Николас Спаркс - Лучшее во мне
— Я же тебе говорила: Так пожелал, чтобы его прах развеяли, — пояснила она, не повышая голоса. — Его жена, Клара, тоже была кремирована. Возможно, он видел в этом способ снова соединиться с ней.
Но мать как будто не слышала ее.
— И что можно надеть по такому случаю? При этом, наверное… можно сильно испачкаться.
Аманда, отвернувшись, уставилась на реку.
— Не знаю, мама. Я об этом не думала.
Лицо матери застыло, сделав ее похожей на манекен.
— А что дети? Как они?
— Я сегодня еще ни с кем не разговаривала: ни с Джаредом, ни с Линн. Но, насколько мне известно, все с ними в порядке.
— А Фрэнк?
Аманда сделала глоток кофе, оттягивая время: говорить о Фрэнке не хотелось. Особенно после вчерашней ссоры, один в один повторявшей все предыдущие. Фрэнк скорее всего уже давно забыл о ней. Удачный и неудачный браки имеют лишь то различие, что в жизни каждого из супругов преобладает бесконечно повторяющийся свой собственный мотив.
— С ним все в порядке.
Мать кивнула, ожидая продолжения, но Аманда молчала.
Прежде чем нарушить наступившую тишину, мать расправила на коленях салфетку.
— Ну и как это делается в наши дни? Просто вывалишь пепел там, где он хотел?
— Вроде того.
— А для этого нужно разрешение или что-то подобное? Мне неприятно оттого, что люди могут это делать везде, где вздумается.
— Адвокат ничего такого не сказал, значит, все в порядке. Я чрезвычайно благодарна Таку за то, что он выбрал меня для выполнения своего наказа.
Мать с усмешкой слегка подалась вперед.
— Ну да, — проговорила она. — Потому что вы с ним дружили.
Аманда резко обернулась. Ей внезапно осточертели и мать, и Фрэнк, и вся эта окружавшая их ложь, которая стала определять ее жизнь.
— Да, мама, потому что мы дружили. Мне нравилось его общество. Он был одним из самых благородных людей, что я знала.
Мать, кажется, в первый раз смутилась.
— Где пройдет церемония?
— А какая тебе разница? Ведь тебя все это раздражает.
— Я спросила просто так, для поддержания разговора, — фыркнула мать. — Незачем грубить.
— А тебе не приходит в голову, что мне больно, и я не могу ответить иначе, потому что ты не сказала ни одного теплого слова. Хотя бы дежурное: «Сожалею о твоей утрате. Знаю, что он много для тебя значил». Ведь именно это обычно говорят, когда кто-нибудь умирает.
— Возможно, я и сказала бы это, знай я о ваших взаимоотношениях. Но ты мне постоянно лгала.
— А ты не думала, что в этом лишь твоя вина? Мать закатила глаза.
— Не смеши меня. Я из тебя твои слова клещами не тянула. Ты у меня не спрашивала совета, когда наведывалась сюда тайком. Это твое решение, а каждое решение влечет за собой определенные последствия. Тебе следует научиться отвечать за свой выбор.
— Думаешь, я этого не знаю? — Аманда почувствовала, как кровь приливает к лицу.
— Я думаю, — с расстановкой, растягивая слова сказала мать, — что ты иногда могла бы немного подумать и о других.
— Я? — Аманда часто заморгала. — Ты считаешь меня эгоисткой?
— Безусловно, — кивнула мать. — Все люди в той или иной мере эгоистичны. Но ты в этом иногда заходишь слишком далеко.
Аманда в потрясении безмолвно уставилась на мать. Как могла ее собственная мать — мать! — так думать? Этот факт лишь еще больше подогрел ее гнев. Люди для матери были лишь зеркалами, в которых она видела свое отражение. Тщательно выбирая слова, Аманда проговорила:
— Пожалуй, нам надо это обсудить.
— Согласна, — ответила мать.
— Ты считаешь меня эгоисткой потому, что я не рассказывала тебе о Таке?
— Нет, — сказала мать. — Дело в твоих проблемах с Фрэнком.
Последнее замечание заставило Аманду внутренне сжаться, и лишь невероятным усилием воли ей удалось не повысить голоса и сохранить на лице нейтральное выражение.
— С чего ты взяла, что у нас с Фрэнком проблемы? Мать говорила ровно и холодно:
— Я знаю тебя лучше, чем ты полагаешь, и то обстоятельство, что ты моих слов не отрицаешь, лишь подтверждает мою точку зрения. Не вижу смысла обижаться на то, что ты предпочитаешь молчать о ваших делах. Это ваши с Фрэнком проблемы, и я тут не могу ничего сделать. Мы обе это понимаем. Брак — партнерство, а не демократия. И это, конечно, заставляет задуматься о том, что все эти годы объединяло вас с Таком. Я догадываюсь, что ты не просто навещала его — ты чувствовала необходимость поделиться с ним.
Вопросительно приподняв бровь, мать оставила последнее замечание висеть в воздухе.
Воцарилось молчание. Аманда попыталась справиться с шоком. Мать поправила салфетку.
— Я полагаю, ты останешься на ужин. Хочешь поужинать дома или куда-нибудь пойти?
— Вот как? — вырвалось у Аманды. — Сначала ты бросаешь мне в лицо свои обвинения, а потом вот так просто закрываешь тему?
Мать сложила руки на коленях.
— Ничего подобного. Это ты отказываешься говорить. Но я бы на твоем месте задумалась о том, чего ты действительно хочешь, поскольку, вернувшись домой, тебе нужно будет принять какие-то решения по поводу вашего брака, который либо выживет, либо нет. И многое зависит напрямую от тебя.
В словах матери заключалась жестокая правда. Ведь дело не только в них с Фрэнком. Есть еще дети. Аманда поставила чашку на блюдце и внезапно почувствовала, как гнев покидает ее, оставляя после себя лишь ощущение поражения.
— Помнишь, у нашей пристани постоянно резвилось семейство выдр? — наконец спросила она, не ожидая ответа. — Ну когда я была маленькой? Каждый раз, как они появлялись, папа подхватывал меня на руки и нес за дом. Мы сидели на траве и наблюдали, как они плещутся и гоняются друг за дружкой. Я тогда думала, что они самые счастливые животные на земле.
— Не понимаю, какое это имеет отношение…
— Так вот я снова видела выдр, — продолжила Аманда, перебивая мать. — В прошлом году, когда мы ездили в отпуск на море, мы ходили в аквариум в Пайн-Нолл-Шорз. Я так радовалась, узнав, что там есть выдры. Я рассказывала Аннет о выдрах за нашим домом, наверное, раз сто, и ей не терпелось поскорее их увидеть. Но когда мы их нашли, все оказалось вовсе не так, как в детстве. Выдры там, конечно, были, но они все время спали на бортике. Мы провели в аквариуме не один час, а они так и не пошевелились. Когда мы уже уходили, Аннет спросила, почему они не играли, а я не знала, что ответить. Но потом, когда мы вышли оттуда, мне стало… грустно. Потому что я знала, почему они не играли. Аманда, умолкнув, провела пальцем по краю чашки и подняла на мать глаза.
— Они не были счастливы. Выдры знали, что там, где они живут, не настоящая река. Наверное, они не понимали, как так получилось, но точно знали, что находятся в неволе. Они родились не для такой жизни и не такой жизни хотели, однако они не могли ее изменить.
