Арина Ларина - Коктейль под названием «муж»
Вспоминать можно было до бесконечности, но настал момент, которого просто не могло быть: Маша открыла знакомую страницу форума, чтобы задать вопрос, появлявшийся там с периодичностью автомобильных гудков на оживленной трассе: «Ночь. Муж не пришел. Что делать?»
Как и следовало ожидать, доброжелательницы, скучающие подростки и просто сочувствующие набежали моментально. Такое ощущение, что молодые мамы вместо того, чтобы отсыпаться по ночам, компенсировали дневной дефицит общения. Маша тут же получила предложения «не пускать, когда вернется», «дать по морде без предварительного допроса», «уйти в клуб до утра, сдав ребенка кому-нибудь» и доброжелательное «обзвонить морги и больницы, прежде чем катить на мужика бочку».
За препирательствами с оппонентками, когда Маша, сама того не заметив, перешла к яростной защите мужа, пролетело больше двух часов. Поняв, что выспаться уже не получится, что лицо завтра будет уставшим и мятым, а под глазами наметятся синеватые тени, она снова обозлилась. Злость эта была какой-то дерганой, истеричной, смешанной со страхом. Как бы ей хотелось, чтобы Алексей все же вернулся. И тогда можно будет просто беситься, орать на него, а не бояться гулкой пустоты, заполнившей квартиру.
Когда щелкнул замок, свинцовый обруч, сдавливавший грудь, рассыпался в пыль. Ужас отхлынул, словно утренний туман, в одно мгновение унесенный ветром. Маша молча вышла в коридор.
Сейчас он будет оправдываться, что-то говорить, лебезить…
Случилось самое страшное, что только может произойти в семейной жизни. Муж молча, не глядя на нее и источая пряный аромат вины и чего-то запретного, прошел в ванную. Он даже словно подобрался, чтобы ненароком не коснуться Маши, и закрылся.
За дверью зашумела вода, что-то шуршало, передвигалось, струи дробно бились об акрил. Она стояла посреди пустого коридора раздавленная, распластанная, как мошка по лобовому стеклу.
Все кончено. Все кончено? Все кончено!
Наверное, надо его о чем-то спросить. О чем? Зачем? Чтобы стало еще больнее? А вдруг еще что-то можно спасти, сохранить? Слова убьют. Это Маша знала точно. И его ответы, и ее вопросы, и просто слова, которые вдруг вырвутся, раскатятся, словно мелкие бусины, забьются в щели, растеряются под ногами и еще долго будут попадаться то тут, то там.
Интуиция подсказывала, что лучший выход – метнуться в постель и прикинуться спящей. Маша вообще пожалела, что вышла в прихожую. Надо было с самого начала быть последовательной. Но что сделано, то сделано. Она быстро легла и с головой накрылась одеялом. Разум вопреки логике пытался формулировать гневные отповеди и высокопарные обвинения, с перечислением Машиных заслуг и моральных потерь. Слова толпились, как пассажиры метро в час пик, готовые хлынуть мощным неудержимым потоком.
«Только не начинать с ним разговаривать, только не начинать», – уговаривала себя Маша, понимая, что достаточно вырваться лишь одной фразе, как остальные ринутся в образовавшуюся брешь. Держать обиды в себе не было никакой возможности. Словесный токсикоз неумолим и непобедим. От него можно избавиться лишь выговорившись.
Алексей так и не пришел. Он повозился в гостиной, скрипнул диваном и затих.
Это была констатация факта. Какого – Маша даже думать не хотела. Не могла. Боялась.
Наступившее утро казалось каким-то мутным, полуобморочным. Маша никак не могла понять, спала ли она ночью или так и пролежала в тревожном забытьи, пристально глядя в потолок сухими глазами. Плакать нельзя, это она знала точно. Это унизит ее в любом случае. Не только бороться и побеждать, но и проигрывать надо достойно.
Разумеется, лицо было не просто мятым, но еще опухшим и осунувшимся.
«В таком виде можно только констатировать очевидное и подтвердить его правоту: там лучше», – тоскливо резюмировала Маша, с отвращением посмотревшись в зеркало. Надо было бы накраситься, но в восемь утра это было бы слишком претенциозно. А без косметики она выглядела сейчас на «три с минусом».
Тело сотрясал озноб, ломило кости и тяжело давило на виски.
«Похоже, я еще и заболеваю. Замечательно! Украсить семейную сцену соплями, кашлем с тембром пропойцы и курильщика и слезящимися от простуды кроличьими глазками. Здравствуй, муж! Вот такая я красавица! Поэтому пакуй вещи и беги, пока я на тебя не натравила своих микробов!» – Маша со злостью встряхнула одеяло и попыталась вылечиться путем аутотренинга, рассказав себе, что молода, здорова и красива. Аутотренинг не помог, зато вдруг стало ясно, что она боится выходить из комнаты. Если выйти, то надо что-то говорить, как-то реагировать. А как, если вчера произошло непонятно что?! Хотя, нет, конечно, понятно все, только слишком неожиданно, больно и страшно. И главное – неоправданно банально, обыденно. Так бывает у всех, и нет в чужих историях ничего необычного. Лишь своя, персональная история кажется из ряда вон выходящей, исключительной и чудовищной. Когда от мамы ушел отец, там было все ясно: так поступают многие, и даже можно перечислить массу причин, лежащих на поверхности, объективных, переводящих происходящее в ранг рядового события. Но когда вот так неожиданно предает собственный муж, объективная оценка действительности капитулирует и падает на спину, конвульсивно дергая лапками, как муха, сбрызнутая дихлофосом.
За дверью было тихо.
«Придется его будить», – трусливо поняла Маша. А это означало, что надо срочно решать, каким тоном разговаривать и разговаривать ли вообще. Или молча потрясти его за плечо, как ни в чем не бывало? А может, пнуть? Последний вариант идеально соответствовал внутреннему состоянию Маши.
Вопрос решился сам собой. Алексея в квартире уже не было. Вероятно, на какое-то время она все же заснула, раз не услышала, как муж ушел. Трясясь всем телом, на подрагивающих и подгибающихся ногах Маша подошла к шкафу. Его вещи были на месте. Означал ли тот факт, что супруг отбыл без чемоданов, нечто позитивное или нет – понять не получалось. Закрывая шкаф, Маша прищемила палец, но даже резкая боль не привела ее в чувство. В это дикое сюрреалистическое утро у нее вообще то и дело возникали досадные накладки. Вместо пасты на щетку был выдавлен какой-то омерзительный на вкус жирный крем, кофе был вылит непосредственно в сахарницу, а пакет с молоком просто нелепо вырвался из рук, отдавив ногу. Хорошо хоть был закрыт, иначе бы начало столь изумительного дня было бы еще плюс ко всему скрашено мытьем пола. Не оставлять же лужу до прихода няньки.
– Машуля, ты чего такая кислая? Заболела? – налетела на нее Шульгина. Подруга тарахтела так, что сразу становилось ясно: Але не терпится закончить официальную часть приветствия и перейти к чему-то своему.
