Элизабет Адлер - Опрометчивость
«Маленькая и круглая, – говорила ей Дженни, – такой ты была, когда родилась. Конечно же, ты сложена, как твой отец, а не как я». Отцов не слишком часто упоминали в семействе Хавен, и Индия знала о них по сообщениям в прессе. Маленькая и круглая – хотя, слава Богу, не толстушка. И она успокоилась. Во всяком случае, на приемах для журналистов, где бывал Фабрицио, она выглядела отлично. «Джиноккьетти» – восхитителен. Итальянские дизайнеры самые лучшие. За исключением, конечно, ее сестры, Парис, хотя Парис никогда не проектировала одежду для людей с такими фигурами, как у нее. Итальянцы же, когда шьют одежду, всегда имеют в виду всамделишных женщин.
Каблуки Индии процокали по мраморным плитам, которые устилали пол Каза д'Арио. На мгновение она остановилась, восхищенная изгибами широкой лестницы с перилами из полированного орехового дерева и филигранными железными балясинами. Старинный дом, где она занимала квартиру на втором этаже, непременно скоро развалится, но его красота никогда не переставала поражать ее. Если бы у нее появились деньги, она вложила бы их сюда, чтобы возвратить этому дому прежнее великолепие, отполировать его прохладный розовый, с молочными прожилками, мрамор, покрыть позолотой железные детали, а разрушающиеся стены тщательно замазать свежей штукатуркой и обязательно убрать из зала при выходе детскую коляску синьоры Фиголи. Синьоре Фиголи вот-вот должно было стукнуть пятьдесят, но она все равно держала там коляску. На всякий случай, улыбаясь, говорила она Индии. И добавляла с намекающим подмигиванием. «Вы никогда не догадаетесь, как и мой муж». В ответ Индия с изумлением улыбалась ей. Синьора Фиголи была кротким, незаметным маленьким созданием, всегда спокойным и вежливым. Ох, ладно, подумала девушка с усмешкой, едва не задев неизменную коляску и уловив звуки, издаваемые шестью маленькими Фиголи, которые, вероятно, опять воевали друг с другом. Наверное, эти долгие итальянские полдники стали причиной демографического взрыва, все эти теплые послеполуденные сиесты с опущенными занавесками и остатками вина в недопитой бутылке.
Огромная дверь гулко захлопнулась у нее за спиной, и вот уже Индия поравнялась на улице со своим маленьким «фиатом», зорко высматривая, не появились ли на его ветровом стекле очередные зловещие желтые квитанции, и с облегчением вздохнула: нет, сегодня повезло.
Забросив сумку на крошечное заднее сиденье, девушка втиснулась в автомобиль и повела его, осторожно лавируя в потоке других машин по римским улицам. В случае удачи она сразу сдаст работы, а потом будет спокойна до того самого времени, когда начнется прием. Ей не хотелось туда опаздывать. Сегодняшний день такой важный для Фабрицио! Принадлежащие ему «Мастерские Пароли» придерживались своего собственного направления в производстве мебели, изготавливая все, от роскошных, пылающих красками обивочных тканей до лоснящихся лакированных столов, от пышных чувственных диванов для лежебок до строгого рисунка стульев, чьи линии заслуживали того, чтобы ими любовались в музее.
Пароли пользовался репутацией лучшего среди современных итальянских дизайнеров, специалистов по обустройству интерьеров. В самом начале своей деятельности он испытал влияние Эрно Сотсасса и его знаменитой «Мемфис дизайн групп», но затем умело привнес авангардистские концепции, правда, без их крайностей, в производство мебели, моментально ставшей неслыханно популярной. Индии всегда хотелось поместить «Мастерские Пароли» в капсулу времени и закопать в землю с тем, чтобы открыть их в году так 2500-м и продемонстрировать как строгий образчик того, каким изысканным был вкус в наши времена.
Высшим признаком профессионализма Фабрицио оказалась способность «гуманизировать» строгие линии, которыми он очерчивал пространство в своих проектах, что придавало его комнатам выгодное сочетание современности и старины. Например, повесил затуманенное венецианское зеркало шестнадцатого века над модерновым столиком цвета бургундского красного вина таким образом, что резная позолоченная рама отражалась в глубоком глянце столешницы, а зеркало повторяло богатый цвет стола. Он разместил единственную в своем роде шкатулку атласового дерева, инкрустированную изящными врезками из палисандра и палуба рядом со стержнем изумительной алой лампы, что парил над столом подобно огненной стреле. Вкус его был безупречен, суждения точны, а случайные причуды старины, контрастирующие с самым новейшим – просто гениальны.
Кроме того, ему исполнилось тридцать семь, и был он неправдоподобно, чисто по-флорентийски, красив, с густыми вьющимися белокурыми волосами и классическим профилем микеланджеловского Давида. Был он также женат на самой привлекательной женщине Милана, наследнице процветающего предприятия, имел двоих детей, которых обожал. А Индия вот уже почти год как стала его любовницей.
Как обычно, движение транспорта на улицах напоминало ад. Ее большущие черные пластиковые часы с серебряными звездами, обозначавшими тот или иной час, купленные за несколько сот лир в Венеции в одной из грязнейших сувенирных лавок просто потому, что ей понравился их ужасный стиль, показывали (если, задержав дыхание, внимательно следить за звездами) почти восемь часов. Индия нетерпеливо крутанула руль, и машина ее на Виа Чезаре Аугусто вылетела из мешанины автомобилей прямо на тротуар, оглашая улицу дикими звуками сигнала. Гудки других машин мгновенно начали вторить сигналу. Казалось, что каждый из участвующих в этой какофонии римских водителей поражен случившимся, а пешеходы отпрянули к стенам, образовав узкий проход и неистово крича в усмехающееся лицо Индии. «Черт бы вас побрал, – завопила она, счастливо возвращаясь к своему отличному американскому, – я опоздала!» Кажется, Индия Хавен становилась настоящей итальянкой.
Лондон
Каждая поверхность на обшитой сосновыми досками кухне в задней стороне дома была уставлена подносами и тарелками для хлеба. Кулинарное искусство требовало, чтобы свежеприготовленный майонез заправили чесноком; над раковиной опасно накренился сочащийся жидкостью дуршлаг с мясистым кальмаром, чьи щупальца должны были разморозиться – скоро, как надеялась Венеция. Пряные половинки плодов авокадо, заполненные сыром, ожидали своей очереди быть пропеченными в сливках, чтобы увенчаться венчиками из икры. Венеция молила судьбу, чтобы гость из Америки не оказался слишком большим знатоком икры. Блюдо с рассыпчатым рисом украшали кусочки красного, желтого и зеленого перца, а хрустящий свежий зеленый салат в высокой стеклянной чаше пребывал в ожидании, чтобы заблестеть наконец под струями великолепного оливкового масла из Прованса и превосходного, с ароматом полыни, уксуса из белого вина.
