Безжалостные парни (ЛП) - Станич К.М.
— Нам нужно пойти что-нибудь приготовить, — говорит он наконец, когда все остальные молча рассаживаются по комнате. Я сижу на диване между Спенсером и Тобиасом, стараясь не ёрзать, но настолько не уверена в том, что именно у нас здесь происходит, что боюсь поднимать эту тему.
— Последнее «ура» Кулинарному клубу, а? — говорит Мика, хмурясь. — Это, блядь, полный отстой. Ты серьёзно уезжаешь утром?
— Серьёзно, — говорю я, чувствуя тошноту в животе, когда откидываюсь на подушки. — Ровно в семь часов. — Я размахиваю кулаком и имитирую грубость отцовского голоса. — И сразу после того, как я завоевала право встречаться со всем Студенческим советом. Можете себе это только представить?
— Не всем Студенческим советом, — ворчит Спенсер, глядя на Тобиаса. Они долго смотрят друг на друга, пока Рейнджер фыркает.
— Я не встречаюсь, — говорит он, и на этом всё. Черч ничего не говорит, а Мика улыбается.
— Только потому, что ты уезжаешь, это не значит, что мы не можем встречаться.
— Да ладно, — говорю я ему, протягивая руку, чтобы взять одну из холодных газировок из холодильника на столе, — я уже пробовала отношения на расстоянии в старшей школе. Это не совсем сработало.
— Не сравнивай нас с этим бесполезным тортом из писсуара, — фыркает Мика, качая головой, а затем обменивается взглядом с братом. — Ты никогда не встречалась с парнями, у которых есть частные самолёты. Мы можем быть в Санта-Крузе во время каждых каникул. Кроме того, у нас осталось всего два месяца до летних.
— Вы, ребята, собираетесь навещать меня? — я поддразниваю, потому что не могу представить, чем, чёрт возьми, я буду заниматься всё лето одна. Заниматься серфингом? Думаю, по крайней мере, я буду подтянутой, когда они увидят меня в следующий раз.
— Конечно, приедем, — усмехается Спенсер, откидывая назад свои серебристые волосы. Он выглядит опустошённым, что странным образом делает меня счастливой. Ему действительно не всё равно, что я уезжаю. — Это не навсегда. В следующем году ты вернёшься в Адамсон, клянусь.
— Вы все действительно собираетесь попробовать эту штуку с отношениями? — спрашивает Рейнджер, откидываясь на спинку стула и изучая нас троих.
— Определённо, — говорят близнецы в унисон.
— Почти, — со вздохом отвечает Спенсер, наклоняясь, чтобы взять меня за руку. Он сильно сжимает её, и я чувствую, как у меня замирает сердце. Расставаться с моими новыми друзьями будет больно.
Я только надеюсь, что это меня не убьёт.
Глава 14
Я никогда в жизни не была так несчастна в самолёте. Спенсер дал мне денег на переход в первый класс (не говорите Арчи, мы сделали это через приложение), так что обслуживание хорошее, и сиденья удобные, но, чёрт возьми… Мне хочется плакать.
На борту есть вай-фай, но я не утруждаю себя подключением. Если я это сделаю, то закончу тем, что буду болтать с ребятами, и мне станет ещё больнее, чем сейчас.
Как только приземляемся, я забираю сумки, вижу тётю Элизу, стоящую на обочине и флиртующую с дежурным офицером службы безопасности, чья работа заключается в том, чтобы следить за тем, чтобы люди не проводили слишком много времени, бездельничая на обочине.
Я вздыхаю.
Некоторые вещи никогда не меняются.
— Тётя, — говорю я, пытаясь заставить себя улыбнуться. Нет смысла начинать с плохих отношений с тётей, единственным человеком, стоящим между мной и Лос-Анджелесом. Кстати, о…
— Чарли! — кричит моя мама, удивляя меня с заднего сиденья крошечной тётиной «Хонды Аккорд» 97-го года. Много лет назад Элиза заказала тонировку стёкол в качестве подарка на день рождения у бывшего парня, потому что, по её словам, на заднем сиденье происходят все лучшие вещи, а на переднем. Мерзость.
— Мам, — выпаливаю я, стоя там с сумками в обеих руках и таращась на женщину, которую, кажется, не видела целую вечность. Она выглядит… лучше, чем, когда я видела её в последний раз, но совсем не так, как её рисовала моя память, как красивую молодую женщину с непревзойдённой внутренней энергией. Как она познакомилась с Арчи, выше моего понимания, но, может быть, это было что-то вроде притяжения противоположностей? Их разница в возрасте всегда немного беспокоила меня, хотя я знаю, что мой папа не из тех извращенцев. Он любил мою мать, вероятно, больше, чем меня. Я всегда так думала. — Что ты здесь делаешь?
— Я здесь, чтобы увидеть тебя, глупышка, — отвечает она, её светлые волосы собраны сзади в свободный хвост, новые морщины на лице свидетельствуют о том, какими тяжёлыми были последние несколько лет. Очевидно, у неё есть демоны, о которых я ничего не знаю. В течение четырёх лет я пыталась понять, что это такое, но недавно пришла к осознанию, что знаю мать не так хорошо, как мне казалось. Может быть, я никогда её по-настоящему не знала? — Я приехала сюда на автобусе, и твоя тётя собирается отвезти нас обратно. — Мои глаза подозрительно сужаются. Я сделала свой выбор. Я не поеду в Лос-Анджелес. Я бы предпочла остаться в Санта-Крузе, где, по крайней мере, я знаю, что могу тусоваться с близнецами во время школьных каникул. Ну, и я действительно знаю здешних людей. Начинать всё сначала — это похоже на ад.
— Ладно. Но почему? Я решила вернуться в Среднюю Школу Санта-Круза.
— Ты можешь, по крайней мере, поехать посмотреть мою новую квартиру и пройтись по школам, которые мы с твоим отцом выбрали для тебя.
— Я не поеду в Лос-Анджелес, — повторяю я, и мама хмурится. Что заставляет её думать, что она может приказывать мне после того, как исчезла, не сказав ни слова? — Последнее, чего я хочу, — это сидеть в раскалённой машине в течение пяти часов. Могу я, пожалуйста, просто вернуться к Элизе и устроиться?
Моя тётя застывает на переднем сиденье, положив руки на руль, и переводит взгляд с нас двоих на меня любопытными карими глазами. Она хорошенькая, но её макияж мне не нравится, очень резкий и тёмный. Из-за этого она выглядит старше, чем следовало бы. Я почти уверена, что моя навязчивая потребность вписаться в общество досталась мне от этой части семьи; у Арчи явно нет проблем с тем, что его ненавидят все окружающие.
— Шарлотта, ты пытаешься задеть мои чувства? — спрашивает мама, хмурясь, несколько выбившихся прядей волос крупными локонами свисают вокруг её лица. Они немного тоньше и тусклее, чем я её помню, но полагаю, это часть цены, которую она заплатила за то, что так сильно пристрастилась к наркотикам? Вокруг её рта появились морщинки, которых раньше тоже никогда не было, морщинки, которых не должно быть у тридцатишестилетней женщины.
— А ты думала об этом, когда отказалась встретиться со мной перед возвращением в реабилитационный центр? — спрашиваю я, а потом забираюсь внутрь и закрываю дверь. Я не собираюсь добираться из Сан-Хосе в Санта-Круз самостоятельно, как бы мне ни хотелось, чтобы был такой способ.
— Мы едем в Лос-Анджелес, — говорит мама, и в её голосе появляется деловитый тон. Я сижу там с минуту, пока тётя Элиза включает сигнал поворота, а потом вылезаю и иду по тротуару с сумками. — Шарлотта! — мама зовёт, но я не останавливаюсь. Я продолжаю двигаться, теряя её в толпе, а потом запираюсь в кабинке туалета в аэропорту.
Есть только один человек, который, возможно, согласился бы меня подвезти.
Я набираю номер Моники.
— Алло? — неуверенно спрашивает она, её голос дрожит от волнения. — Шарлотта?
— Я вернулась в город. Ты можешь встретить меня в аэропорту?
Повисает долгая пауза. Я уверена, что она потрясена, услышав это от меня.
— Дай мне час, — говорит она и вешает трубку. Мой телефон разрывается от сообщений от Элизы, мамы и, наконец, от папы. Он тоже разозлился. Но я игнорирую его, наконец набираясь смелости проверить сообщения от Студенческого совета.
«Как прошел полет?» — коротко и бесцеремонно от Рейнджера.