов «Конде Наст». Оберман, направляясь за шампанским для Ровены, чуть не задел локтем Генри Киссинджера, оживленно беседовавшего с Генри Крависом.
— Давай смелей детка, — сказал он. Старикан в свои семьдесят два чувствовал себя отлично. — Я хочу представить тебя некоторым.
В следующие десять минут Ровена Гордон, которая жила и дышала только в мире музыкальною бизнеса и готова была умереть за него, оказалась на седьмом небе.
— Ахмет Эртеган. Ровена Гордон.
— Ровена, ты не знакома с Сильвией Роун? Нет?
