Джейн Хеллер - Женская логика
— Вы хотите сказать, что он выпендривался передо мной?
— Просто он говорил с вами на Языке мужчин.
От удивления Брок даже приподнялся и уставился на меня.
— Вы всегда такая с мужчинами или только со мной?
— Какая?
— Властная и уверенная в себе.
Мне стало смешно, потому что с тех пор, как Кип ушел от меня, я не чувствовала себя ни властной, ни уверенной в себе.
— Я вовсе не властная, — сказала я. — Просто я занимаюсь этой работой уже долгое время. Я знаю свое дело, только и всего.
— У меня нет никаких сомнений по этому поводу. Я бы с удовольствием послушал о том, как вы впервые пришли к заключению, что мужчины и женщины говорят на разных языках. Мне бы очень хотелось узнать, как возникла и пробила себе дорогу методика доктора Виман. Ведь это так важно — помочь мужчинам стать более внимательными и заботливыми по отношению к женщинам. Мне-то еще учиться и учиться этому.
Я быстро взглянула на него, чтобы убедиться, что мужчина, сидящий рядом со мной и обратившийся ко мне на безупречном Языке женщин, был тем самым человеком, который совсем недавно называл меня дорогушей.
— Вы правы, мистер Брок, — ответила я, и мой голос дрогнул. — Вам еще предстоит долгий путь, но не такой долгий, как вам кажется.
17
По дороге назад мы застряли в пробке, и Брок стал расспрашивать меня о моей жизни. Я рассказала ему о некоммуникабельности моего отца, о разводе родителей, о моей диссертации в области лингвистики, о книге, принесшей мне известность. Я поведала ему даже о Кипе и о том, как он предал меня, хотя об этом Брок не спрашивал. Просто он оказался на удивление внимательным слушателем.
Казалось бы, как Брэндон Брок мог быть внимательным слушателем?
Вы, наверное, подумали, что я необъективна, но в тот июльский день он и в самом деле очень внимательно слушал меня, чем я страшно гордилась, видя в этом свою заслугу. Вне всяких сомнений, моя методика помогла ему измениться. Он не перебивал меня, не пытался перевести разговор на другую тему. Он даже не заполнял паузы своими излюбленными шуточками! Правда, один раз он сделал исключение: спросил, была ли у нас с Кипом любимая песня. (Ха-ха, как смешно!) По его вопросам и комментариям чувствовалось, что он понимает меня.
— Я думаю, вам надо проводить больше времени со своим отцом, — отозвался он, когда я рассказала ему о конфликте моих родителей. — Быть может, сейчас, когда прошло столько лет, вы посмотрели бы на все другими глазами. Кто знает, быть может, ваш отец молчал за обеденным столом не потому, что он мужчина, а потому, что был несчастен в браке.
— Но моя теория не строится исключительно на ошибках моего отца, — возразила я. — Исследования показали, что очень большой процент мужчин не находит общего языка с женщинами.
— И все-таки я думаю, было бы полезно узнать его точку зрения. Почему бы вам не поговорить с ним обо всем этом?
Когда мы уже въезжали в Нью-Йорк, я попросила Брока хоть немного рассказать о себе. И он поведал мне о своей матери — красивой, но довольно холодной женщине, об отце, который занимал довольно заметный пост в руководстве «Дженерал моторе» и всегда хотел, чтобы сын превзошел его, и о сестре, которая все еще жила в Мичигане с мужем и тремя детьми. Она считала, что брату давно пора жениться и заводить собственных детей.
— Вы любите детей? — спросила я, представив себе Брока, меняющего подгузники.
— Да. Люблю.
— А Келси? — поинтересовалась я, представив себе ее меняющей подгузники.
— Что Келси?
Его интонация подтвердила слова, которые он произнес на прошлом занятии. Он не собирался жениться на Келси. Он ее не любил.
Надо сказать, что известие не расстроило меня.
Чем больше я говорила с Брэндоном Броком, тем больше понимала, что это было настоящее общение, а не тот обмен любезностями, пустая болтовня, в искусстве которой мы с Кипом превзошли всех.
А еще я начала понимать, что пора признать то, в чем меня заподозрили подруги и о чем уже, видимо, догадались все читатели этой книги. Да, я поняла: пора смириться с тем, что за несколько месяцев мои чувства к пациенту существенно изменились. Презрение переросло в интерес, интерес — в привязанность, а привязанность — в страсть, учащающую сердцебиение, лишающую сна, аппетита и способности не думать о нем. Иными словами, я влюблялась в него все больше и больше и не знала, что мне с этим делать.
И я ничего не предпринимала. Продолжала жить в своем обычном ритме. Раз в неделю видела Брока, давала ему новые сценарии, заставляла заучивать слова и выражения Языка женщин. Я не подавала виду, что считаю дни, оставшиеся до нашего последнего занятия, не позволяла ему заподозрить, что разлука с ним принесет мне страдания.
Как-то раз мне пришлось особенно тяжело. Мы только что закончили занятие, на котором я растолковала ему, что женщины ждут от мужчин понимания, а не советов, и он вдруг стал рассыпаться в благодарностях.
— За что вы меня благодарите? — спросила я, когда мы стояли в дверях кабинета. Он очень внимательно смотрел на меня своими голубыми глазами, а я изо всех сил старалась скрыть охватившую меня дрожь.
— За то, что вы требовательны ко мне и не позволяете мне сесть вам на шею, — сказал Брок. Он стоял на подобающем расстоянии от меня, но все же я ощущала запах его одеколона.
— Ну что вы, — отозвалась я с притворным равнодушием. — Я просто исполняю свой долг. Помните, вы мне сказали, что из меня бы получился неплохой руководитель? Я требовательна ко всем своим пациентам.
— Я понимаю, но для меня вы сделали нечто большее.
— Нечто большее? — насторожилась я.
— Да. Помните, перед нашим первым занятием я попросил вас ничего не говорить газетчикам?
— Я так и сделала. Я сдержала слово.
— Знаю, доктор Виман. Это и есть «нечто большее». Представляю, какой заманчивой для вас была идея рассказать журналистам о таком пациенте. Ваша карьера рухнула, вам нужна была хорошая реклама, чтобы восстановить ее. Если бы мир узнал, что глава «Файнфудз» нанял вас, чтобы вы ему помогли (представьте себе заголовок: «Брэндон Брок, лицо с обложки, плохо себя вел!»), интерес к вам, безусловно, возрос бы.
Это звучало как слова прощания. Пускай добрые, но все же слова прощания. Я не хотела его отпускать, не хотела терять его из виду, узнавать о нем из газет! Но что я могла сделать?..
— Признайся ему, — сказала Пенни, когда я наконец капитулировала и подтвердила то, что она уже давно заподозрила.
— Не могу, — ответила я. — Он мой пациент. С моей стороны было бы вопиющим непрофессионализмом излить свои чувства посреди занятия.
Пенни пожала плечами:
