Франсин Мандевилл - Полночь в Париже
Кендра переключила внимание на девочек, но взгляд ее невольно то и дело возвращался к столику напротив.
— Извини, Трэси. Повтори свой вопрос. Что я думаю о чем?
— Чтобы пройти и по авеню Монтень, и по улице Фобур Сен-Оноре. Смотри. — Она подвинула Кендре план города, пальцем показывая маршрут. — Если мы вот так пойдем по авеню Монтень, мы упремся в станцию метро и приедем прямо…
— Не говори глупостей, Трэси, — насмешливо перебила ее Мэри Ли. — Когда мы обойдем все магазины авеню Монтень, будет уже поздно.
Мальчик явно в опасности, отметила Кендра, стараясь не терять нити разговора.
— Так что?
— То, что я не хочу ехать на метро так поздно, — сказала Мэри Ли.
— Я вообще не хочу больше ездить на метро, — брезгливо сморщила носик Хейди Клейтон. — Там вонь и слишком много всяких извращенцев. Лучше взять такси.
— А по-моему, на метро интереснее, — возразила Лайза.
— Кроме того, найти столько такси, чтобы все мы уместились, будет трудно, — добавила Тиффани Льюис.
Кендра снова бросила взгляд на мальчика. Его лицо побелело, на лбу выступили крупные капли пота. Ей не нравился его вид. Совершенно не нравился.
— Мы думаем, что метро — это слишком опасно, а обе улицы за сегодняшний вечер — это слишком много ходьбы.
— Пойдем по Сен-Оноре: когда дойдем до конца улицы, окажемся практически у входа в отель.
Близнецы Грей говорили твердо и в унисон, и все их поведение свидетельствовало о том, что тема закрыта и более не обсуждается.
— Что вы беретесь решать, ведь Кенда здесь, — с вызовом сказала Лайза. — Кендре решать. Как, Кендра? Сможем мы обойти обе улицы?
Щеки мальчика покраснели — собственно, все его лицо налилось кровью. Не ответив на вопрос Лайзы, Кендра вскочила с места так быстро, что опрокинула стул, и в три шага добралась до малыша. Оттолкнув отца, она схватила левой рукой голову ребенка, а правой с силой разжала его челюсти.
Боковым зрением она видела, как отец мальчика бежит к лестнице, зовя на помощь по-французски, но нельзя было тратить время на извинения за свое резкое вмешательство. Она засунула указательный и средний пальцы правой руки мальчику в рот, стараясь достать то, что застряло у него в горле.
Ничего. Проклятье!
Мать ребенка выпустила его руку и в страхе потихоньку начала отступать. Кендра чертыхнулась про себя, пожалев, что не настолько хорошо говорит по-французски, чтобы объяснить женщине, что она знает, что делает и не принесет мальчику никакого вреда.
Глаза мальчика, полные ужаса, выкатились из орбит, его худенькое тельце сотрясала дрожь.
— Не бойся, — сказала она, надеясь, что он поймет ее французский. — Я хочу помочь тебе вздохнуть.
Она быстро стала сзади и, прижавшись к спинке ребенка, плавно, без усилий проделала «прием Геймлиха», помня, что в случае с маленькими детьми надо действовать пальцами, а не ладонями, как со взрослыми.
На стол упал кусок непрожеванного гамбургера величиной с грецкий орех, и мальчик, судорожно кашлянув, начал дышать. Затем повернул голову, поднял на нее огромные, полные слез синие глаза и начал плакать так, словно его сердце было разбито.
Кендра оглянулась, ища взглядом его мать, но той нигде не было видно. Вероятно, она пошла вслед за отцом. Вероятно, в эту минуту они звонят в полицию, чтобы арестовали сумасшедшую американку, напавшую на их ребенка, подумала Кендра.
Мальчик шумно всхлипывал, и она взяла его на руки, покачала, успокаивая взглядом, погладила по прямым спутанным волосам. Узкие плечики сотрясались от плача, а спина грязной футболки стала влажной от пота. Пахло от него так, словно он неделю не мылся, но у Кендры не хватило духу разжать его маленькие ручонки, сомкнувшиеся на ее шее.
Девочки взволнованно толпились вокруг нее, не зная, что делать. Хезер Лоуренс подставила Кендре стул, и та с благодарностью села. Мальчик был мал и худ, но стоя держать его на руках было трудно.
— Скажите, чем я могу помочь?
Голос был незнакомый. Кроме того, голос был мужской, приятно низкий, вежливый и, самое главное сейчас, голос говорил по-английски — с легкой гнусавостью, характерной для Среднего Запада.
Кендра подняла глаза. Сначала она увидела его лицо — спокойное, мужественное, внушающее доверие. Закаленное лицо, на котором отпечатались годы суровых испытаний — гораздо более суровых, чем теперешние. Лицо мужчины, на которого женщина может положиться.
Слишком красив, подумала Кендра, для такой ситуации. А потом разглядела форму — темные брюки цвета хаки с острой как бритва складкой и идеально отглаженную рубашку того же цвета, чуть светлее.
— Слава Богу, моторизованные войска! — В ее голосе было столько облегчения! Она словно признавала, что не в силах одна справиться с бедой. Теперь, когда мальчик снова дышал, Кендра чувствовала себя потрясенной и обессиленной и плохо понимала, что делать дальше.
— Нет, мэм. — Военный лихо улыбнулся. — Берите выше. Морская пехота.
2
— Капитан Джексон Рэндалл. А теперь скажите, чем я могу помочь.
Этот человек — прирожденный командир, подумала Кендра, командир от кончиков по-военному коротко подстриженных волос до носков сверкающих ботинок. Даже в расслабленном состоянии — плечи назад, ноги на ширине плеч — он словно вот-вот ринется в наступление.
А еще — он был большой.
Не просто высокий, хотя росту в нем было шесть футов и еще добрых три дюйма. И не широкий, хотя его плечи и грудь не просто соответствовали росту: это были плечи и грудь настоящего атлета — телосложение, которое вызывало у мужчин чувство более сложное, чем зависть, а у женщин — более чем просто интерес.
Он был большой в том смысле, что, казалось, возвышался над окружающим пространством. Может быть, и над людьми тоже, с интересом подумала Кендра. Она выросла в большой и шумной семье, причем была старшей из детей, а это не располагало к особенному развитию таких черт характера, как покорность и застенчивость. Так что уверенные, сильные люди ее не пугали. Скорее привлекали.
Новый всхлип заставил ее вернуться к более насущным проблемам — к мальчику у нее на коленях. Она ободряюще погладила его по спинке.
— Может быть, вы спуститесь вниз, найдете родителей мальчика и скажете им, что все в порядке?
Капитан Рэндалл покачал головой:
— Я по-французски знаю слов двадцать. И в любом случае я не узнаю его родителей: меня отвлекло в тот момент… другое.
Она не могла ошибиться: его участие было искренним и теплым. При менее нелепых, при более подходящих обстоятельствах Кендре захотелось бы раздуть искру интереса, вспыхнувшего вдруг, ни с того ни с сего, откликнуться на манящее обещание, которое, как натянутая струна, протянулось между ними.
