Мария Воронова - Клиника обмана
Повернулся и вышел из комнаты, хряснув дверью так, что стена загудела.
Несмотря на ранний час, он щедро плеснул себе виски. И не потому, что очень хотелось, – просто любому отцу полагается успокоить нервы после такого сюрприза, преподнесенного единственной горячо любимой дочерью.
Выпив виски, Сумароков открыл окна, и гостиная наполнилась звуками раннего утра: пением птиц, стрекотанием кузнечиков. Где-то вдалеке лаяли собаки. Валентин взял сигарету, удивляясь тому, что его злость куда-то испарилась. И только когда Сотников, слегка пошатываясь, появился на пороге, он внезапно понял: этот парень не мог сделать его дочери ничего плохого.
Витина губа распухла и была наспех заклеена пластырем, но кровь все равно сочилась.
– Заходи, что стоишь? Ночью смелее был.
Витя вошел и, не дождавшись приглашения сесть, облокотился о каминную полку.
«Кажется, я неплохо его приложил. – Валентин заметил нетвердую походку. – Похоже на сотрясение мозга».
– Садись уже, не маячь.
Витя сел за стол, вытянув руки, как на картине Серова «Девочка с персиками».
– Я ничего плохого не делал, – сказал он тихо.
– Я застаю тебя в постели моей дочери и должен верить, что ничего не было, ты это имеешь в виду?
– Я имею в виду, что женюсь на Ане. Вы можете быть спокойны.
– Поздновато ты задумался о моем спокойствии! На что ты мне сдался? С какой радости я тебе должен отдать свою дочь?
– Я ее люблю.
– Да что ты говоришь!
– А что тут скажешь? – Парень попытался улыбнуться, но тут же схватился за губу.
Валентин вынул из кармана белоснежный платок и швырнул на стол:
– Утри сопли, жених!
Помедлив секунду, Витя взял платок и приложил к губе. На платке сразу расплылось багровое пятно.
– На что, интересно, ты жить собираешься? И где?
– Я получаю повышенную стипендию и буду подрабатывать. С голоду мы не умрем, – сказал Сотников, не глядя на Валентина. – А насчет жилья… У меня есть комната в квартире родителей, но еще год мне придется жить на казарменном положении…
– А потом, ты думаешь, Аня захочет жить с твоими родителями? – Валентин усмехнулся и допил виски. Поднялся налить еще, бросил в стакан пару кубиков льда, оставшуюся упаковку пододвинул Вите. – Приложи к губе. Да не так, в платок заверни, эх ты, будущий врач! – Подойдя к двери, распахнул ее и громко позвал: – Аня!
Дочь появилась сразу – сердитая, аккуратно причесанная, в джинсах и футболке. С прямой спиной села за стол рядом с Сотниковым.
«Кажется, настроилась немедленно покинуть отчий дом вместе с ним, если бы я его выгнал», – невесело подумал Сумароков.
– Что случилось, то случилось, – сказал он строго. – Поступайте как хотите. Хотите жениться – женитесь. Но никакого содержания вы от меня не дождетесь. А теперь идите, завтрак, что ли, приготовьте.
Он зажег сигарету и вышел на крыльцо. Солнце поднялось, но обильная роса еще блестела на траве. День опять обещал быть жарким.
Как легко он согласился отдать дочь! И кому – голодранцу! Если бы не Катя, он бы так не смалодушничал.
Из открытой двери доносился уютный утренний шум. Из крана лилась вода, звенели тарелки, с хлопком и шипением разбивались яйца над сковородкой, щелкал тостер…
А может, все к лучшему и этот парень станет прекрасным мужем для Ани?
Он женится на Кате, а дочь, поглощенная новыми чувствами, не станет слишком сильно переживать по этому поводу. И заживут они все счастливо: он с Катей, Аня со своим Витей. Две семьи – два дома.
Все-таки это лучше, чем если бы Катя оказалась в роли Аниной мачехи… Определенно лучше.
…Прошел уже месяц с того дня, когда он застал Аню в постели с Виктором. С тех пор он нечасто виделся с ней: она проводила большую часть времени в Сертолове, он – в городской квартире. Но сегодня он поехал за город сразу после работы – невзирая на километровые пробки, неизбежные в эти часы. Сумароков решился сообщить дочери о собственных брачных планах.
Этому предшествовал вчерашний неприятный разговор с Катей – она упрекала его, говорила, что он, наверное, раздумал на ней жениться, потом пригрозила, что расскажет все Ане сама, потом зарыдала… Видеть ее слезы он не мог – пообещал, что завтра же поговорит с дочерью.
Перед дверью в Анину комнату он перевел дух, размашисто перекрестился и постучал.
– Заходи, папа. – Аня за письменным столом подсчитывала недельные расходы по туберкулезному отделению. Как заправский бухгалтер, она с суровым лицом стучала кончиком карандаша по клавишам калькулятора.
Валентин сел на диван.
– Я закурю?
– Кури. – Аня встала, толкнула створки окна, потом села рядом с отцом. – Ты все еще на меня сердишься? Прости, что так получилось!
– Я о другом хотел с тобой поговорить…
– Ты считаешь, что нам рано заводить ребенка?
От неожиданности Валентин чуть не проглотил сигарету.
– Аня! Неужели ты уже…
– Нет, – засмеялась она. – Я не беременна, но если это случится… Что плохого в ребенке?
– В ребенке ничего плохого! Но тебе надо сначала институт закончить. А Вите твоему – академию.
– Вообще-то он тоже так считает.
– Вот и молодец! – быстро сказал Валентин, опасаясь услышать, что сама Аня считает по-другому. – А у меня тоже есть для тебя новость.
Он выбросил сигарету в окно, тут же вытащил из пачки другую, но не стал прикуривать, чтобы Аня не заметила, как его руки дрожат.
Она встала с дивана, подошла и легко коснулась его плеча:
– Папа, не мучайся, я все знаю. Ты хочешь жениться на Кате.
– Это она тебе сказала? – вскинулся он.
– Нет. Просто я не слепая. А ты, если бы не хотел жениться, не начал бы этот разговор. Не нервничай так, пожалуйста, я тебя нисколько не осуждаю. Я же тебя люблю.
Глава одиннадцатая
В последнее воскресенье августа Олег уговорил Ладу поехать в Большую Ижору – выкупаться и позагорать. Он повез ее не на сумароковской «мазде», а на своей «девятке».
Место сразу показалось Ладе удивительно красивым – кусочек юга, по недоразумению очутившийся на бледных северных широтах!
Оставив машину, они пошли по тропинке, густо обсаженной кустами шиповника. Тропинка петляла между рядами оштукатуренных домиков, почти мазанок. За деревянными заборами пламенели розы, роняли мясистые лепестки и показывали ярко-желтую сердцевину. Над ними с ровным гулом кружили пчелы.
Миновав «мазанки», тропинка круто устремлялась вниз, потом ее пересекал ручей. Вода в ручье текла быстро, пенилась вокруг поросших мхом камней и торчащих со дна голых черных веток. Переправляться нужно было по черным скользким бревнам – чтобы не упасть, Лада крепко держала Олега за руку.
