Саша Майская - Любовь по заданию редакции
Потом мне выдали таблетку антигистамина, налили кофе и усадили передохнуть, а Матильду унесли куда-то наверх. Два часа я провела в относительном комфорте и успела понаблюдать за другими посетителями салона, не уставая удивляться, как хозяева похожи на своих собак.
Толстый и щекастый дядька в твидовом пиджаке, пыхтя и отдуваясь, привел такого же одышливого и щекастого бульдога. Пожилая дама с длинным носом и прической каре произвивалась вслед за такой же длинноносой таксой. Симпатичный молодой папаша с двумя очаровательными пацанятами проскакали вдогонку за своим развеселым лабрадором…
Я загрустила, потому что при взгляде на последнее семейство мне ужасно захотелось и того, и другого, и третьего. В смысле, и детей, и собаку, и мужа. И чтобы дом в деревне, санки зимой, походы в лес летом…
Я честно попыталась вспомнить, когда последний раз надолго выезжала за город. Выходило — в детстве. Весной меня увозили от цветущих тополей в поселок Монино, где я безвылазно сидела на участке, сплошь покрытом огуречными грядками и помидорными парниками. Прелесть этой дачи состояла в том, что по периметру она была окружена последовательно железной дорогой, бетонным заводиком, свалкой и оживленной автотрассой, так что свежим тот воздух мог назвать только заядлый токсикоман…
Потом я вспомнила, как однажды, лет шесть назад нас всех вытащила к себе на дачу Ольга. Было это в ноябре, шел дождь, и деревья вдоль дороги в наступающих сумерках отчетливо напоминали скелеты. Из-за пробок — и еще из-за того, что за рулем была Маринка — мы добрались до нужного поворота только в темноте, после чего намертво застряли на проселочной дороге. Подвыпившие селяне честно попытались вытолкнуть Маринкину «Ниву», но у них ничего не вышло, и мы еще сорок минут перли на себе все привезенные запасы.
На самой даче выяснилось, что электричества нет, дрова растащены уже упоминавшимися селянами, а крыша протекает. К полуночи мы смогли затопить печку и даже согреться — пока пытались распилить маленькой и тупой ножовкой здоровенное бревно. Ночь мы провели, прижавшись друг к другу и вздрагивая от страха, а Ольга шепотом — чтобы не услышали подвыпившие селяне, шлявшиеся вдоль по улице — рассказывала, какие чудные здесь места и сколько в лесу грибов и ягод… летом, ясное дело.
Утром — если можно назвать утром серую и дождливую хмарь — выяснилось, что с «Нивы» за ночь сняли колеса, и спас нас только ангел Божий в лице местного участкового, который безошибочно определил, что колеса — работа неведомого Сереги Семенова, который вообще-то «мужик золотой, но когда напьется — лютый зверь». Колеса мы у «лютого зверя» изъяли, благо, он крепко спал, при помощи все тех же селян, по-прежнему подвыпивших, поставили на место и свалили в Москву. Вымывшись и согревшись, вечером мы отправились в кафе и тактично успокоили расстроенную Ольгу обещанием приехать к ней летом…
Мои пасторальные воспоминания были прерваны возвращением преображенной Матильды. На руках у медсестры сидел белоснежный ангел, благоухающий лавандой, и челочку ей собрали в аккуратный хвостик, так что обнаружились и глаза, и нос, и рот. Кстати, мордаха у Матильды оказалась довольно симпатичная, только вот передние зубы слишком выдавались вперед, придавая ей нахальное и склочное выражение.
Уповая на то, что действие таблетки еще продолжается, я загрузила Матильду в машину и повезла ее обратно в редакцию. Здесь меня и ждал первый удар судьбы, который я тогда еще таковым не считала…
ЧЕЛОВЕК СОБАКЕ ДРУГ…
К офису редакции Женя Семицветова подъехала уже затемно. Пробки, знаете ли. Даже неугомонная Матильда ухайдокалась до последней степени и теперь мирно спала на заднем сиденье. До этого ее два раза стошнило, а потом закончилось действие таблетки, поэтому из машины Женя вылезла в отвратительном настроении, чихая и кашляя, но и с приятным ощущением, что через каких-то десять минут кошмар закончится и начнутся выходные.
Дверь офиса была закрыта. Пораскинув мозгами, Женя решила, что в этом ничего необычного нет. Все же вечер пятницы… С четверть часа она названивала в звонок, а Матильда разнообразила шумовой фон окрестностей пронзительным тявканьем в унисон звонку. Когда же слегка заспанный охранник соизволил открыть дверь, Матильда решила, что пора вспомнить боевое королевское прошлое. Как-никак, мальтийские болонки в Средние века охраняли своих хозяев наряду с волкодавами, ну а генетически Матильда вообще была практически волк… Короче говоря, белоснежное чудовище с грозным рыком метнулось к подозрительному с ее точки зрения охраннику и вцепилось ему в ногу. Дюжий парень ойкнул и укоризненно уставился на Женю, а та мстительно сообщила:
— Это собачка Вадим Альбертыча. Если б вы знали, Григорий, как я вас понимаю.
— Не понимаете…
— Прекрасно понимаю. Фу, зараза!
Подхватив беснующуюся швабру за шиворот, Женя Семицветова направилась к лифту, и тут ее догнал прихрамывающий охранник Григорий.
— Евгения Васильевна, а все ушли.
— Как это?
— Ну, верстальщики остались и дежурный корректор, а больше никого нет, и этаж начальства опечатан.
— А Вадим Альбертыч?
— А Вадим Альбертыч звонили и оставили вам сообщение.
— Какое еще сообщение?
Нехорошее предчувствие радостно приподняло свою змеиную головку. Григорий напряг все свои умственные способности, для чего страшно выпучил глаза, и выпалил:
— Вам велено забрать собаку домой и подержать до понедельника! У Вадим Альбертыча деловая встреча на пароходе.
— Каком, к дьяволу, пароходе?!
— «Академик Велиховский». Они поплывут до Киржача и обратно.
— Кто они-то?
— Так Вадим Альбертыч! Презентация у них.
Тут мы вынуждены с прискорбием признать, что Евгения Семицветова употребила несколько выражений, которые приличная женщина не должна не только употреблять, но и знать в принципе. Григорий понимающе хмыкнул.
— Во-во, Евгень Васильна. Они будут водку жрать до воскресенья, а вам с этой… скотиной сиди.
— Да что ж это такое! Матильда, заткнись!
Рассеянно простившись с Григорием, Женька побрела к машине, сжимая в объятиях грозно рычавшую болонку. Перспектива провести выходные наедине с наиболее сильным аллергеном ее совершенно не радовала, но альтернативы не было, и Женька поехала домой.
Жила Семицветова в не очень спальном, но и не совсем центральном районе, в девятиэтажке на седьмом этаже. В принципе, свободного места у нее было завались, особенно для такой маленькой собачки, но проблемы были налицо. Первая и главная из них звалась Леонард, сокращенно Лесик.
