Лилиан Тревис - Выполненное обещание
Сьюзен откинулась на спинку скамьи, так что сквозь свободную кофточку обрисовалась ее округлая грудь, и опустила ресницы, скрывая выражение глаз.
— Вы хорошо знаете моего дядю?
— Достаточно, чтобы понимать, что он собой представляет.
Сьюзен позволила легкой улыбке тронуть губы, и Бен заметил, что на ее щеке появилась ямочка. И это он тоже попробует на вкус — после свадьбы.
— И как же вам удалось заставить его заключить с вами сделку? — внезапно вскинув голову, с вызовом спросила Сьюзен.
Этот голос, эти глаза!.. Бен желал ее. Резко наклонившись, он подхватил прядку волос на ее затылке. Глаза Сьюзен расширились, когда его пальцы вплелись в ее волосы, и тут Бен прильнул губами к ее рту. Сьюзен резко вобрала в легкие воздух, и Бен легко провел языком по ее губам. От него не ускользнуло, как она ахнула и какими мягкими внезапно стали ее губы. Кровь в нем так и взыграла, но в это время раздалось легкое покашливание. Ее тетка! Нет, надо сдержаться. Не годится, чтобы его с позором выставили отсюда за недостойное поведение. Бен медленно отпустил Сьюзен.
— Вы такая чудесная на вкус.
Сьюзен, побелевшая как мел, провела тыльной стороной ладони по губам, словно стирая отпечаток его губ.
— Только попробуйте еще раз выкинуть такой номер, и я позову тетю!
Бен поставил ногу на скамью, почти касаясь ее бедра.
— Ну и что вы ей скажете? Что ваш муж поцеловал вас?
— Мы не женаты! И даже не обручены.
— За этим дело не станет. — Бен окинул красноречивым взглядом открытый ворот ее кофточки и грудь, приподнимавшую ткань, и Сьюзен впервые пожалела, что не оделась скромнее. — Вы любите заключать пари?
— Я никогда не играю, — пожала плечами Сьюзен.
— Это достойно восхищения. А я вот люблю пари, и мне нравится то, как сейчас выпали карты. Видите ли, Сьюзен, я знаю о вас больше, чем вы думаете.
Увидев недоверчивое выражение ее лица, Бен усмехнулся.
— Вы два года учились в Сорбонне. Жили в Латинском квартале и вели довольно богемный образ жизни. Хотя ваши родители никогда не отказывали вам в деньгах, вы перепробовали кучу всяких работ. Однажды даже проработали целое лето домработницей, а потом — нянькой у одного дизайнера.
— Это вполне честный труд, — возмутилась Сьюзен, чувствуя, как к ее лицу приливает краска.
— Да я ничего и не говорю. Просто очень уж резкий контраст по сравнению с тем, к чему вы привыкли.
— Ну и что с того?
Улыбка сошла с лица Бена, и он ближе наклонился к Сьюзен.
— Это говорит о том, что вы отчаянно пытались убежать от того образа жизни, который вам навязывали с детства.
— Вы сами не знаете, что несете! Папа с мамой в жизни мне ничего не навязывали! И они одобряли то, что я пыталась жить самостоятельно!
— Ваша мать — возможно, а вот насчет отца я сомневаюсь. Каким бы европеизированным он ни был, думаю, его вряд ли радовало, что его дочь связалась с богемой. Уверен: он желал, чтобы вы вышли замуж за человека из вашего окружения, сидели дома и рожали детей.
На лицо Сьюзен набежала тень. При воспоминании о единственной за всю жизнь ссоре с отцом у нее болезненно сжалось сердце. Этот человек — настоящий дьявол. Откуда ему все это известно?
— Наверняка я, конечно, этого не знаю, — словно угадав ее мысли, произнес Бен, — зато достаточно хорошо изучил своих соотечественников — взять хотя бы моих родителей. Так вот, — продолжал он, — какое-то время вы были вполне довольны своей жизнью. Вы много путешествовали, фотографировали, у вас был свой круг друзей. А потом вы заболели, и родители были вынуждены поместить вас в санаторий в Берне. Вы едва успели закончить курс лечения, когда произошла трагедия: ваши отец и мать погибли в автомобильной аварии. У вас был нервный срыв, и лечение пришлось продолжить. Из санатория вас забрал уже дядя, и с тех пор вы принадлежите ему со всеми потрохами.
— Ничего подобного! — с жаром воскликнула Сьюзен. — Он может распоряжаться моими деньгами, навязывать мне свой образ жизни, но душой я ему никогда не принадлежала!
Бен снова остро ощутил, насколько они родственные души. Ведь и ему в полной мере был присущ этот мятежный жар. Он снова заговорил, уже мягче, стараясь воззвать к ее разуму:
— Подумайте, Сьюзен. Здесь вы совершенно бесправны. Ваш дядя — глава дома, где он царит безраздельно. Он имеет полное право выбрать вам мужа или запереть вас здесь до конца дней. Он имеет право беспрепятственно отравлять вам жизнь.
— До сих пор он вовсе не отравлял мне жизнь, — возразила Сьюзен. — Напротив, они с тетей исключительно добры ко мне. И я здесь вовсе не пленница.
— Тогда почему вы не уедете отсюда?
Сьюзен открыла было рот, но тут же прикусила губу. Он прав: она не могла уехать. Да и доброта дяди имела свои, четко очерченные пределы. До тех пор, пока она его слушалась, он был терпелив. В противном же случае…
— Вот если вы выйдете за меня замуж, то сразу сможете уехать. Прямо сегодня. И получите долгожданную свободу.
Несколько секунд Сьюзен пристально смотрела на Бена, взвешивая то, что он сказал.
— В мусульманских семьях женщины никогда не бывают по-настоящему свободными, — наконец заявила она.
— В том смысле, в каком вы это понимаете, может, и нет, — согласился Бен. — Но я дам вам возможность путешествовать, заниматься любимым делом, выбирать друзей по своему вкусу. — Он пожал плечами. — Вы сможете снова начать фотографировать.
— Я больше не фотографирую!
— Ну и зря. Я слышал, вы очень талантливы.
Сьюзен внезапно расхохоталась. Она чувствовала, что ее уже просто трясет от напряжения, и обхватила себя руками, стараясь успокоиться.
— Должно быть, вам очень нужно мое состояние!
Бену стало не по себе. Его разрывали противоречивые чувства. Он словно увидел себя со стороны: холодный, расчетливый, самоуверенный делец. И эта женщина — прелестная, нежная, умница — отлично знала, что для него она имеет значение только с деловой точки зрения. Ее ценность заключалась в имени и приданом. На мгновение Бен стал сам себе противен, однако тут же отмел непрошеные сомнения. Он все равно получит ее!
Поднявшись со скамьи, Сьюзен отошла на несколько шагов. Подойдя к клумбе, она склонилась над цветущими розами.
— Коммерция, — прошептала она, — как же я ее ненавижу! — И поднесла к лицу розовый бутон.
— А я, наоборот, люблю, — заявил Бен, любуясь ею и думая, что эта сцена достойна кисти художника. Он восхищался каждым изгибом ее тела, шелковистыми локонами цвета дикого меда, игрой солнечных лучей на ее молочно-белой коже.
Эта женщина ему нужна. Любой ценой!
