Луиза Винер - Большой обман
Джо и я впервые встретились пять лет назад на вечеринке в духе семидесятых. С тех пор мы вместе — срок порядочный. На вечеринке, как и полагается, было полно халявщиков и торчков, не говоря уже о студентах в растянутых майках с надписью «Джефферсон Эйрплейн». Отчетливо помню, что чувствовала себя не в своей тарелке. Я тогда работала официанткой, притом в последнюю смену, и у меня не было времени заехать домой и переодеться. Подмышки у меня были пропотевшие, на левом лацкане красовалось пятно от кетчупа, а в кармане джинсов лежала мятая записка от одного бармена с приглашением на ужин. Выйдя из такси, я сразу же пожалела, что отпустила машину. Первые двадцать минут я пыталась отыскать кого-нибудь из знакомых, затем битый час трепалась о вегетарианских диетах и туфлях с восемнадцатилетней девчонкой, явно страдающей анорексией, потом с тоски прихватила бутылку винца и постаралась схорониться в уголке рядом с масляной лампой и кучей игр, модных в семидесятые годы.
Только я погрузилась в мрачные мысли о том, когда же состарюсь настолько, чтобы перестать ходить на дурацкие вечеринки, где в туалет непременно очередь, а из собственного бокала приходится вылавливать окурки, как кто-то тронул меня за плечо. Это был Джо — в черной рубашке и белом костюме в духе «Лихорадки субботнего вечера».
— Во что сыграем, в «высшие козыри» или в шарики? — Это его первые слова.
Я не могла поверить своей удаче.
— Выбирай. — Я бросила в рот пару орешков и предложила ему вина. — Я все равно выиграю.
— Ты так считаешь?
Его смущенная улыбка меня покорила.
— Разумеется. Сомнений здесь быть не может.
Джо потер руки:
— Играем. Скажем, ставка два фунта в шарики, четыре в карты?
— Может, не надо? — спросила я. — Не люблю азартных игр.
— Ничего страшного. Чисто по-дружески.
— Хорошо, — согласилась я. — Пусть будет так.
* * *— Знаешь что, это было совсем не по-дружески.
— Наверное, я должна была тебя предупредить. В детстве я была грозой всей школы по части «козырей».
— Значит, разделала лоха, да?
— О чем ты? Оставь свои деньги при себе.
— Ага. Только лучше бы ты дала мне выиграть хоть разок. Ведь все сдачи до единой за тобой.
— Извини. — Я взяла со стола карты и сложила их обратно в пластиковую коробочку. — Ничего не могу с собой поделать. Перед началом игры я вспомнила все выигрышные алгоритмы.
— Прямо сейчас? Перед тем как мы сели играть?
— Ну и что тут такого? У меня хорошая память на цифры. Мне достаточно мельком посмотреть на них.
Глядя на меня, Джо недоуменно усмехнулся.
— И в каких еще предметах ты была сильна в школе? Конечно, кроме разделывания под орех ничего не подозревающих парней?
— Не знаю. В математике, наверное. Ты помнишь, в какой день недели родился?
— Да. По-моему, в…
— Подожди, не говори. Я сама назову день. Твоя дата рождения?
— Двадцать седьмое июля тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года.
— Четверг, — сказала я после короткого размышления. — Ты точно родился в четверг.
— Действительно. Круто. Как ты узнала?
— Это нетрудно. Просто надо применить формулу.
На обратной стороне какого-то старого чека я нацарапала формулу и показала Джо, как я по ней все рассчитала.
— И все это ты проделала за пару секунд? пробормотал Джо, уставившись на нагромождение цифр и алгебраических знаков. — Ты рассчитала все это в уме?
— Ну да. Это вопрос практики. Когда я была маленькая, меня научил папа. С годами я научилась считать еще быстрее.
— И кем был твой отец? Математиком или типа того?
— Типа того, — ответила я, теребя рукав. — Он преподавал естественные науки.
— Преподавал?
— Он бросил нас, когда я еще училась в школе. Даже не знаю толком, чем он сейчас занимается.
— Ты с ним не встречаешься?
— Нет, — сказала я. — Я его не видела давным-давно.
Весь вечер мы играли в карты, определяли дни недели, когда родились его друзья, и потихонечку надирались, спрятавшись в углу. Я узнала кое-что про Джо. Его любимый альбом — «Rain Dogs» Тома Уэйтса, сам он учился на юриста, но бросил и стал ландшафтным дизайнером и только что расстался с подругой, с которой прожил шесть с половиной лет. Джо быстро стало ясно, что у меня лучше получается задавать вопросы, чем отвечать на них, и что меня трудно заставить говорить о себе.
— В плане работы я сейчас на распутье.
— Безработная, значит.
— Не совсем. Я официантка. Это временно. Пока не встану на ноги.
К чести Джо будет сказано, он не стал ко мне приставать с уточняющими вопросами, только кивнул, наполнил вином бумажные стаканчики, и мы приступили к последней сдаче «высших козырей».
— Ну ладно. — Я достала из кармана пятифунтовую банкноту и положила поверх орехов, которые поставил Джо. — Сыграем напоследок «на все».
— Я-то думал, ты не азартная.
— Обычно азарт меня не увлекает, — улыбнулась я. Моя улыбка длилась несколько дольше, чем полагается. — И если заранее знаешь, что выиграешь, это ведь не настоящий азарт.
* * *— Полегчало? — спрашивает Джо, отряхивая грязь с башмаков и садясь рядом со мной на ступеньку.
— Немного. Откуда ты знаешь?
— Ты ведь ешь уже третий огурец прямо из банки и одновременно ковыряешь в ухе заколкой для волос. Это многое говорит посвященному.
— Ни о чем это не говорит. — Я засовываю заколку поглубже в ухо, стараясь докопаться до порции серы поосновательнее. — Мне просто кое-что поднадоело, вот и все.
— Послушай, в чем причина? Неужели в этих рокерах и кроликах?
— Нет. — Я гляжу в сад. — Не в кроликах.
— Так в чем же? — интересуется Джо и обнимает меня. — Опять твой отчим звонил?
Я молча протягиваю Джо кусок маринованного огурца.
— Ну, колись. — Джо морщится и старается не вдыхать уксусных испарений. — Что он тебе сказал? Он не раздумал проводить съезд в память о твоей матери?
Я хмуро утыкаюсь в банку с огурцами.
— Посиди-ка здесь минутку. — Джо поднимается и направляется в кухню. — Я открою тебе еще баночку.
3
На следующей неделе исполняется семнадцать лет со дня смерти моей матери, и мой отчим Фрэнк почему-то решил устроить по этому случаю вечер памяти и созвать всех родственников. Мы должны прибыть с фотографиями, и памятными вещами, и смешными историями, и собраться в кружок, и за рюмочкой шерри (рюмочки используются не чаще раза в год, кусок хлеба с маслом прилагается) поделиться воспоминаниями о моей матери. В этом весь Фрэнк. Мысль насчет вечера памяти пришла ему в голову внезапно, когда он слушал один из своих любимых альбомов — «Десять лучших весенних гимнов всех времен». Вместо того чтобы мирно заснуть, он решил обзвонить всех и каждого. Через недельку в голове у него что-то щелкнуло и он вспомнил, что по правилам хорошего тона надо бы и мне позвонить.
