Обещаю, больно не будет (СИ) - Коэн Даша

Меня же передёрнуло, но я, немедля более ни минуты, сорвалась с места и побежала на парковку, где меня уже ждала Максимовская. Я слышала, как вибрирует в кармане телефон от её настойчивых звонков.

И вот я на месте. Прыгаю на пассажирское сидение и поднимаю глаза, полные отчаяния, на подругу.

— Марта, довези меня, пожалуйста, до приюта. Я одна боюсь добираться.

— Что случилось? — побледнела она.

— Всё смешалось в доме Облонских, — вздохнула я и прикрыла лицо руками. А потом битый час пересказывала о домогательствах Андрея, внезапном появлении Рафаэля и его правдоподобном отрицании того, что он имеет отношение к нарисовавшемуся в моей жизни Ярославу.

— А я тебе говорила, что связываться с Янковским дерьмовая идея, — фыркнула Марта.

— Но я же не думала, что он совсем конченый псих!

— Блин, — принялась нервно жевать губу подруга, — если честно, то я думала, что девчонки насчёт него порядком приукрашивают действительность. А теперь даже не знаю... а вдруг всё, что я насчёт него слышала — это чистая правда, Ника?

— Господи, ну не накручивай меня! — потёрла я виски и скривилась. — Но всё же. Мы же не в Тимбукту живём. Будет дальше сталкерить — пойду в деканат. Не сработает — к ментам. Я больше замалчивать прессинг не буду.

— Думаешь, поможет? — скептически глянула на меня Марта, а я пожала плечами.

— Будем надеяться...

В тягостном молчании мы доехали до приюта, где я всё ещё в свободное время помогала с животными, выгулом и кормлением собак, от которых отказались те, кто их приручил. Я распрощалась с Максимовской и вошла в ворота заведения, а уже на ресепшене услышала звучный голос своей начальницы, которая с пеной у рта принялась мне рассказывать о новом жертвователе.

И, оказывается, что этому аттракциону невиданной щедрости поспособствовала я.

Вот это новости с полей!

— И как зовут благодетеля? — с улыбкой уточнила я, хотя уже знала, что мне ответят.

— Ой, пошли, покажу. Он там с Савелием общается, активно пытается понять, чем ещё нам помочь, — потащила меня женщина за собой, и мы вышли к вольерам, где уже с важным видом расхаживал Басов, слушая лекцию от смотрителя приюта.

Увидел меня. Улыбнулся. Больно уколол своим магнетизмом.

А я только беспомощно опустила руки вдоль туловища и закрыла глаза.

— За что мне это всё?

Глава 28 – Инвалиды

Вероника

— Ну, узнала парня, Вероника? — интересуется Валентина Ивановна, и я перевожу на неё усталый взгляд.

— Да.

— Что-то не так? — хмурится женщина и поджимает тонкие губы. — Ты только скажи, и я тут же сверну лавочку. Ты мне как дочь, и я не позволю...

— Всё нормально, — хватаю я её за руку и натягиваю на лицо пластмассовую улыбку, изо всех сил давая понять, что меня ничего не напрягает. Наоборот, я цвету и пахну в компании человека, который однажды хладнокровно расстрелял в упор сердце, что бесконечно и преданно его любило.

— Уверена?

— Да, я просто устала на учёбе. Сейчас немного прогуляюсь с собаками и мне сразу станет легче, вот увидите.

— Тогда и спонсора с собой прихвати, — подмигнула мне сердобольная женщина и умилительно сложила руки на груди.

— Хорошо, — выдохнула я раздражение через нос, а сама продолжала беззаветно растягивать губы в псевдосчастливом оскале.

Когда же всё это закончится? Когда я смогу просто жить, без оглядки на уродливое прошлое, которое с маниакальной одержимостью не перестаёт преследовать меня и испытывать на прочность. И мы снова, на пару с истрёпанным сердцем, смотрим в глаза своему персональному мучителю и с ужасом понимаем, что ещё ни один человек в этом мире, ни до него, ни после, не заставлял каждый волосок на моём теле вставать дыбом в его присутствии.

Один взгляд — и нервы гудят от напряжения, словно высоковольтные провода.

Прикосновения под запретом — от них может быть короткое замыкание. А дальше яркая вспышка. И долгая, мучительная смерть...

Валентина Ивановна ведёт меня к Басову и болтающему с упоением Савелию, а затем заполняет эфир какой-то бесполезной, но нужной болтовнёй, которую я совершенно не слышу. Я смотрю Ярославу прямо в глаза и чувствую, как начинают дрожать мои руки, и ком размером с целую вселенную забивает мне глотку.

— Привет, Вероника, — пожимает парень плечами, будто бы таким образом извиняется за своё очередное беспардонное появление в моей жизни.

— Привет, Ярослав, — выдаю я апатично, понимая, всем в этом мире плевать на мои желания.

Что ты там хочешь, Истомина? Свободы? Глоток свежего воздуха? Ха-ха, перетопишься! Это не индийское кино, где все в эйфории бегают по поляне, любят друг друга и горлопанят песни. Это долбаная жизнь, детка, и она полна дерьма.

— Савелий сказал, что сейчас как раз начинается время прогулки. Составишь мне компанию, Ника?

Будто бы у меня есть выбор. Мои желания не принадлежат мне. Поэтому отвечать приходится совсем противоположное тому, что я на самом деле думаю.

— Конечно. Возьмём Потапку и Жужу. Они очень милые.

— Я помогу вам собраться, — хлопает в ладоши Савелий и бросается снаряжать в дорогу одних из самых сложных подопечных нашего приюта.

Приехал помогать? Что ж, пусть тогда действительно этим занимается. Заодно и посмотрит, что реальность некоторых живых существ на этой безумной планете наполнена не только праздным времяпрепровождением и прочей сибаритской мишурой.

Спустя минут двадцать пять мы с Басовым всё-таки выходим за ворота приюта. Он держит поводок милого мопса по кличке Потапка. Мне же досталась добрая лабрадориха Жужа. Обе собаки в памперсах и в инвалидных колясках. Обе безгранично рады, что им позволено целых сорок минут, а то и больше бегать по лесу, нюхать кусты и возможно даже встретить позднюю бабочку, которая усядется на их любопытный мокрый нос и взмахнёт своими потрясающими прекрасными крылышками.

Но они не будут по-чёрному завидовать ей. Они будут от всего сердца рады за чудесное насекомое и его способность летать. И совсем неважно, что жестокий человек отнял у них ноги. Они забыли. Они простили. Они научились жить заново.

— Что? — спрашиваю я, видя, как затравлено, подрагивающей ладонью проводит по своему лицу Ярослав. — Неприятно смотреть на изнанку этого мира?

— Нет, — поднимает на меня покрасневшие глаза парень и я явственно вижу в них боль. Это не сыграешь — ему действительно жаль этих ни в чём не повинных существ. — Просто... когда я ехал сюда, ожидал увидеть несчастных, уставших от неполноценного существования покалеченных животных, а теперь смотрю и глазам своим поверить не могу. Они улыбаются, а мне больно.

— Ничего удивительного, Ярослав, — пожимаю я плечами. — Просто ещё одна вопиющая несправедливость, существующая в этом мире. Люди не заслужили таких верных и преданных существ, как собаки. Они, в отличие от нас, не врут, когда признаются в любви.

Пару минут идём молча. Затем Басов принимается тискать Жужу и смеяться, когда она на пике положительных эмоций кидается вылизывать его заросшее щетиной лицо. Он хохочет, открыто так, искренне. А затем обнимает собаку и тихонечко треплет её за ухо.

И поднимает на меня покрасневшие глаза.

— Расскажешь, что с ними случилось?

— С ними случился человек, Ярослав, — тихо выдыхаю я и в который раз ощущаю резкую, почти невыносимую боль за рёбрами.

Сглатываю вязкую, горькую слюну и незаметно стираю слезинку с щеки. Пару раз судорожно вздыхаю, пытаясь вернуть голосу отстранённость и только тогда начинаю говорить, стараясь не погружаться в рассказ эмоционально. Иначе, у меня просто случится истерика. От жалости. От обиды. От ужаса, что такое вообще возможно.

— Жужа жила в любящей её семье. Росла, познавала мир, но однажды случилось так, что её вывел на прогулку не взрослый, а ребёнок. На её беду, она увидела кошку и погналась за ней. Детские руки не удержали поводок с тридцати килограммовым лабрадором. А Жужа всё бежала и бежала за своей кошкой, пока с ужасом не поняла, что потерялась. Она искала дом и целый день скиталась по улицам, с надеждой заглядывая в равнодушные лица людей. А ночью встретила тех, кто искал развлечения. Её расстреляли из пневматического оружия забавы ради, безвозвратно повредив позвоночник, а затем оставили умирать на пустыре. Наутро Жужу нашли и привезли сюда. По чипу вышли на хозяев, но они тут же отказались от собаки. Покалеченная, она оказалась не нужна тем, кто когда-то приручил её. Позже, по камерам нашли тех личностей, кто издевались над Жужей более часа. Час ада для бедной собаки на кон во имя визгливого восторга отмороженных на всю голову тварей. Их даже не привлекли к ответственности. Дело тупо замяли. На этом всё.