Белва Плейн - Осколки судеб
«Жаль, – заметила Анна. – Не понимаю тебя».
Она восторгалась великолепной резьбой и с радостью проводила бы часы, полируя приборы, получи она такие в подарок. Но Айрис не была Анной.
Джозеф поднялся, собираясь уходить.
– Извините, но я должен бежать, на два часа у меня назначена встреча. Мы отменно поели, настоящий шик. – Он поцеловал жену и дочь.
Когда он отошел достаточно далеко, Анна спросила:
– Ты хорошо себя чувствуешь, Айрис? Ничего нельзя скрыть от этих ясных глаз.
– Да.
– Но ты ничего не ела.
– Я не голодна.
– Мне кажется, тебе нездоровится. Тебя что-то грызет.
Анна задумчиво посмотрела на траву, по которой ковыляли голуби, подбирая упавшие крошки. Спустя пару минут она тихо сказала:
– Знаешь, ты ведь можешь отложить на несколько лет свою работу и диссертацию. И тогда не будет поздно, если у тебя сохранится желание работать.
– Оно сохранится.
Обрывки фраз, отражающие подсознательные импульсы, промелькнули в мозгу Айрис: стань кем-то… Докажи ему…
– Все меняется, мама, – твердо сказала она. – В колледже декан говорил нам, что первейшая задача гуманитарного образования состоит в том, чтобы лучше подготовить девушку к роли жены и матери. Собственно, я и раньше встречала подобные мысли в журнальных статьях.
С присущим ей тактом Анна ответила, пытаясь успокоить и смягчить дочь:
– Конечно, жизнь женщины не должна сводиться только к этому. И все же кое-что можно сказать в защиту подобной точки зрения. Я имею в виду, что образованная женщина должна в первую очередь заботиться о своих детях. В конце концов ты же не какая-нибудь иммигрантка вроде меня.
– Не говори так. Ты всегда была хорошей матерью.
Внезапно глаза Анны наполнились слезами. Какое-то время она молчала, затем снова заговорила:
– Ты так много для нас с отцом сделала, когда мы потеряли Мори. Я помню… – Она остановилась.
Намять. Да, она помнила, как дребезжали от сильного ветра оконные стекла в тот вечер, когда полиция приехала сообщить им, что их сын погиб в автомобильной катастрофе. Завывание зимнего ветра и шум дождя…
– И в течение всего того долгого грустного периода ты была нашей поддержкой, понимая, что мы испытывали.
Я всегда понимаю чувства одиноких, потерпевших жизненное крушение. Они мне сродни, хотела сказать Айрис, но промолчала.
– Ты, наверное, не отдаешь себе отчета, каким утешением ты была. Мы черпали в тебе силы.
Она видит меня насквозь, подумала Айрис. Она беспокоится за меня. Она хочет напомнить мне, что я умею быть сильной. Я это знаю.
– Я рада, что помогла тебе, мама.
– Мне кажется, мужчины тяжелее переносят несчастья, а ты как думаешь? Твой отец в особенности опирался на тебя.
– Думаю, это зависит от мужчины. Папа очень мягкий человек, он только притворяется жестким, разве не так?
Анна улыбнулась.
– Да, внутри он мягкий, как горчица. Ты и твои дети – в вас теперь вся его жизнь.
Она умоляет меня быть счастливой, не давать им повода для беспокойства.
– Не вся. Ты забываешь о себе.
– Я не забываю.
Возможно, неосознанно Анна взглянула на бриллиантовое кольцо на своей руке. Джозеф подарил ей это кольцо и заставил носить его. Оно было как бы символом его успеха: юноша, снимавший дешевую комнату в многоквартирном доме, усердно трудился и достиг процветания и обеспеченности. И все же иногда Айрис думалось, действительно ли преданности отца, безоблачных отношений и материального благосостояния достаточно для того, чтобы ее мать была полностью удовлетворена своим браком. Они ведь с отцом такие разные! Нет, это несправедливо, сразу же упрекала она себя, стыдясь своих сомнений. Ни один мужчина не будет так обожать женщину, как отец обожает мать, если между ними нет полной гармонии.
До чего же она хороша, подумала сейчас Айрис. Мужчин до сих пор притягивает к ней как магнитом, даже когда рядом присутствуют молодые женщины. Хотела бы я знать, как чувствует себя женщина, когда ее так обожают.
Анна очень серьезно сказала:
– Айрис, я еще раз спрашиваю тебя, все ли у тебя в порядке? Я не хочу вмешиваться…
Но ты же вмешиваешься, молча поправила ее Айрис.
На лужайке прилетевшая откуда-то ворона распугала других птичек, и они, вспорхнув, разлетелись в разные стороны. Сделав вид, что птицы заинтересовали се, Айрис отвернулась, моргая, чтобы прогнать подступившие слезы.
– Все хорошо. Просто я не расположена к бурному проявлению чувств, ты же меня знаешь.
– Все у тебя уладится. Всему свое время, поверь мне. Будь терпелива. Женщина должна создать дом для мужа. У мужчин нелегкая жизнь, приходится бороться за место под солнцем. Женщина должна стать для него прибежищем.
А где искать прибежища женщине, подумала Айрис, испытывая обиду от того, что ей дают такой банальный, упрощенный совет.
– Ты принадлежишь своему времени, – только и сказала она, и обе поднялись и направились к выходу.
– А ты, я полагаю, опережаешь свое, – ответила Анна.
Они пошли к автостоянке. Оживленная девушка в белой теннисной юбке в складку, с длинными черными волосами, собранными в конский хвост и завязанными алой лентой, помахала Айрис.
– Кто это? – спросила Анна.
– Она играет в паре с Тео в клубе. Он считает, что она отличная теннисистка.
– Внешность у нее во всяком случае броская. Анна задержалась у окна пикапа, пока Айрис заводила машину.
– Айрис, дорогая. Всегда помни, что Тео любит тебя. – Она нарочито смотрела в сторону. – Ты должна забыть ту старую историю. Надеюсь, ты покончила с тем вздором? Помнишь, что я тебе сказала тогда? Ревность разъедает душу.
Проницательная женщина. Догадалась-таки, что дочь волнуется не только из-за своей преподавательской карьеры. Но что мама может знать о ревности? Отец никогда не волочился за женщинами. Он никогда не разъезжал среди бела дня по городу в машине с другой женщиной.
– Пожалуйста, не беспокойся, мама! У меня все в порядке. А сейчас я должна спешить. Дети в любую минуту вернутся домой.
Машина промчалась по центральным улицам и выехала к окраине города. Мимо промелькнуло здание синагоги, куда ходила семья. Это было красивое современное здание из красноватого кирпича, окруженное вечнозелеными деревьями. Выехав на шоссе, Айрис миновала несколько безлюдных кегельбанов, пиццерии, заправочные станции, узкие аллеи и, свернув на боковую дорогу, попала совсем в другой мир. Дорога была окаймлена большими старыми деревьями, и от нее отходили извилистые подъездные аллеи, ведущие к домам, выстроенным в колониальном, а изредка – во французском провинциальном стиле или, во всяком случае, в стиле, который сходил здесь за таковой. Притормозив в самом конце этой тупиковой дороги, Айрис свернула к дому.
