Шарлотта Мендельсон - Почти англичане
Во-вторых, даже пробуя что-то новое, она может, сама не заметив, выставить себя на посмешище. Эта мысль ее ужасает. Это и застрявшая в зубах еда.
В-третьих, Марина от природы непривлекательна.
Ее семья не желает признать простую истину: кто-то умеет хорошо выглядеть, а другим это не дано. Легко вертеться перед зеркалом и красить ресницы, если ты симпатичная. А если нет? Все решат, что ты слишком много о себе возомнила: думаешь, будто достаточно челку поправить – и ты красавица; но очки, прыщеватые плечи, жуткие коленки и мальчиковые брови не спрячешь. Некоторым не суждено стать красивей. Упорствуя, они только выставят себя дураками. Марина этого не допустит.
Список напастей легко продолжить. Она робкая, неуклюжая, низкорослая; у нее нет отца; она боится кошек, темноты и будущего. Она хочет стать врачом, но знает, что это ей не по силам. Без Кембриджа ее жизнь будет кончена. А еще у Марины есть тайна, о которой в Кум-Эбби не ведает ни одна душа: она живет с пожилой родней в маленьком темном уголке Венгрии – будто принцесса из сказки. Или тролль.
Говорить об этих секретах стыдно, и она хранит их в прогнившем сердце. Быть может, думает Марина в эту минуту, ее сердце и есть корень всех зол. Ибо, формально невинная, она уже познала взрослую любовь. За тысячу миль отсюда, в Дорсете, живет Саймон Флауэрс, предмет ее тайного обожания. Музыкант, приходящий ученик старших классов, будущей осенью он поступит в Кембридж, а сейчас проводит время с семьей, собирает перед триместром тетрадки по физике и пишет сочинения, в которые вкладывает всю чистоту своей непорочной души. Никто не знает о Марининой страсти – не в последнюю очередь потому, что это запрещено школьными правилами. Есть и другие резоны: Марину станут дразнить, а это невыносимо; семья и слышать не хочет о мальчиках – «как ми-и-инимум» до поступления в Кембридж; а еще Саймон Флауэрс – деятельный участник Христианского союза.
Они учатся в разных классах, но Марина хорошо его знает – благодаря своей наблюдательности. Возможно, Саймон даже имеет к ней интерес. Однажды он улыбнулся ей в капелле: неслыханное дело для старшеклассника, особенно такого обаятельного и одаренного. Да, формально они ни разу не разговаривали, но Марина так сверлит его глазами, что Саймон не может не знать о ее чувствах – они оглушительны. Она думает о нем каждые пять минут и строит планы на будущее, их пылкое интеллектуальное будущее. От мысли о разлуке ей физически больно, поэтому она все сильнее верит, что встреча, которая перевернет ее жизнь, – дело ближайшего времени. Ей помогут мысленные лучи. Когда ты очень хочешь кого-то увидеть, он обязательно явится.
А что, если нет? Ни одна из бесчисленных подростковых трагедий не причиняла ей столько страданий, как простой вид этих чувствительных рук, кожаного портфеля, очков в тонкой оправе. Без Саймона Флауэрса ее жизнь пойдет прахом. Марина больше не сможет никого полюбить – ведь первая любовь не повторяется. Она читала Тургенева. Она знает.
– Скорее, – шепчет Ильди, бабушкина сестра. – Где красивая пепельница для миссис Добош?
Миссис Добош поднимает голову – точь-в-точь балетная прима – и пристально глядит на Марину. Ей, как начальнице Рози, полагается самое удобное кресло. Это к ее приходу из-за батарей вычистили всю пыль – вдруг заглянет!
– Вот, – любезно улыбается Марина. – Я специально помыла.
– Маринака, дорогуша, – говорит миссис Добош. – Ты не рассказываешь про Кум-Эбби. Тебе там нравится, как я и думала. Ты рада. Я вижу, что ты хорошо кушаешь. Бюст растет.
– Я…
– Конечно, ты рада. Это прекрасная школа. Прекрасная возможность.
– Да, – отвечает Марина, – я очень рада. Спасибо, что посоветовали ее, миссис Добош.
Когда-то Лора вела в меру интеллектуальную жизнь. Ее заботили судьбы Европы, голодающие дети, сокращение лесных площадей. Теперь-то ясно, что все это было притворством, а сама она – только сумма потребностей, на которые реальность, увы, и не думает отвечать. Освободиться от доктора Саджена, стареющего любовника. Найти способ всюду носить с собой если не Марину в заплечной сумке, то хотя бы чистый запах ее детства в нюхательной капсуле. Разрубить узел вины, долга и финансовых трудностей, который с каждым днем затягивается все туже. Найти новое жилье для независимой взрослой женщины с дочерью.
Четыре месяца назад, до наступления учебного года, все это было терпимо. По сравнению с домишком ее отца в Кестонбридже или дорогущей квартирой-студией за пределами кольцевой автострады Вестминстер-корт казался большой удачей. Жить в доме бабушек, в окружении их культуры, любви и еды, было Марине на пользу, а то, что Лора им не кровная родня, никого не смущало. Потом Марина поступила в пансион, и все развлечения, которые Лора наобещала себе – дневные походы в кино, визиты к друзьям в Бате и Бристоле, – так и остались в мечтах. Она хотела лишь одного: чтобы дочь вернулась домой.
Связь с Алистером Садженом только все усложняет. Он вот-вот объявится на пороге с Мици, своей женой, которой Лора с недавних пор буквально одержима. Мици Саджен – живая легенда, воплощение энергичности и плодовитости. В то время как Лоре на пятом десятке похвастать особенно нечем – ни машины, ни дома, ни мужа, лишь одна дочь, – Мици превосходит ее во всем. Кроме четырех детей она произвела на свет сотни, если не тысячи, пастельных рисунков: танцующие цыганки, счастливые бродяги, грудные младенцы. Ее варенье настолько близко к совершенству, насколько это возможно без легендарных тарпских слив «немтудом» с берегов Тисы. Мици шьет занавески и брачные постельные покрывала. Она устраивает занятия аэробикой для пожилых пациентов Алистера.
Более того, она венгерка. В 1956 году, когда Лора – восьмилетняя дочка двух безнадежно английских почтовых служащих, называвших друг друга «мамочка» и «папочка» и мечтавших только о том, чтобы прожить незаметную жизнь, – когда Лора училась прыгать через резинку, смелая Мици, всего на три года старше, тайком пробралась на кожевенную баржу и отправилась навстречу будущему.
Гости и не думают уходить. Торт, эта симфония шоколада и сливок, еще не съеден, да и остального – «Собрания», кофе, марципановых фруктов и нерассказанных сплетен – осталось вдоволь. Сестры – те еще хохотуньи: Ильди в уголке шепчется с Жужи, а у той от смеха слезы бегут по румяным щекам. Еды на столе все больше. Фанни Пельцер, старейшая Розина подруга, принесла огромную, с годовалого ребенка, коробку конфет «Моцарткюгельн», украшенную его, Моцарта, глупым девичьим личиком.
– Прекрасно! – восклицают стайки мельтешащих кузенов. Лора улыбается и кивает, пока от притворства не сводит скулы. Ее пугают все эти люди – не в меру заботливые, обидчивые, любопытные; она им не ровня, а сегодня вечером – меньше всего.
