Эдриан Маршалл - Рыжее солнце любви
— Если бы ты свалился мне на голову, я была бы уже на том свете, — захихикала Констанция Донелли, которую от большинства других бабушек отличало неплохое чувство юмора. — Я рада, что ты приехал, Дрю. Какие уж тут церемонии между родными.
Дрю знал, что от объяснений ему все равно не отделаться, и не сомневался, что во время завтрака Конни устроит ему допрос с пристрастием. Врать не хотелось — Дрю и так было стыдно перед проводником в поезде. А с другой стороны, не говорить же ей правду: любимый внучек приехал только потому, что нализался после вчерашней презентации и, позвонив Кшесински, решил, что до чертиков соскучился по Ноувервиллу.
Дрю решил выбрать нечто пограничное между правдой и ложью, после чего выбрался из постели и позвонил Шейле. На вполне резонный вопрос домработницы, зачем ему понадобилось тащить с собой ни в чем не повинного пса, Дрю ответил, что собака сама захотела с ним поехать.
— Ну конечно, — ехидно хихикнула Шейла. — Так и вижу, как Шредер уговаривал вас человеческим языком. Впрочем, зная, как вы умеете надираться, не удивлюсь, что вам это померещилось.
— Очень смешно, Шейла. Ты прямо блещешь остроумием, — ворчливо заметил Дрю.
— Спасибо и на том, что позвонили. А то я уже собиралась заглянуть в участок и узнать, не попадался ли полицейским мертвецки пьяный писатель и ирландский сеттер с дурацкой кличкой.
— Шейла!
— Что — Шейла? Скажите лучше, когда вернетесь. Господи, кого я об этом спрашиваю?! Вы же никогда ничего не планируете.
— Могу вернуться через пару дней. — Дрю решил проигнорировать язвительный тон Шейлы. — А могу и задержаться. В общем, позвоню перед отъездом. А если мне будут звонить… редактор, агент или кто-нибудь еще…
— Скажу, что вы уехали лечить нервы.
— Шейла!
— Запишите наш домашний номер, мистер Донелли. Ваш мобильный скоро сядет, и вы сойдете с ума раньше, чем вспомните все номера. И передайте трубку вашей бабушке, чтобы я узнала ваш домашний номер. Вы ведь и его не помните, верно?
— Шейла, — не выдержал Дрю, — конечно, не всякому выпадает шанс жить с домработницей, у которой есть чувство юмора, но и не всякой домработнице удается долго практиковать свое чувство юмора на хозяине. Понимаешь, о чем я?
— Понимаю, мистер Донелли. Намекаете на то, что уволите меня? Да пожалуйста. Только вряд ли вы так скоро найдете идиотку, которая будет терпеть вас и вашу собаку. Оставьте мне ваш номер — и дело с концом.
Дрю вздохнул. Может, он и найдет такую «идиотку», но вряд ли она будет понимать его так хорошо, как Шейла Богард.
Восхитительный завтрак — домашние оладьи с клубничным сиропом, кофе с корицей и дымящаяся творожная запеканка — конечно же увенчался допросом. Правда, Конни интересовало не столько то, почему ее «медовый» внучек так неожиданно решил посетить родные места, сколько то, почему он до сих пор не женился. Услышав столь невинный вопрос из уст любимой бабули, Дрю подавился творожной запеканкой.
— Грэнни, ты явно хочешь от меня избавиться. — Откашлявшись, он покосился на бабушку. — Если мужчина женился один раз, то он идиот, а если второй, то самоубийца. Идиотом я уже был, но самоубийцей — нет уж, увольте.
— Тебе попалась не та женщина, только и всего, — с легкостью парировала Конни, словно речь шла о пустяковом просчете в планировании домашнего бюджета. — Вот если бы ты женился не на смазливой мордашке, а на душевном человеке, как я, между прочим, тебе советовала, то был бы женатым и счастливым человеком.
— А я счастливый и разведенный, — недовольно буркнул Дрю. — И вообще, если следовать твоей логике, мне надо жениться на моей домработнице Шейле. Плевать, что она старше меня на десять лет, плевать, что у нее язвительный язычок. Зато она понимает меня лучше, чем кто-либо другой, заботится обо мне и прекрасно готовит.
— Нет, женщина, которой пятьдесят с хвостиком, нам не подходит, — без тени улыбки возразила бабушка. — Я хочу правнуков, даже если и не доживу до их появления. А в Ноувервилле, между прочим, достаточно молодых и хозяйственных леди, которые смогут позаботиться о моем внуке.
— Кому нужен престарелый писатель, к тому же пьяница? — хихикнул Дрю. — Ни одна здравомыслящая «молодая и хозяйственная леди» не пойдет за меня замуж. А если бы такая и нашлась, я сам бы не стал портить девочке жизнь.
— Что за вздор?! — отмахнулась Констанция. — Ты весьма привлекательный мужчина средних лет. Талантливый и знаменитый. Если бросишь пить, тебе не будет цены. А когда женишься, то обязательно бросишь.
— Скорее запью еще сильнее, — невесело хмыкнул Дрю и отодвинул тарелку с недоеденной запеканкой. — Спасибо за завтрак, ба. Я, пожалуй, загляну к Стэну. Мы не виделись с ним чертову уйму времени.
— Опять наберешься? — проворчала Конни, убирая со стола тарелку с запеканкой. — У тебя даже аппетита нет, а все потому, что пьешь, как бык.
— Грэнни, мне уже сорок три, — покачал головой Дрю и чмокнул ее в щеку. — И, пожалуйста, не надо искать мне хозяйственную ноувервиллскую леди.
Поздняя осень в Ноувервилле теплая и ласковая, удивительно не похожая на осень в больших городах. Здесь почти не бывает дождей, а небо голубое и чистое, словно огромный кристалл аквамарина.
В Ноувервилле нельзя проснуться однажды утром и понять, что наступила осень — что разом облетела куцая листва с деревьев, что в воздухе носится пронзительный запах холода, что все прохожие внезапно сменили футболки и кепки на куртки и зонтики. Здесь все происходит так неспешно, медленно и постепенно, что жители Ноувервилла никогда не замечают того, как в гости к ним приходит осень, а следом за нею зима, облаченная в сине-белый наряд со снежной меховой оторочкой.
По дороге к дому Кшесински Дрю вдыхал дымный, чуть горьковатый аромат ноувервиллской осени и, любуясь прозрачным янтарем, застывшим на ветвях деревьев, думал о том, как же все-таки хорошо, что он приехал, и как же все-таки обрадуется Кшесински, когда увидит его на пороге собственного дома.
Кшесински — его старый друг и учитель, когда-то здорово поспособствовавший тому, чтобы имя Донелли узнали те, кому необходимо было его узнать, — конечно же обнимет его и тут же, игнорируя недовольный взгляд жены Матильды, потащит друга наверх, в свой кабинет, чтобы поболтать о делах житейских и, разумеется, рассказать о своей новой книге («Представляешь, дружище, я, старый маразматик, нашел рукопись под собственным столом!»).
Хорошенько налакомившись домашней настойкой, изготовление которой Стэн Кшесински не доверял даже собственной жене («Ну как? По-моему, в этом году она получилась как никогда крепкой»), они пойдут в «Алый вельвет», где Дрю конечно же станет гвоздем программы. Кто-то будет рад увидеть его снова, а кто-то — нет, но все подойдут к нему и, похлопав по плечу, скажут, что он совершенно не изменился за последние несколько лет («Поразительно, Дрю, как будто вчера виделись… хотя морщин у тебя прибавилось, что ж, все мы не молодеем»).
