Наталия Терентьева - Синдром отсутствующего ёжика
И потом – человек создан так, чтобы любить все красивое. Ничего нет позорного в том, что мне самой тоже нравятся красивые вещи, дома… Я же не бросаю ради этого профессию или детей! Взглянула, удивилась, вздохнула и забыла. И я никогда не чувствовала себя ущемленной, не имея всего этого. Но это я, а Ийка…
Я села в подошедший троллейбус и достала телефон, чтобы попробовать позвонить Ийке, ведь никто не запрещал мне звонить ей. Можно даже в гости ее пригласить, приготовить чтонибудь вкусное. Наверно, это совсем не педагогично, но какая уж теперь педагогика! Все, что не получилось, уже не получится. Теперь можно только дружить или не дружить с собственной дочерью, которая так резко решила повзрослеть. Американцы бы, наверно, не поняли моих слез. Ну, решил ребенок поработать – пусть работает…
Я набрала номер ее мобильного. И с радостью услышала сигнал. Это уже лучше, чем вчера.
– Да, мам, – Ийка ответила бодро и даже весело.
– Привет, малыш! Как ты?
– Я – прекрасно, мам.
– Ты… ела сегодня?
– Да, ела.
Ийка поставила точку и замолчала.
– У тебя все хорошо? Ты…
– Мам, я ела, спала, чистила зубы, и у меня все хорошо.
– Я очень о тебе скучаю, дочка.
– Мам, извини, я не могу так много говорить, я занята. Пока.
Господи, пусть мое сердце разорвется побыстрее, потому что оно разорвется от такой боли! Чужой, холодный, равнодушный голос. И если я еще буду звонить, то в следующий раз она попросит меня не беспокоить ее так часто…
А вот имею ли я право повеситься или, учитывая мой большой опыт медицинского работника, принять надежное снотворное, упаковочки четыре, чтобы не свернуть с намеченного маршрута и попасть туда, где меня еще не ждут? Удивятся, наверно… А я объясню: моя единственная дочка, смысл моей жизни, моя радость и надежда, вдруг объявила мне, что ей жить со мной невмоготу, и ушла. Вот я к вам сюда и пришла, чуть пораньше намеченного срока…
Нет, наверно, на это я не имею права. Моя бледная христианская мораль удержит меня. К тому же… А если душа – там, потом, когда уже ничего не исправишь и назад не вернешь, – будет так же разрываться и мучиться, как сейчас, только это будет длиться вечно?
И что тогда остается? Если здесь никуда не спрятаться от самоедства, а там, собственно, еще неизвестно что… Сойти с ума? Вот это, кажется, проще, при желании можно уже сейчас найти признаки наступающего безумия. В последнее время стала плохо спать, просыпаюсь среди ночи и не сплю, думаю, чтото решаю, настоящий Дом Советов в полпятого утра. А днем порой могу забыть то, что забывать нельзя, зато помню глупости и всякие странные вещи, в основном из раннего Ийкиного детства…
Да, да, пойти к врачу, к незнакомому психиатру, пусть пропишет мне сильнодействующие снотворные, которые тут же убьют нормальный сон, и антидепрессанты, от которых я буду зевать с десяти утра и плавать в странном, нереальном пространстве. На меня они действуют именно так. Вот потихонечку в палате с такими же безумными дамами и окажусь. Будем, рыдая, рассказывать друг другу свои переломанные судьбы, не слушая и не узнавая друг друга на следующее утро. Нет, лучше уж сразу… Без визита к психиатру… Напрямик к душам угомонившихся предков…
А как же мои мама с папой, которые живут нашими с Никой радостями и проблемами? Будут, поддерживая друг друга, по субботам ездить на кладбище, полоть траву…
А мои маленькие беспомощные пациенты… Мальчик Гриша, например, с хроническим воспалением среднего уха. Если я его сейчас не вылечу, он оглохнет, хороший, талантливый ребенок. А мама его будет так же курить одну сигарету за другой, хохотать по телефону, стряхивая пепел ему в тетрадки и на голову, и оставлять его одного, пытаясь найти ему нормального отца… или хоть какого отца… Или никого не найти, но не упустить своей утекающей сквозь пальцы молодости. Пока новый педиатр разберется, что к чему, Гриша перестанет слышать совсем, и его ждет убогая жизнь инвалида…
Размышления о Грише неожиданно отрезвили меня. Что это я вдруг так – сразу на тот свет захотела? Странная и непривычная для меня мысль… Наверно, первый раз в жизни посетившая меня, простая и ясная. Как единственная понятная возможность избежать дальнейших мучений. Надо же, а я ведь всегда с таким удивлением слушала чужие рассказы о подобных моментах слабости! Но в то мгновение, когда за Никой закрылась дверь, мне показалось, что у меня отняли чтото, без чего жить дальше невозможно. Ни вздохнуть, ни продохнуть… Но ведь это не так! И наверняка еще все можно изменить! Не привыкнуть, нет, а изменить. Все же в моей власти…
Я убеждала себя и убеждала, а в ушах все звучал нервный и неприязненный Ийкин голос и все ее нелепые, но для неето выстраданные и наверняка нелегко давшиеся ей слова.
– Женщина, я второй раз говорю вам – показывайте проездной документ!
Я не сразу поняла, что толстая контролерша обращается ко мне. Она увидела, что я не слушаю ее, и слегка постучала меня по плечу.
– Билет? Да, конечно… – Я стала рыться в сумке, ища билет, который я только что положила туда, и проклиная себя за то, что выбросила мокрый платок. – Сейчас, гдето он тут… Я же прошла через турникет…
– Кто проходит, а кто и пролазит! Потому и проверяем! – объяснила мне контролер.
Увидев у меня в сумке кучу карточек с историями болезни, она сочувственно спросила:
– Врачиха, что ли? По вызовам ездишь?
– Ну да… Сейчас найду…
– Да ладно, не ищи! – она величественно махнула рукой и подмигнула мне. – Верю! По вам видно, что билет есть…
Я смотрела, как она пошла дальше по салону троллейбуса и уже похлопывала по плечу паренька, спавшего у окна, а сама продолжала машинально перебирать сумку, с ужасом понимая, что в сумке нет кошелька. В кошельке у меня была карточка, на нее только что перевели зарплату, плюс отдельно деньги на оплату квартиры за два месяца – зачем я только их снимала! Немного денег я хотела отвезти родителям сегодня вечером. Ужас, вот ужасто! Неужели ктото позарился на мою большую невразумительную сумку, когда я стояла на остановке и ревела? А сумка, наверно, осталась открытой, когда я доставала носовой платок… Надо, конечно, вернуться на работу и попробовать поискать в кабинете, но… нет. Я не доставала на работе кошелек, незачем было.
Я быстро набрала номер, по которому надо звонить, если у тебя украли карточку, заблокировала счет. Громко сказано, конечно, «счет», но хотя бы зарплата останется цела. Через полсекунды мне пришла эсэмэска: ктото успел купить на мою карточку… Я всмотрелась в название магазина – ну да, это магазин на той остановке, где я плакала и проворонила кошелек. Чтото успел купить, одним словом. Три китайских пальто, что ли? А что еще можно купить на всю мою зарплату, не сильно раздумывая… Ладно.
