Татьяна Ковалева - Чаша любви
Девица с интересом поглядывает на Сашу.
Мне это нравится и не нравится — по-настоящему противоречивое чувство. Немке легко спрятать свой интерес от кавалера, ибо тот в этот миг смотрит на меня. Смотрит долго, словно ждет, что и я на него взгляну. Хорошо! Я взглядываю. Глаза наши встречаются.
Немец вежливо приподнимает панамку и говорит:
— Добрый ветшер!
— Гутен абенд! — отвечаю я.
Я немного смущена. Секунду назад я была об этом немце худшего мнения.
«Но откуда он знает, что мы из России?.. Или у меня на лбу что-то кириллицей написано?»
Увидев мое недоумение, Саша поясняет:
— Это Брауны. Номер напротив. Мы вместе оформлялись в отеле. Ты забыла.
— Да, верно! Я что-то припоминаю.
Честно говоря, я ничего не припоминаю.
Саша перебрасывается с немцем несколькими фразами по-английски (я в это время вежливо улыбаюсь), потом поворачивается ко мне:
— Его зовут Клаус, а она — Бригитта. У них свадебное путешествие. Всего три дня назад была свадьба.
— Хохцайт! — блещу я познаниями немецкого.
— Я, я! Хохцайт… — смеется и кивает парень.
Саша говорит:
— Они сразу из-за стола — на самолет. С точки зрения их родителей поступили неразумно.
— Очень даже разумно. Гут! — говорю я Клаусу. — Иногда не мешает отступить от традиций.
Саша переводит им мои слова.
Клаус хвалит меня — какая разумная девушка. Саша адресует мне нежный взгляд, собирается перевести, но я останавливаю его. Кое-что, касающееся меня, юнге фрау, я понимаю и без перевода.
Немцы прощаются, через минуту растворяются в толпе.
Я допиваю свой кофе. Думаю о том, что организм мой живет еще петербургским временем. И не менее трех дней будет адаптироваться.
Улыбаюсь себе: «А пока буду жить со сдвигом».
В этот момент вдруг ощущаю сильнейший голод. И припоминаю, что сегодня, кроме фруктов и орехов, еще ничего не ела. Жара меня выбила из колеи. А сейчас или чуть раньше — час назад — после… ну после того, как мы… после моего коронования… голод проснулся во мне. Этот голод — настоящий зверь. Он прямо-таки терзает мой желудок.
— Саша, я хочу есть.
— Нет проблем! — восклицает он. — Сейчас закажем что-нибудь.
Я качаю головой:
— Ты не понял. Я очень хочу есть. Я сейчас — будто тигрица.
— Вот как! — Саша секунду прислушивается к своим ощущениям. — Ты знаешь, я, кажется, тоже помираю от голода, но почему-то уяснил это только сейчас.
Киваю ему:
— Я уже догадалась, почему так. Во-первых, жара. А во-вторых — обилие впечатлений. Не мы на Индию, а Индия обрушилась на нас. Мы должны привыкнуть.
— Тогда возвращаемся в отель, — предлагает Саша. — Там есть хороший ресторан.
И мы идем обратно. Идем довольно быстро, ибо голод погоняет нас.
По местному времени уже близится полночь. В этот поздний час в ресторане достаточно свободно. Заняты едва половина столиков. Две-три подгулявшие компании — и те собираются уходить. И несколько европейцев — таких же «сдвинутых» во времени, как и мы.
Выбираем столик.
Ароматы, доносящиеся до нас с кухни, способны довести меня до безумия. Если судить о кулинарном искусстве здешних поваров по запаху готовящихся блюд, местные повара — из лучших поваров в мире. Или я никогда не была так голодна!
Потирая от нетерпения руки, Саша раскрывает меню. И тут же закрывает его. Без гида путешествовать по этому меню бессмысленно.
А гид уже спешит к нам — это официант. Он, наверное, по происхождению из Северной Индии. Выраженные монголоидные черты.
Они с Сашей склоняются над меню и минут пять обсуждают блюда. Официант водит по строчкам пальцем. В некоторых местах его палец замирает.
Заказанные блюда приносят довольно быстро. По вполне понятным причинам нас это очень радует.
Здесь богатая национальная кухня.
У нас на столе появляются: кукурузные лепешки, парочка салатов из местных овощей, чечевичный суп с пряностями и совершенно роскошное, пышущее жаром (только что из печки!) блюдо с длинным названием шаана дам — пухт; это мясо, запеченное на медленном огне. В отдельном блюде горкой сложены красные помидоры, а по краям блюда — стручки кашмирского перца.
Игнорируя Бахуса, принимаемся за еду.
Я сразу же отмечаю для себя необыкновенный, ни с чем не сравнимый, изысканный вкус блюд. Здешние повара, действительно, — одни из лучших поваров в мире. Салаты — просто чудо. Они освежают меня. Чечевичный суп — густой и ароматный; очень нежный вкус. Мясо приготовлено мастерски; корочка изумительно хрустит на зубах.
Едим молча. Увы, нам не до разговоров. Лишь изредка восклицаем что-нибудь типа «Ах!», «Ох!», «Блеск!», «Класс!». Когда полуночная трапеза наша уже приближается к концу, замечаем чету Браунов. Они входят в зал. У них, видно, тот же недуг, что и у нас. Они верно идут на запах, и вид у них в сей поздний час достаточно хищный.
Замечают нас. Мы киваем друг другу уже как старые приятели.
Утолив голод, Саша пускается в некоторые разъяснения по поводу экзотических приправ; он со знанием предмета говорит о листе кари, об имбире, шафране, базилике, пажитнике, золотистом корне куркумы… А я поражаюсь: откуда он все это знает? Остается думать, что перед поездкой Саша тоже успел порыться в энциклопедиях и словарях.
Танцующий Шива, Саша, Радж
На следующее утро просыпаюсь страстно обнимая подушку. Не открывая глаз, шарю по постели рукой. Обнаруживаю, что Саши рядом нет. Откуда-то доносится музыка. Это национальная музыка. Играют на каком-то струнном инструменте — на вине или дотаре. Моей подготовленности недостаточно, чтобы определить это с большей точностью. Потом вступает флейта. Музыка очень приятная, ласкает слух. Такую музыку нельзя назвать навязчивой. Это Кант, кажется, не любил музыку. Называл ее самым навязчивым из искусств. Да, великие — не без причуд! Как можно не любить музыку?
«Но где все-таки Саша?»
Открываю глаза. В комнате его нет. В душе, на кухоньке — тоже тихо. Встаю, заглядываю в другую комнату. Пусто.
Сколько уже времени, я не знаю. Мои часы остановились: вчера, переполненная впечатлениями, я забыла их завести. Но, судя по тому, что жара не наступила, еще довольно рано.
«А во сколько здесь обычно наступает жара?» — этот вопрос ставит меня в тупик.
Вздрагиваю от телефонного звонка. Снимаю трубку:
— Йес!
На этом познания английского языка у меня практически кончаются. Нет, конечно, кое-что я понимаю. «Но проблем!» — например, или «Хай!», или «Литл гёл» и подобное пресловутое и во языцех. Но в данный момент, когда приятный мужской голос выдает мне по телефону длиннейшую тираду скороговоркой и затем что-то спрашивает, мне кажется, что я ничего не понимаю.
