Джил Гаскойн - Ты в моей власти
– Элла! Пат! Кофе готов!
Пылесос замолк. Сверху не донеслось ни звука. Розмари было не по себе, но она мимолетно улыбнулась Бену. Он пил кофе.
– Элла, наверное, еще в ванной, – произнесла она. – Скоро придет.
Появилась Пат, бодрая, как всегда, и принялась сетовать на обилие переполненных пепельниц, а когда Розмари представила ей Бена, сообщила, что уже познакомились.
Они уселись за стол, завязалась ничего не значащая беседа.
Элла наконец спустилась к ним, с еще влажными после душа волосами, и субботнее утро приобрело более или менее обычный вид. Бен Моррисон остался. Элла предложила Бену провести день с ними, если он, разумеется, не планировал ничего более интересного. Он не планировал и согласился. Кроме того, он предложил сходить в паб на ленч.
– Давай сходим, ма. Тебе понравится.
– Меня будут узнавать.
Но она уже знала, что пойдет. Манил субботний базарчик неподалеку от дома, хотелось, как обычно, совершить еженедельные покупки в их любимых «Деликатесах».
Бен поразительно легко освоился в доме. Он паясничал и смешил их. Розмари искренне веселилась. Они составили список покупок, к которому Бен добавил несколько наименований. Казалось, он уже давно вместе с ними, так легко и они сами, и дом приняли его. Так быстро и непринужденно он вписался в их образ жизни. Розмари подумала: удивительно, что у молодого человека нет никаких других развлечений в субботу. Он никому не звонил и не сообщал, где он. Но она подавила любопытство и не задала ни одного вопроса. Он был здесь, вместе с ними, не связанный в этот момент с другой своей жизнью, какой бы она ни была.
Они взяли машину Розмари. Элла села сзади, Бен – на переднее сиденье, рядом с Розмари. Он спросил, стоит ли пристегиваться, а сам уже перетягивал грудь ремнем, не дожидаясь, пока она ответит «да». Пробежав пальцами по аккуратному ряду кассет, вытащил Майлса Девиса.
Испытывая желание поправить кассеты, она улыбнулась с признательностью – им нравилась одна и та же музыка.
Розмари, полностью сознавая, с какой легкостью Бен, развлекая их, манипулирует ею и Эллой, испытывала вместе с тем какое-то беспокойство и возбуждение. Все это даже не оформилось в слова, а отодвинулось в дремлющее воображение, в те его области, куда, казалось, давно была забыта дорога.
Они поставили машину и вошли в магазин «Деликатесы». Пили капуччино из пластиковых стаканчиков и покупали на пробу разную экзотическую еду. Он, по мнению Розмари, всегда утоляет нечто большее, чем просто голод.
Элле довольно скоро наскучило это времяпровождение.
– Мне надо забежать в библиотеку. Встретимся в час в пабе, ладно? – И она ушла.
Нагрузив продуктами две полные тележки, купив свежий, еще теплый итальянский батон (Бен разломил его и попробовал), Розмари расплатилась, а Бен взял пакеты в одну руку и направился к выходу из магазина. Он открыл перед Розмари дверь, пропустил ее вперед; ремешок сумочки соскользнул с ее плеча, но его рука твердо, заботливо и привычно, как будто они знали друг друга много лет, вернула ремешок на место. Они взглянули друг на друга и тут же отвели глаза, в которых читалось неожиданное и неприкрытое волнение. Его рука так и оставалась лежать на ее плече, пока они шли к машине. И, к своему глубочайшему изумлению, она ощутила, как внутри все сжалось – знакомое, но давно забытое чувство.
Сердце у нее упало от ощущения дурного предчувствия. БОЖЕ, ТОЛЬКО БЫ НЕ ЭТО. НЕ В МОИ ГОДЫ И НЕ С ТАКИМ МОЛОДЫМ.
День клонился к вечеру. Бен остался пить чай. А потом ужинать. Они ели купленную еду прямо с бумаги, в которую та была завернута. Розмари открыла вино. Они сидели до позднего вечера вокруг кухонного стола. Им не хотелось расходиться из боязни, что чувство, от которого у них дух захватывало, исчезнет и не вернется никогда.
И вот снова полночь, снова Бен слишком много выпил, чтобы сесть за руль, и Элла, как и вчера, предлагает ему остаться.
– Устрой себе уик-энд. У нас нет никаких планов.
У Розмари опять мелькнула мысль, с которой начался день. Происходит ли что-то между ним и Эллой? Что-то, чего она за собственным волнением не хочет замечать? Она поднялась на ноги, ватные от долгого сидения и выпитого вина, с одним желанием – оказаться в одиночестве и попытаться кое-как собрать себя.
– Ну что, ребятишки, я надеюсь, вы сумеете развлечь друг друга. Пожилым дамам вроде меня следует много спать, и я собираюсь не откладывая отправляться бай-бай.
Элла, задетая словом «ребятишки», повернулась и с удивлением посмотрела на мать, которая наклонилась поцеловать ее. Краем глаза Розмари заметила смущение во взгляде Бена, вызванное ее покровительственным тоном. Она поступила так намеренно.
«Давай прекратим все это сейчас и сразу, – ясно говорил ее беглый взгляд. – Что бы это ни было, чего бы ты ни хотел, ты замечательно флиртовал с нами обеими. Всем было приятно, но теперь все кончилось».
Когда она направилась к двери, Бен встал. Огромный в неубранной кухне.
– Если вы уже уйдете утром, – сказала она («Боже мой, как бы мне этого хотелось»), – надеюсь, мы скоро увидимся. Для Эллиных друзей дом всегда открыт.
И Розмари вышла из кухни, подавив желание обернуться, зная, что он продолжает стоять у стола как вежливый ребенок. Она подумала: «Можно было поцеловать его на ночь как маленького мальчика». Но она боялась оказаться рядом с ним или коснуться его. Завтра она снова придет в норму, завтра, надо надеяться, он исчезнет вместе со всем своим очарованием, заполнившим ее дом и ее день. Завтра ей не будет важно, где он спал в предыдущую ночь и куда собирается вечером. Завтра. И, поднимаясь по ступенькам, она предчувствовала завтрашнее воскресенье с удовольствием. Почти с таким же, как дожидалась субботы. Почти.
2
Когда Розмари на следующее утро сошла вниз, было десять часов, и, к ее удивлению, Бен и Элла уже исчезли. На столе осталась немытая посуда, хлебные крошки и пролитый чай, а также записка, второпях нацарапанная Эллой – Бен собирается на Петтикоут-лейн, она поедет с ним, и не надо беспокоиться, если она не вернется сегодня, потому что идет в гости к друзьям в Степни и может остаться у них ночевать. В понедельник с утра у нее проба. Была еще приписка, несомненно, рукой Бена: «Спасибо за все. Надеюсь, что скоро увидимся».
Она перемыла посуду и убралась в кухне, вполуха слушая радио, занятая собственными мыслями. Ее тревожили Бен и Элла. Часы шли, тревога становилась все сильнее. Розмари сердилась, что никак не может отделаться от навязчивых картин, порожденных собственным воображением, и старалась чем-нибудь занять себя. В это воскресенье она оказалась совсем одна и была бы рада даже визиту матери к чаю, только бы не оставаться наедине с тишиной, изводившей ее. Розмари набрала номер матери и, стоя у себя в холле, глядя, как за стеклами двери бушует внезапно налетевший град с дождем, слушала, как ровно двадцать четыре раза прозвучал и остался без ответа звонок в маленьком стерильно-чистом домике с террасой в Стритхеме.
