Теодора Снэйк - Жених для сестры
— Кто я такой, чтобы спорить с вами, миледи? — отозвался осмотрительный дворецкий. — Особенно когда вы совершенно правы.
— Пожалел пару фунтов, старый пройдоха, — беззлобно укорила его хозяйка. — И испортил мне все удовольствие.
Джеймс и Эмили стояли посреди спальни. Дневное солнце, подсвечивающее комнату сквозь легкие кремовые шторы, давало прекрасную возможность разглядеть любую подробность постепенно обнажающихся тел мужчины и женщины. Дело шло крайне медленно. Расстегивая очередную пуговицу рубашки или развязывая шелковую ленту на платье, новобрачные постоянно отвлекались на жгучие поцелуи.
Эмили упивалась ласками мужа. Его руки дарили ей восхитительные ощущения. Они превосходили все, что грезилось ей одинокими ночами. От них хотелось легонько постанывать и выгибаться всем телом ему навстречу. Никакого стеснения и стыдливой боязни собственных жарких чувств. Одно только огромное как мир желание принадлежать любимому мужчине.
Джеймс прекрасно понимал, что с ней происходит. Его искусное наступление не прекращалось ни на минуту. Наконец Эмили почувствовала, что ноги отказываются ее держать.
Она слегка отстранилась и принялась с восторгом разглядывать мужественную грудь Джеймса. Более совершенного торса, по ее мнению, природа не создавала. Проведя по груди мужа кончиками пальцев, Эмили затем не удержалась и припала губами к плоским коричневатым соскам. Джеймс вздрогнул и закрыл глаза. Он прижал к себе голову жены и зарылся пальцами в замысловатую прическу.
Вероятно, ему тут же пришло на ум, что такие пушистые волосы должны свободно струиться, а не быть скрепленными бесчисленными шпильками. Он принялся выдергивать их, они бесшумно падали на ковер. Избавившись от шпилек, Джеймс распустил волосы Эмили и залюбовался ими.
Она тряхнула головой и подняла руки в извечном женском жесте, отчего ее грудь приподнялась. Джеймс накрыл ладонями теплые холмики с остро торчащими вершинками, а затем припал к ним губами. Джеймс целовал их вновь и вновь, будто не в силах был оторваться. От нежных покусываний и ласкающих движений его языка Эмили выгнула спину и подалась вперед. Можно ли яснее дать понять ему, чего она хочет?
— Джеймс…
Произнесла ли она его имя или ему почудилось, он и сам этого не знал.
— Желанная моя, — выдохнул Джеймс, уже не справляясь с желанием сорвать с нее оставшуюся одежду. — Я больше не могу ждать. Твой запах сводит меня с ума. А кожа… Боже, какая нежная у тебя кожа!
Эмили услышала его мольбу и сбросила с ног туфли. Путаясь в кружевах, кое-как стянула нижнюю юбку и взялась за трусики. Пальцы застыли на секунду у ажурной резинки, затем поднырнули под нее. Неосознанное кокетство жены возбудило Джеймса еще сильнее.
— Как ты хороша, — прошептал он, гладя ее. — Я хочу тебя.
Он протянул руку, и Эмили вложила в нее свою ладонь. В постели они избавились от остатков одежды. Джеймс дрожал от нетерпения, но заставлял себя не спешить. Его восхищенный взгляд скользнул по телу Эмили. Руки прошлись от ее высокой груди до безупречных бедер и легли на их внутреннюю поверхность. Она порозовела от удовольствия, от счастья быть с ним рядом.
Ей захотелось ответить Джеймсу такими же сводящими с ума ласками. Она встала на колени и прикоснулась к его бедру. Эмили и не знала, что это может быть так приятно: лаская мужа, она постепенно возбуждалась сама. Ей захотелось, чтобы он лег на нее сверху, и…
Однако сказать о своем желании не решалась, поэтому немного раздвинула колени и положила пальцы на завитки волос в низу живота. Джеймс все понял без слов. Его пальцы легли поверх руки Эмили, а затем и вовсе вытеснили ее.
Она не рискнула сказать Джеймсу, что он станет ее первым мужчиной. Его веселого недоумения и шуток Эмили не перенесла бы, потому и старалась действовать смелее и выглядеть искушенней, чем была на самом деле. Кажется, он ничего не заподозрил. Но то, что ей было известно из современных книг и кинофильмов, оказалось всего лишь теорией для двадцатишестилетней девственницы, а практика это совсем другое дело.
— Джеймс, прошу тебя… — Не договорив, Эмили залилась стыдливым румянцем и отвернула лицо в сторону.
— Скажи это, — попросил Джеймс, нависая над ней. — Я должен услышать от тебя эти слова. Это важно.
— Возьми меня, Джеймс, — послушно прошептала Эмили, у которой все плыло перед глазами.
Джеймс очень медленно, так, что у него начало сводить челюсти от невыносимого желания, проник внутрь нее. Встретившаяся на пути преграда не остановила его, он лишь удивленно охнул. Боль, которую пришлось пережить Эмили, была не слишком сильной. Или ей так показалось, потому что она была к ней готова. Она лишь стиснула на секунду зубы, а потом взмыла вместе с Джеймсом туда, куда попадают лишь двое любящих людей.
Он задвигался — сначала медленно, потом все быстрее. Эмили с наслаждением встречала каждое движение мужа. Постепенно она приспособилась к его ритму и полностью отдалась чувственному удовольствию, все нарастающему и нарастающему.
Когда пронзительно острое ощущение единения с Джеймсом стало невыносимым, Эмили коротко ахнула. Одновременно с ней вершины наслаждения достиг и Джеймс.
— Эмили! — выкрикнул он, перед тем как содрогнуться в завершающем аккорде любви. — О, моя Эмили!
Ей захотелось заплакать, и она закрыла глаза. Веки тут же были согреты теплом губ Джеймса, с тревогой взглянувшего на жену.
— Я причинил тебе боль? Прости! — Он был преисполнен раскаяния.
Эмили, совершенно удовлетворенная, пребывала в согласии с собой и со всем миром, поэтом ей совсем не хотелось, чтобы Джеймс чувствовал себя виноватым. Она открыла глаза и одарила мужа томным взглядом.
— Спасибо тебе, любимый.
— Ох, Эмили! — с облегчением выдохнул Джеймс и притянул ее к себе. Крепко сжимая жену в объятиях, он целовал ее влажные ресницы и вздрагивающие губы. — Почему ты не сказала мне?
— О чем?
— О том, что я твой первый мужчина. Я бы постарался действовать осторожнее. Если бы ты только знала, сладкая моя, как я тебе благодарен. Я и надеяться не мог на такой чудесный подарок!
Джеймс исступленно целовал Эмили. Она довольно улыбалась и поворачивалась так, чтобы ему было удобно.
— Мне казалось, — вставила она между поцелуями, — что моя девственность может вызвать лишь насмешки.
— Что бы там ни говорили, а в каждом мужчине всегда сидит отчаянный собственник. И мне до чертиков приятно, что никто до меня не был близок с тобой. — Джеймс хозяйским жестом провел по атласному бедру. — Никто не видел тебя обнаженной. Никто не прикасался к твоей изумительной груди.
