Катажина Грохоля - Заявление о любви
Вы его, доктор, так сильно не прижимайте. Он беспокойным становится. Нет, я его не смогу держать, у меня пальцы плохо сгибаются. Может, вы ему укольчик обезболивающий сделаете? Жаль смотреть, как он мучается. Такая сиротская доля! Ничего не понимает, только мяучит. Не плачь, не плачь, доктор тебе поможет. Кто бы человеку помог! А руку-то я порезала. И с тех пор пальцы хуже действуют. Только вот так могу согнуть. Сильнее не получается. Это из-за Пятнашки как раз случилось. Я мясо резала, а котик мяукал и мяукал. Стас разозлился, нож схватил и на Пятнашку замахнулся. Кот под шкаф спрятался, в узенькую щелочку забился, да так, что вылезти потом не мог. Я говорю: Стас, ты что, спятил, кот ведь глупенький. Тогда Стас на меня замахнулся. Я знаю, он не хотел мне вреда причинить, разве только слегка припугнуть. Я нож-то выхватила — он острый — да пальцы и поранила. Стас, как кровь увидел, отскочил, побелел весь. Мужчины вообще вида крови не могут выносить. Едва сознание не потерял. Вызвали «скорую», в больнице мне швы наложили, но пальцы так малоподвижными и остались. Говорят — контрактура.
Бог мой, сколько Стас у меня прощения просил, как дома было спокойно! Он другой стал, хороший. А человек ведь стыдится быть хорошим. Жизнь у нас наладилась. Я ему только сказала: ты руку на Пятнашку больше не поднимай.
Нет, эта лапка у него давно такая. С самого начала. Как-то раз он со Стасом оставался и из окна выпал. Ясное дело, мужчина не досмотрит. А кот есть кот. Упал на четыре лапы. Намаялась я с ним! В больницу на Гороховскую ночью ездила. Лапка у него такая странная стала. Ночью его повезла. Стою на остановке, а там ночью очень неприятно находиться. Так вот, пришлось мне с Пятнашкой ехать — страдает ведь животное. Кто же о нем позаботится, кроме меня? С тех пор он прихрамывает. Лапку подволакивает.
Только вот исхудал он совсем. Я ему все самое хорошее покупать стала. Вот немножко сэкономлю — печеночки ему сварю. Но он все равно вялый. Пожалуйста, доктор, сделайте что-нибудь. У него, кроме меня, никого нет. А я ума не приложу, что с ним такое.
Я от Стаса ушла, и котик ожил — ну после того случая, когда Стас ему хвост отрезал. Я поняла, что жестоко ошиблась в жизни. Человек должен быть добрым к животным, они слабые, в нашей заботе нуждаются. Впрочем, я ему сказала: не смей больше его обижать. А он, Стас, значит, говорит, что коту дверью хвост прищемило. Ну как дверью можно было прищемить, доктор? Быть не могло. Дверь на кухню у нас всегда открыта и табуреточкой придерживается. В ванной дверь не захлопывается. А в комнату он не входит, когда Стас дома. Какая дверь могла ему хвост прищемить? Стекло должно было бы разбиться, чтобы хвост ему отрезать.
В жизни нельзя так ошибаться, как я ошиблась. Так ведь я Стаса любила, он совсем не злой был. Но за Пятнашку я в ответе. Не могу позволить, чтобы кот страдал. И сказала Стасу: между нами все кончено. Он в ответ засмеялся: куда ты, мол, пойдешь. А я собрала чемодан, Пятнашку взяла и к сестре пошла. Она мне каморку за кухней отвела. И работу я нашла, хоть это и нелегко. В столовой. Готовить-то, доктор, я умею. Стас безразличный был, что жирно, что постно, что солено — ему все равно. Телятину готовлю великолепную, чесноку еще добавлю, как положено. А Стас не любил, чтобы запах был. Вкусный супчик дорогой сестрице по воскресеньям делаю — ее семья не нарадуется. Сметанкой заправляю, не «Кнорром» каким-нибудь, извиняюсь за выражение. И второго готовить не нужно. Вот только котеночек мой похудел, доктор. Может, он по дому тоскует? Правду говорят, что животные к месту привязываются? Но я туда вернуться не могу.
Ведь кот, доктор, не человек. Ему любовь нужна.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
С каждым годом он все медленнее поднимался по лестнице, но лишь сегодня осознал это. Только четвертый этаж, а ему уже нужно отдохнуть. Когда-то он перескакивал через ступеньки. Но на лифте он не поедет, нет. Между прочим, доктор рекомендовал ходить пешком. Это хорошая гимнастика для сердца. Сердце! Интересно, одышка — из-за сердца? Он всегда заботился о своем здоровье. Когда ему исполнилось сорок, он бросил курить. И уговорил бросить Марию.
— Если уж нам все равно стареть вместе, давай будем это делать с пользой для здоровья, — пошутил он однажды вечером и на следующий день просто не купил сигареты. Ему поначалу пришлось нелегко, а Мария рассталась с вредной привычкой без труда. Женщины всегда были сильнее мужчин.
Перед тем как вставить ключ в замок, он позвонил. Он всегда так давал Марии знать, что возвращается, а она ждала его в прихожей или в дверях кухни. Это был их ритуал, выработанный за тридцать два года совместной жизни. Немногие пары могут похвастаться таким стажем. Они могли. И это, без ложной скромности, его заслуга. Он знал, что семейные традиции очень важны, что нужно поддерживать сложившийся порядок вещей. То постоянное, неизменное, что превращает квартиру в дом.
Он знал, что должен думать о том, как сохранить брак. Нужно приложить немало усилий, чтобы остаться вместе.
Дверь открылась с легким скрипом. Он не заметил этого утром, когда уходил. Надо обязательно смазать петли. Он повесил шляпу и окинул взглядом пустую прихожую.
— Мария! — позвал он.
Впервые за тридцать два года он не услышал ответа.
Невероятно. Мария ушла. Ушла, хотя прекрасно знала, когда он возвращается. За все эти годы он опоздал домой только два раза, и то каждый раз предупреждал ее, что задержится. И никогда еще не было такого, чтобы она не вышла ему навстречу. Кроме тех недель, которые провела в больнице. Но с этим он ничего не мог сделать.
Он повесил плащ на вешалку, зашел в ванную комнату и тщательно вымыл руки. Внимательно посмотрел в зеркало над раковиной. Нет, в самом деле, выглядел он неплохо. Лысина, правда, с каждым годом становилась все больше, но многие его приятели — те, что еще живы, конечно, — уже совсем облысели. Ему удалось не обзавестись животиком. И это потому, что он постоянно объяснял Марии, какая диета показана людям их возраста. Он всегда должен был думать обо всем. Но ведь так Мария чувствовала, что он о ней заботится, а он мог дать ей самое ценное, что у него было, — себя.
Зачем и куда ушла Мария? Такого еще не бывало. Они должны будут вечером сесть и поговорить о том, чего ждут друг от друга. Он скажет, что почувствовал, войдя в пустой дом. Всегда все можно начать сначала. Он знал, что разговор о чувствах — самое важное в жизни каждой супружеской пары. Как мало людей придают этому значение! И, без ложной скромности, он был, пожалуй, в числе немногих мужчин, которые не стеснялись об этом говорить. Совсем наоборот, он считал, что именно это и делает его настоящим мужчиной.
