Натали Ричардс - Шесть месяцев спустя (ЛП)
Я кусаю губу и чувствую, как в уголках глаз появляются слёзы. Выражение лица Адама смягчается, становится обиженным. Я никогда не думала, что он может выглядеть вот так.
Он открывает рот, чтобы что-то сказать, и моё тело натягивается, как струна, желудок сворачивается в узел, я вся дрожу. Что со мной, чёрт побери, происходит?
Он облокачивается на парту между нами, почти касаясь своими пальцами моих. Каждый сантиметр между нашими руками кажется заряженным электричеством.
— Мы не можем так продолжать, Хлоя, — мягко говорит он.
Слова жалят. Я не понимаю их значения, но необъяснимо хочу оспаривать их. Я хочу схватить его за руку, наклонить к нему голову и… это безумие.
Мой мир сузился лишь до этой комнаты с парнем в центре, которого я абсолютно не знаю.
Если я сейчас же не уйду, то произойдет что-то глупое. Что-то, после чего ничего и никогда не встанет на свои места.
— Мне надо идти. — Я подхожу к двери, стараясь не смотреть на Адама.
— Хлоя. — То, как он произносит моё имя, заставляет мой желудок сделать очередное сальто.
Внезапно на меня обрушивается что-то тёплое и доброе. Я слышу смех Адама на задворках сознания, как саундтрек к фильму, который я не могу видеть. Оборачиваюсь к нему в недоумении, что же его рассмешило.
Но он не смеётся. По крайней мере, не сейчас. Воспоминания о его смехе тотчас стираются, когда я смотрю ему в глаза.
Он молча позволяет мне уйти. Мои шаги спокойные и уверенные. И я хочу, чтобы сердце взяло с них пример.
Глава 3
Моей машины нет на обычном месте, и к тому же я потеряла где-то пару сезонов, так почему это должно удивлять меня? Наконец я нахожу Тойоту в южной части стоянки, припорошенную тонким одеялом снега. Значит, меня не было здесь довольно долго.
Я полагаю, не менее шести месяцев.
Паника поднимается снова, сжав горячие пальцы вокруг моего горла. Я заставляю себя сосчитать до десяти. А затем до двадцати. Наконец я бросаю попытки обрести внутреннее спокойствие и открываю замёрзшую дверцу машины. Завожу двигатель и нахожу свой скребок на заднем сидении, затем приступаю к очистке лобового стекла от наледи. Я дрожу так сильно, что мои зубы выбивают чечётку.
Я прерываюсь, чтобы набрать Мэгги, но опять попадаю на голосовую почту. То, что она не ответила снова, ошеломляет меня так же, так и всё остальное. Она не может принять душ, не положив телефон на раковину, а теперь три звонка без ответа?
Я слышу рычание двигателя и вскидываю голову, как испуганный олень, под светом двух фар, заворачивающих на стоянку. Мое сердце начинает тяжело биться в горле, в то время как красный Мустанг по широкой дуге приближается ко мне.
Блейк?
О боже, пожалуйста, только не сейчас. Не когда я окончательно закоченела и совершенно нестабильна из-за острого приступа долбанной амнезии.
По некоторым причинам я не могу даже понять, почему машина направляется прямо ко мне. Как он мог увидеть меня с главной дороги? Похоже, он знал, что я буду здесь.
Автомобиль подъезжает и останавливается, открываются двери. Возможно, это его сестра или мама. Или, боже, может, кто-то угнал его машину и теперь собирается убить меня. Любой из этих вариантов был бы для меня предпочтительным.
Но нет. Это он. Блондин с ямочками на щеках, игрок в лакросс и тот, в кого влюблена как минимум половина всех девчонок в старшей школе, что ни для кого не секрет.
— Боже, Хлоя. Я ужасно волновался, — говорит он, хлопнув дверцей и направляясь ко мне.
Прежде чем я могу что-то сказать или хотя бы моргнуть, он заключает меня в крепкие объятия. Он пахнет, как всегда, дорогим одеколоном, о котором большинство парней могут только мечтать. И да, до этого момента я бы отдала все, чтобы получить хотя бы легкое похлопывание по спине мимоходом с его стороны. Но сейчас… это слишком.
Его одеколон, его супермягкая куртка. Я чувствую удушение. Поднимаю руки, чтобы оттолкнуть его, но он отступает первым. На его лице написана странная смесь беспокойства и раздражения. Я делаю шаг назад, мой скребок все ещё зажат в левой руке.
Он протягивает руку, заправляя прядь моих темных волос за ухо. Волосы скользят по шее, оставляя после себя миллион мурашек. Они не должны касаться моей шеи. Я отрезала волосы до подбородка на прошлой неделе, но они уже не короткие.
Блейк улыбается, и я отчаянно пытаюсь сказать ему что-то в ответ, но не могу.
Сзади я слышу тяжёлые шаги, направляющиеся от школы. Рука Блейка ложится на моё плечо. Мне даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто это, но я не могу удержаться.
Я хотела бы, но не могу. Выражение лица Адама превращает мой живот в камень. Я знаю это чувство, поднимающееся изнутри, но я уже не принадлежу себе. За что я должна чувствовать себя виноватой?
Адам отбрасывает свои тёмные волосы с глаз и отвешивает нам наполовину искреннее приветствие. Он перекидывает свой рюкзак на другое плечо и поворачивается, чтобы пересечь школьное поле в своих не до конца завязанных ботинках.
Он замёрзнет на этом снегу. Где его машина?
И почему мне не наплевать? Он незнакомец, и мне всё равно, где его машина. Только вот он не незнакомец, а я определенно сильно волнуюсь.
Прикосновение к руке заставляет меня обратить внимание на Блейка. Он такой же незнакомец, но мне не нужно его бояться. Он как парень с рекламного плаката. Хороший горожанин, президент класса. Он, возможно, делает рекламу Бойскаутам, когда не помогает маленьким старушкам переходить дорогу.
Он единственный, с кем я должна чувствовать себя в безопасности.
— Хлоя, ты в порядке? — спрашивает он, положив руку чуть выше моего локтя.
— Нет, не совсем… — признаюсь я.
— С твоей головой все в порядке? Почему ты в грязи?
Как только он говорит это, мои пальцы нащупывают набухшую шишку прямо под затылком, и я вздрагиваю от боли. Что за чёрт? Когда это случилось?
— Полегче, — говорит Блейк, и я опасливо отступаю от него. Он игнорирует меня, подходит ближе, чтобы взять меня за руку. — Ты очень сильно ударилась. Не могу поверить, что ты не поехала сразу домой. Возможно, мне следует отвезти тебя в больницу.
— Я не ударялась головой, — говорю я, несмотря на то, что, очевидно, так и было.
И совершенно ясно, что он видел, как я ударилась.
Теперь он выглядит очень обеспокоенным, его брови нахмурены и в глазах печаль. Он не знает меня настолько хорошо, чтобы так беспокоиться обо мне. Или обнимать меня.
Мир начинает клониться, и мне приходится облокотиться на крышу моей машины, чтобы не свалиться в обморок.
