Эстер Росмэн - Колыбельная для мужчин
– Ты удивлен? – все так же шепотом спросила Кэтрин, нежно прижимаясь к партнеру. Ее атласные туфельки двигались точно в такт музыке.
– Все, что ты делаешь, меня уже не удивляет…
Он поперхнулся и долго откашливался. Кэтрин приберегла для танцевального зала его отеля какое-то, очевидно взятое из романов, название одного из университетских женских клубов. Вот и весь сюрприз. И потом, он уже действительно ничему не удивлялся. За пятьдесят лет бесконечного утверждения себя в качестве умнейшего бизнесмена Портленда ему частенько приходилось оказываться мишенью всяческих шуточек. Порой добрых, а чаще – злых. Правда, в долгу он оставался редко…
Он крепко прижал жену к себе, чувствуя упругость ее груди под черным шелком платья. Будь это несколько лет назад, его бы воспламенил уже один только запах ее духов. И, конечно, мысль о том, что под платьем у Кэтрин нет никакого белья… Платье, туфельки, и все…
Пианист заиграл соло, и Кэтрин кокетливо надула губки. Она была прелестна и знала это. Блестящие черные волосы отражали свет бесчисленных люстр и канделябров, а глаза – глубокие и голубые, как море, застенчиво смотрели на супруга сквозь густые темные ресницы.
Было время, когда он готов был отдать все свое состояние за ночь в ее постели. Она была чувственной, очень изящной и хорошо знала, как прельстить мужчину.
Он никогда не спрашивал Кэтрин о происхождении ее обширнейших познаний в области всех таинств и прелестей любовных утех. Просто был благодарен за честь стать любовником этой женщины. Она вернула ему чувство вожделения, которое он считал уже навсегда утерянным.
Из свернувшегося калачиком и ласково мурлыкающего котеночка Кэт в постели превращалась в бешеную дикую кошку. Женившись на ней, он был верен, и в первые годы совместной жизни каждую вторую ночь они занимались любовью, вполне удовлетворяя друг друга. Но довольно скоро сила его страсти начала ослабевать: несколько лет регулярного необузданного секса стали для него более чем достаточными. Впрочем, то же самое в свое время у него произошло и с первой женой.
И вот дошло до того, что он с трудом мог вспомнить, когда в последний раз исполнял по отношению к Кэтрин свои супружеские обязанности. Это его не на шутку встревожило. При одной мысли о возможной импотенции он краснел как вареный рак. Но факт оставался фактом. Вот и сейчас, когда Кэтрин плотно прижималась к нему своими бедрами, а кончик ее языка нежно касался так называемых эрогенных точек чуть пониже его уха, он не чувствовал ничего! Никакого кипения в крови! Никакого напряжения плоти между ног! Даже тогда, когда она прикасалась самой интимной частью своего тела! Никакой реакции! Просто удивительно, как им удалось зачать младенца!
Неожиданно он грубо оттолкнул Кэтрин. Но тут же вновь привлек к себе. Она засмеялась гортанным, неприятным смехом. Ему же этот смех нравился. Как нравилось все, что она делала. Единственное, чего он желал сейчас, так это бросить ее во время танца на пол и взять, как дикое, строптивое животное. Именно этого наверняка хотела от него и она сама. И пусть сорок с лишним пар глаз с ужасом взирают, как он доказывает свою мужскую суть и способность удовлетворить жену.
По ночам Кэтрин изо всех сил пыталась как-то расшевелить мужа. Испробовала все известные ей способы. Изобретала новые. Здесь было и тончайшее неглиже, и узенькие бюстгальтеры, сквозь которые выпирали ее тугие соски, и длинные черные подвязки, подчеркивавшие форму бедер. Она ласкала его эрогенные зоны кончиком языка, шептала непристойности, щекотала мошонку и играла половым членом. Ничего не помогало! Партнера расхолаживала сама мысль о том, что былая твердость его плоти ушла навсегда и он уже никогда не сможет вести нормальную половую жизнь…
Музыка смолкла. И вдруг он обхватил Кэтрин за талию и резко перегнул через руку. Глаза их встретились. Ее длинные распущенные волосы коснулись усыпанного лепестками роз пола. Грудь оголилась почти до сосков. Не обращая внимания на устремленные на них десятки глаз, он нагнулся и впился губами в обнаженное углубление между очаровательными полушариями. Страстный долгий поцелуй прервали аплодисменты и общий смех. Опомнившись, он отпустил свою партнершу.
– Ах ты, старый пес! – припечатал хозяина дома один из гостей. Лицо Кэт залил пунцовый, как у невинной девушки, стыдливый румянец.
– Тащите ее в постель, – посоветовал стоявший рядом джентльмен средних лет. – Чего вы ждете? Уже давно пора завести сына.
– Чуть попозже, – смущенно ответил Уитт. – Пусть еще немного побудет с нами.
Уитт подмигнул гостям, уверенный, что никто из них не знает его тайны. Его позора… А Кэт никогда об этом не проговорится. Он уверен… Сын! Если бы только вся эта толпа друзей, родственников, просто знакомых узнала правду…
Черт возьми, у него больше не будет детей! Он уже произвел на свет трех сыновей и упрямицу дочь с той заграничной сучкой Юнис – своей первой женой. От Кэтрин останется лишь одна его любимица Лонда. Ей сейчас четыре года. И он ничуть не жалеет о том, что заботится об этой крошке куда больше, чем о всех своих остальных детях. Те, другие, некоторые из которых уже выросли, доставили ему слишком много огорчений. А их мать…
Боже, что он тогда нашел в этой Юнис Прескотт?! Тощая, с острым языком, считавшая единственной своей обязанностью по отношению к мужу удовлетворять его сексуальные потребности! Служанка, и не более того! Кстати, вначале Уитт считал ее фригидной. До той поры, пока… А, черт! Он не будет больше о ней думать! Равно как и о том мерзком итальяшке, смеявшемся над ним за его спиной!
Раздраженный подобным поворотом мыслей, Уитт взял жену под руку и подвел к стоявшей в центре зала и уже начавшей подтаивать ледяной фигуре скачущей лошади, из которой с шипением и брызгами била струя шампанского. Джаз-банд заиграл другой популярный блюз – «Настроение». Несколько пар посмелее вышли на середину зала, собираясь танцевать. Уитт взял с серебряного подноса бокал шампанского и долгим глотком осушил его.
– Папа!
Уитт оглянулся и увидел бегущую к нему с распростертыми объятиями и сбившимися на лоб темными локонами Лонду. На ней было платьице цвета морской волны.
Он крепко обнял свою любимицу. Девочка подпрыгнула, и ее маленькие крепкие ножки в белых носочках обвили талию отца.
– Ну, моя принцесса, как тебе нравится вечер?
Светло-голубые глаза «принцессы» были большими и круглыми. Щеки горели румянцем.
– Очень шумно!
– Это уж точно! – рассмеялся Уитт.
– И слишком накурено!
– Только не говори этого маме. Она расстроится. Ведь вечер затевался для нас!
