Андреа Йорк - Не могу сказать "прощай"
— Чтобы положить конец моим романтическим настроениям, признаюсь: я страшно голоден, — сказал Рей. — Джеки, давай нанесем урон здоровью, повысив содержание холестерина в организме, и сделаем омлет из шести яиц.
— Из четырех, — сказала она. — Три тебе и одно мне. Пойдем на кухню.
Жаклин достала из холодильника зеленый и красный перец и пучок зеленого лука.
— Порежь это. Очень мелко,— попросила она.
Рей с рвением принялся за работу. На столе быстро выросла небольшая кучка нарезанных кубиками овощей.
— Мне сегодня предложили работу в Англии, — поделился Рей.
— Да? Расскажи, что за работа.
Когда он посвятил ее во все детали, она спросила:
— Ты примешь это предложение?
— Я собираюсь отправиться туда и решить на месте.
— Итак, ты и от этого откажешься?
В огромном фартуке, завязанном вокруг талии, она выглядела совсем по-домашнему. Рей положил нож и прямо сказал:
— Жаклин, мне все ясно, постарайся понять меня и ты: я не готов к роману — серьезному или мимолетному. А еще я не готов ни перед кем открыть душу и обсуждать мой разрыв с женой.
Он стал снимать стягивающую пучок лука резинку.
— Надо бы уехать из Мельбурна, чтобы не удивлять медсестер тем, что не бегаю на свидания. Ну а если серьезно, то мне надо забыть обо всем, что связывало меня здесь с Кэтти, забыть о том времени, когда мы были счастливы... Мне нужно начать все сначала. Может быть, у меня это получится в Англии?
— Здесь тебя будет не хватать, — произнесла Жаклин.
От мысли, что она могла в него влюбиться, Рею стало не по себе.
— Возможно, но недолго. Незаменимых нет.
— А как же Кэтти? — спросила она, и он впервые почувствовал нотки раздражения в ее тоне.
Вопрос задел его за живое.
— Порезать весь лук? — постарался сменить тему Рей.
— Хватит и половины.— Резким движением она разбила яйца. — Я не была замужем, Рей. Чувствую, что пора завести семью, я хочу успеть родить ребенка.
Нож в его руке не дрогнул.
— Ты такая привлекательная женщина, Жаклин. Многие мужчины почтут за честь жениться на тебе.
— Но не ты.
— Нет, Жаклин. Не я.
Она с такой силой опустила на стол глубокую тарелку, что желтая жидкость чуть не выплеснулась через край.
— Когда-нибудь потом я буду благодарна тебе за этот разговор и за то, что ты не лег со мной в постель. Но сейчас меня обуревают самые разные чувства, но только не чувство благодарности.
Черт возьми, он не чувствовал своей вины, он не дал ей ни малейшего повода считать, что готов ответить на ее призыв. И вдруг эта чужая кухня, умная и красивая женщина, устремившая на него проницательный взгляд, искусственная атмосфера семейного очага — все стало невыносимо ему.
— Жаклин, давай оставим приготовление омлета. Думаю, мы оба не расположены сейчас ни есть, ни беседовать. Похоже, мы все уже сказали друг другу.
— Прекрасно, — бросила она. — Надеюсь, ты помнишь, где дверь.
Рей поднялся с места.
— Прости, если обидел, я не хотел этого. Прощай, Жаклин.
Он прошел через гостиную быстрым шагом, на ходу схватил пиджак и галстук, щелкнул замком и вышел на лестничную площадку. Дверь за ним тихо захлопнулась. Рей спускался по лестнице, перешагивая через несколько ступенек, и чувствовал себя школьником, сбежавшим с уроков.
Рей быстро миновал центр города и выехал на автостраду. В этот час дорога была свободна, он мчался на большой скорости. То, что произошло сегодня в спальне Жаклин, лишило его надежды положить конец тягостному одиночеству, он понял, что абсолютно не готов начать новую жизнь.
Рей свернул с автострады на свою тихую зеленую улицу. Впереди, обрамленный цветущими кустами азалий, белел его дом. Кэтти часто говорила с лукавой улыбкой, что у этого дома есть душа, и называла его старым надежным другом. Рей был счастлив в нем три с половиной года.
Он открыл входную дверь и вошел в холл. Пусть теперь вещи Кэтти не висят больше в шкафу, пусть исчез запах духов и не слышно ее голоса, обращенного к нему с приветствием, но везде, в каждом уголке этого дома печать ее присутствия.
Рей остановился на пороге гостиной. Она не отличалась изяществом гостиной Жаклин, но в ней хранится множество милых его сердцу вещей — от морских раковин, собранных Кэтти на Багамских островах, где они познакомились, до коллекции эбонитовых статуэток, обнаруженных ими на одном из базаров в Кении. Одно время на короткий срок она увлеклась вышиванием подушек, и теперь они украшали каждый стул. Над камином висел пейзаж в стиле импрессионистов, в который она буквально влюбилась в Париже, и он с огромным удовольствием купил ей эту картину.
Рей был уверен, что любой дизайнер подивился бы такому хаотичному нагромождению несочетающихся вещей. Но комната дышит теплом Кэтти, ее любовью к жизни.
Ему не нужна Жаклин. Ему не нужен никто, кроме Кэтти.
Мысленно он окинул взором весь дом. Кухня никогда не была любимым местом Кэтти, хотя она умела печь прекрасные ватрушки, тающие во рту, и ей нравилось готовить жаркое. Кэтти никогда не пользовалась висящими под потолком медными сковородками, они так и остались элементом дизайна, но она любила наблюдать, как на закате солнечные блики отражались от них на стенах бирюзовым отсветом. Ванная была отделана по ее просьбе в зеленые и пурпурные тона, потому что, как она любила говорить, каждый день, прожитый с Реем, был похож на рождественский праздник. Из спальни, чтобы не лишиться от тоски рассудка, он убрал все, что напоминало ему о Кэтти. Неохотно Рей заставил себя вернуться из мира воспоминаний в пустой дом. Он поднялся наверх в свое «логово». Фотографии из спальни он перенес сюда. Лицо Кэтти улыбалось ему из золоченой рамки на книжной полке, на другом снимке, стоящем на письменном столе, в ее глазах отражалась голубизна вод океана у Багамских островов, растрепанные ветром каштановые локоны казались золотистым сиянием вокруг головы. И рядом — фотография Джейка.
Джейка, их сына, умершего полтора года назад, когда ему исполнилось семь месяцев. Его смерть стала причиной ухода Кэтти, оставившей его в одиночестве в этом большом доме.
Он долго смотрел на дорогое личико — белые кудряшки, глаза того же цвета, что и у Джины, беззубая, ликующая улыбка, выражающая радость появления на свет и восторг от окружающего его мира.
Рей отвернулся и вышел из комнаты. Он прошел мимо детской, дверь которой всегда была закрытой, и спустился вниз. Звук его шагов гулким эхом разнесся по дому. На кухне он достал из холодильника пиццу и сунул ее в духовку. Положив руки в карманы, он подошел к окну. В темноте были видны только очертания вековых деревьев, раскинувших могучие ветви на фоне усыпанного звездами неба. Он вдруг физически ощутил тишину этого дома, еще острее почувствовал одиночество.
![Борис Хантаев - Праздник живота [СИ]](/uploads/posts/books/87303/87303.jpg)
