Дженел Тейлор - Только с тобой
— Знаешь, мы… мы в последние годы не часто виделись с Ченсом, — пробормотала Марлена. Отодвинувшись от Келси, она принялась шарить в большой черной сумке в поисках носового платка. — У него было много проблем. Ты знаешь…
— Да, я знаю.
— Роберт и я… мы не должны были так сильно надеяться, что тебе удастся что-то сделать. Впрочем, Ченсу никто бы не смог помочь. — Слезы снова потоком хлынули у нее из глаз. Зажав платком рот, Марлена старалась сдержать рыдания, лицо ее жалко подергивалось.
— Я знаю. Знаю.
Келси почувствовала, что не может об этом говорить. По крайней мере сейчас. Ченс много лет был наркоманом. Не закоренелым, нет, просто любителем побаловаться. Во всяком случае, она предпочитала думать именно так. Хотя жестокая правда состояла в том, что, многие годы регулярно принимая наркотики, он уже не мог без них обойтись. Теперь они управляли его жизнью, и постепенно он стал незнакомцем не только для тех, кто знал его и любил, но и для себя самого.
— Если бы ты все эти годы не поддерживала нас, не знаю, что бы с нами было.
— Это вы поддерживали меня, — мягко возразила Келен, снова крепко прижимая к себе Марлену. Пожилая женщина всегда была для нее скорее подругой, чем представительницей старшего поколения. Даже когда Келси еще училась в школе, Марлена вела себя с девочкой так, словно они были ровесницами, и Келси со временем привыкла к этому. Конечно, за последние годы они слегка отдалились друг от друга: Келси вышла замуж, и этот брак отодвинул приемных родителей на второй план. Но это ничего не значило — они по-прежнему чувствовали себя одной семьей. А теперь, когда единственный сын Роуденов умер, всего нескольких месяцев не дожив до своего тридцатилетия, у Марлены и Роберта не осталось никого, кроме Келси.
И у нее тоже не было никого, кроме них.
Лицо Марлены белизной и тонкостью черт напоминало китайский фарфор. Прижав пожилую женщину к себе, Келси почувствовала, как содрогается все ее худенькое тело. А бросив взгляд через ее плечо, она заметила прикованного к креслу на колесиках Роберта Роудена, ставшего жертвой болезни Паркинсона. И улыбнулась ему печальной улыбкой — с того дня, как авиакатастрофа унесла жизнь его единственного сына, мужчина, казалось, постарел на целых двадцать лет.
— Как бы я хотела, чтобы он вернулся к нам, — выдохнула Марлена.
— Я тоже, — сдавленным, слабым голосом отозвалась Келси.
— Что мы будем делать теперь, когда его нет? Как жить дальше?
— Я буду с вами.
Осторожно высвободившись из рук Марлены, Келси порывисто обняла Роберта, а потом незаметно затесалась в толпу тех, кто пришел на похороны. Провожающих было немного. К этому времени у Ченса сохранилось всего лишь несколько старых, верных друзей, да и тех жизнь успела по большей части разметать по свету. Остальные же старожилы . Сильверлейка, знавшие и помнившие Ченса со школьной скамьи, по привычке продолжали именовать его “мальчиком с блестящим будущим”. Все они, жившие в Сильверлейке с незапамятных времен, так же давно знали и Келси и один за другим подходили, чтобы поговорить с ней или пожать ей руку. Однако ей казалось, что в глубине души они именуют ее “женой того человека, который угробил Ченса Роудена”.
Голова у нее раскалывалась от боли, но Келси изо всех сил старалась не поддаться ей. Последние три года брака с Джарредом она отказывалась жить с ним под одной крышей, но их супружество дало трещину много раньше. Однако официально она все еще считалась женой этого человека. Теперь же, когда груз горя и вины непосильной ношей давил ей на плечи так, что она едва удерживалась на ногах, Келси снова и снова спрашивала себя, почему она еще раньше не покончила с этим фарсом? Почему не предпринимала никаких шагов к разводу?
И потом… как Джарред вообще оказался на борту этого самолета, да еще вместе с Ченсом?
Воспоминание о беспомощном теле Джарреда, распростертом на больничной койке, вспыхнуло в ее мозгу: белые бинты, хриплое, неровное дыхание, исцарапанные щеки и подбородок, скрюченные пальцы, сплошь покрытые рваными ранами. И неожиданно волна непрошеной жалости вдруг захлестнула ее. Он выглядел таким… таким трогательным, что ей невольно захотелось утешить его!
Утешить?! Джарреда Брайанта?!
Набрав полную грудь воздуха, Келси попыталась взять себя в руки. В конце концов, она пришла на похороны Ченса! И думать сейчас о Джарреде — настоящее кощунство!
Рука Марлены коснулась ее пальцев, и Келси ласково погладила ее. Прижавшись друг к другу, словно олицетворенное отчаяние, они молча ждали. Похоронная служба на кладбище предназначалась для тех, кто хорошо знал и помнил Ченса. Слушая последние слова, которые священник произносил над могилой, Келси сквозь пелену слез смотрела на гроб. А потом оглянулась на вереницу черных, мокрых от дождя зонтов, толпившихся вокруг, и вдруг перед ее глазами снова всплыло покалеченное, израненное тело Джарреда. Как он перепугал ее, когда вчера вечером внезапно и так неожиданно для нее открыл глаза. А этот разговор сегодня утром — он имел какой-то пугающий сюрреалистический оттенок. Было в нем нечто подозрительно знакомое. Джарред был таким… казалось, ему до смерти хотелось поговорить. Однако одного только звука его голоса было достаточно, чтобы сердце ее на мгновение перестало биться, а все тело покрылось “гусиной кожей”. И вдруг Келси с удивлением поняла, что ей все труднее заставить себя выкинуть из головы мысли о муже.
В памяти ее вновь вспыхнуло воспоминание. Их первая встреча с Джарредом Брайантом, Келси будто снова увидела себя — растерянную, подавленную богатством и высоким положением в обществе, которое занимал этот человек, подпавшую под власть обаяния его личности. Словно олень, ослепший в кольце прожекторов, Келси зачарованно смотрела на него, окруженного плотной толпой, и только испуганно вытаращила глаза, заметив, как он пробирается к ней. И вот они уже стоят лицом к лицу.
— Насколько я понимаю, вы работаете на Тревора? — вместо вступления бросил он.
— Да.
— Занимаетесь дизайном интерьера?
— Да.
— На тот случай, если обладаете каким-то влиянием на него… не могли бы вы убедить его оставить в покое эти свои пакеты для молока и вместо этого лучше заняться очисткой городского пляжа от мусора и всякой дряни?
Келси расхохоталась; вся ее растерянность вдруг разом улетучилась, ей стало легко и свободно. Теперь она не испытывала ничего, кроме удовольствия от общения с этим человеком. Тревор Таггарт, один из наиболее влиятельных в Сиэтле архитекторов и дизайнеров, под началом которого она работала, давно уже прославился своим дурным вкусом. Он до такой степени любил ультрасовременные здания в стиле модерн, что это порой доходило до абсурда. Келси не раз уже спрашивала себя, какого черта она вообще связалась с Тревором, тем более что тот искренне считал все свои идеи гениальными и не менее искренне не понимал, когда его осыпали насмешками. Наверное, именно это и мешало ей оставить его.
