Арина Ларина - Поцелуй с разбега!
– Мам, я иду уже, иду.
– Не смей разговаривать таким тоном! – немедленно взвизгнула родительница. – Вместо того чтобы побыстрее прийти домой и рассказать матери, как все прошло, она отирается там с каким-то паршивым брюнетом!
Судя по подробностям, маман дежурила у окна с биноклем. Иногда Верочке казалось, что мама неправильно применяет свои таланты: ей бы не в плановом отделе сидеть, а работать психологом. «Паршивым» Филипп был назван не ради красного словца, а с целью прощупать почву и понять, будет ли дочь с пеной у рта возражать против столь нелестного эпитета и отстаивать честь и достоинство кавалера. Все эти приемы допрашиваемая прекрасно знала, поэтому проигнорировала оскорбление и промолчала, с нарочитой сосредоточенностью стаскивая сапоги.
– Ну?! – взвыла Ярослава Аркадьевна.
Верочка послушно пересказала маме содержание своего первого рабочего дня, попутно вспомнив, что завтра надо прихватить с собою пару словарей и документы, дабы не доставить Ларисе пару лишних минут торжества.
– А этот? – не выдержала мама.
– Просто проводил.
– Даже коров провожают не просто так, а с целью подоить, – наставительно сообщила Ярослава Аркадьевна. – Он с новой работы?
– Угу, – безнадежно подтвердила Верочка. Мама вполне могла захотеть познакомиться с ним поближе. Ее добрые намерения были сродни попытке слона осторожно сорвать цветок на газоне. После беседы с потенциальным зятем от нежно-зеленых ростков надежды могло остаться лишь голое, вытоптанное поле.
– А кто по должности?
– Менеджер, – ответ был обтекаемым. На случай, если у Ярославы Аркадьевны появится желание вычислить Филиппа своими силами.
Мама неопределенно сморщилась и вынесла вердикт:
– Ладно. Посмотрим.
Так говорит повар, прикидывая на глаз, есть ли в лежащей перед ним рыбине икра. Верочка знала, что если в Филиппе и есть икра, то мама ее расценит как кабачковую.
Глава 15
На стол шлепнулся пухлый конверт. Илья Федорович Брыкин, широко известный в узких кругах бизнесмен, а по совместительству тесть Филиппа, отец строптивой дочери и муж слишком молодой жены, брезгливо прикоснулся к нему пальцами и вопросительно поднял глаза на высокого худого мужчину, возвышавшегося рядом. Тот был похож на пограничный столб в безукоризненном костюме, с овальной плешивой головой и неожиданно огромными красивыми глазами.
– Фотографии? – недовольно прогудел Илья Федорович и с остервенением дернул себя за ухо.
– Вы просили с фото, – бесстрастно подтвердил большеглазый и хлопнул ресницами.
– Просил, – вздохнул хозяин кабинета и скривил лицо в мучительной гримасе. Он и сам не знал, кем больше недоволен: собой или чересчур исполнительным подчиненным. – Сам-то видел?
– Видел.
– Что ты как робот?! – рявкнул Брыкин. Заныл желудок, и начало давить в висках. Он ощущал себя человеком, поставленным перед необходимостью взять за хвост дохлую крысу и вынести ее за пределы собственного жизненного пространства. К сожалению, для уборки моральных мусорных завалов уборщицы не предусматривались. – Что там?
– Отчет и фотографии.
– Идиота-то из себя не строй. Понял ведь, про что спрашиваю.
– Не понял.
Начальник службы безопасности задумчиво посмотрел на портрет Хемингуэя и вдруг захотел купить себе трубку. Чтобы по вечерам, закрывшись в кабинете, задумчиво курить ее и размышлять о спокойной старости. До старости было еще далеко, но планировать ее уже было пора. Михаила Сергеевича Кочеткова интересовала только достойная старость, а к ней нужно было готовиться загодя. Ковыряться в грядках и любоваться на пейзаж, неизменной частью которого будет огромный зад жены, обтянутый каким-нибудь полуистлевшим цветастым халатиком. Так было у его брата, женившегося в гарнизоне на дочери замполита. С тех прошло уже почти тридцать лет, у племянников появились дети, а супруга, тоненькая брюнетка Ниночка, по молодости строившая из себя француженку, превратилась в хозяйственную толстуху, с упоением взращивавшую огород и солившую потрясающие огурчики. Огурчики и гамак на их фазенде Михаилу Сергеевичу нравились, меню тоже, но жену ему хотелось не такую. Поэтому он продолжал пребывать в холостяцком состоянии, придерживая про запас Катерину, красивую, фигуристую соседку по лестничной клетке с двумя детьми. В идеале хотелось жениться на девушке из хорошей семьи, с массой достоинств. Проблема была в том, что такая девушка вряд ли посчитала бы его идеальной парой. К тому же Михаил Сергеевич боялся показаться окружающим смешным и стать предметом для плоских шуток и завистливого обсуждения наличия беса в его ребре. Соседка о его планах не подозревала, борясь с депрессией и стараясь смириться с мыслью, что все хорошее в ее жизни уже произошло. Ниночка старательно подсовывала родственнику своих разведенных перезрелых подруг, расписывая их хозяйственную ценность. Сцены смотрин напоминали Михаилу Сергеевичу попытки хитрого цыгана сбыть простофиле старую клячу. Жена брата пыталась убить двух зайцев, покончив с одиночеством одной из многочисленных неустроенных приятельниц, а заодно и пристроить родственника в хорошие руки. Ее энергии можно было позавидовать. Если бы не возмутительное упорство Михаила Сергеевича, всем бы уже давным-давно было хорошо. Но это было нереально, так как противоборствующие стороны вкладывали в понятие «хорошо» абсолютно разный смысл. Михаилу Сергеевичу не нужна была хозяйственная курица. Его вполне устраивали услуги домработницы, а материальное положение позволяло надеяться на шанс получить лучшую из лучших, а не то что осталось…
Он перевел задумчивый взгляд на злившегося шефа. Они работали вместе уже больше десяти лет, но Михаил Сергеевич продолжал соблюдать субординацию, искренне уважая финансовый гений хозяина и ценя материальные блага, плавно вытекавшие из этого союза.
– Ну, что ты вылупился? – Илья Федорович тоскливо засунул нос в конверт. – Что скажешь?
– Все в пределах разумного, – неопределенно ответил начальник безопасности и опять замолк.
Илья Федорович вздрогнул от отвращения и вытащил пачку листов:
– Что тут? В двух словах? Я потом прочитаю.
Следить за собственным зятем, который фактически уже таковым и не являлся, было омерзительно. Одно дело – конкуренты и партнеры по бизнесу, это было производственной необходимостью. А Филипп – это уже личное. Парень ему скорее нравился, чем нет. Особенно явной эта внутренняя симпатия стала после его выдворения из Алининой квартиры. Вокруг дочери стали крутиться такие экземпляры, что Илье Федоровичу пришлось вспомнить свое состояние в ее добрачный период, когда борьба с неподходящими кандидатами на престол – а его сеть магазинов была настоящим царством – съедала массу рабочего времени.