Вера Копейко - Снежное дыхание любви
Но внезапно, вопреки собственной воле, она призналась:
— Да, мама. Случилось. Ты сама знаешь, это должно было случиться. — Голос Нины звучал хрипло.
Мария Андреевна бросила ключи на галошницу. Кивнула.
— Я знала, такое может случиться. Со страхом ждала. Как жаль… Неужели с Димой? — Она настороженно смотрела на дочь.
— С кем же еще? — Нина чувствовала, как снова мокнут глаза. Она заставила себя перевести взгляд на окно, но и там дождь, теперь со снегом.
— По-моему, у тебя сегодня практические занятия, — мама переменила тему. — Ты не опоздаешь? Успеешь?
Нина поморщилась. Ехать в университет? В разобранных чувствах? Снова ловить в метро сочувственные, удивленные, насмешливые взгляды? С тех пор, как они с Димой расстались, она замечала их на себе всегда. Они мучили ее. Нина понимала, на нее всегда смотрели люди, но окруженная теми, кто не замечал, она не обращала на эти взгляды внимания.
Мамины слова, произнесенные спокойно, удивили Нину. Она догадалась? Это мамина проницательность или… или то, что случилось, обычное дело? Тогда почему она должна сидеть дома и реветь?
Часы снова подали голос. Нина прислушалась, медные молоточки отбили четверть часа.
— Все равно успею, — сказала она, повернулась и быстро пошла к себе в комнату.
Мама печально смотрела ей вслед.
Нина надела серые брюки, серый свитер с высоким воротом, провела щеткой по волосам, они заблестели в свете настольной лампы под оранжевым абажуром. Она встала перед зеркалом. Зеленовато-серый глаз, все еще влажный от слез, смотрел спокойно, а другой едва выглядывал из-под волос. Нина прошлась по ресницам коричневой тушью, потом бледной губной помадой по губам.
Привычные действия успокоили. В прихожей, надев черные ботинки и черную пуховую курточку, утянутую в талии кожаным поясом, она снова посмотрела на себя в зеркало. Ничего ужасного, ничего нового. Такой она видела себя всегда.
Нацепив ремешок черного рюкзачка на плечо, Нина сказала:
— Пока, мам. Вернусь, как обычно.
3. Где тот, кто ей поможет?
Когда за Ниной захлопнулась дверь, Мария Андреевна вздохнула. Сердце заныло. «Как обычно», — сказала Нина. Но ничего больше не будет, как обычно. Только по-другому.
Она прошла в гостиную, включила свет, села на диван и, не думая, включила телевизор. Она нажимала кнопку за кнопкой, мелькали лица, открывали рот, но она не слышала слов.
Почему? За что? Все восемнадцать Нининых лет Мария Андреевна повторяла вопрос, на который никто не мог дать ей ответ. А если нет ответа, зачем его задавать? Надо оставить один и искать ответ на него. Главный: как избавить дочь от несчастья?
Когда Нина была маленькая, Мария Андреевна учила дочь жить с тем, от чего нельзя избавиться. Она вполне может быть собой довольна, это удалось. Дима очень помог — дружба с мальчиком ограждала Нину от многих неприятностей. Но Мария Андреевна знала — может наступить такой день, как сегодня… Конечно, Нина сильная девочка, но ей так больно…
Она пододвинула к себе телефон, набрала номер своей матери.
— Ах, дорогая моя, — говорила Александра Михайловна. — Неужели ты думала, что будет иначе?
— Но Нина с Димой так хорошо дружили. С детства… Я не думала, что…
— Поменялась среда, Мария. Должна сказать тебе, все мужчины по своей сути — хищники. Стоит им попасть в другие угодья, они начинают охоту на новую дичь. Поверь мне, я занимаюсь хищниками много лет.
Мария Андреевна рассмеялась. На самом деле ее мать, Александра Михайловна Серегина — ученый-зоолог, специалист по хищным зверям.
— Кроме того, до конца дней не перестану отстаивать свою точку зрения: не может быть дружбы между молодым человеком и девушкой. Как не может ее быть между тигром и ланью.
— Ма-ам, эти твои параллели из хищной жизни… не слишком успокаивают. Скажи что-то из человеческой.
— Изволь, если сама не понимаешь. Биологические часы твоей дочери и ее друга отбивают новое время. Время любви, причем плотской, если угодно. Оно требует другого взгляда на недавнюю подружку. Этот взгляд в таком возрасте стандартный.
— Понимаю. Нина не проходит по стандартам, — быстро ответила матери Мария Андреевна.
— Именно так. Она не проходит по тем параметрам, которые устанавливают для девушек восемнадцатилетние юноши. Ты об этом подумала? Поэтому наш молодой человек, не получив то, что ему сейчас хочется больше всего, отыскал бы в ней множество недостатков, если бы не было врожденного.
Мария вздохнула.
— Мама, но…
— Прошу прощения, я не закончила.
— Ты уже и так сказала много приятного, — прохрипела дочь в трубку.
— Теперь я скажу тебе кое-что на самом деле обнадеживающее. Наблюдая за животными, и за людьми тоже, отмечу, что с возрастом у мужчин меняются стандарты. Мужчина социально зрелый, а сейчас это происходит лет в двадцать шесть, увидит Нину иной. Ему неважно, что у нее на лице родимое пятно. Его интересует иное — нет ли пятен на ее душе. Потому что ему нужна не просто женщина, а партнер для счастливой жизни. Понимаешь?
Мария Андреевна вздохнула:
— Я-то понимаю…
— Если мужчина состоялся профессионально и социально, если он хорошо зарабатывает, — продолжала Александра Михайловна, — он отвезет девушку в Германию или Австрию, где навсегда избавят ее от видимого недостатка.
Мария хмыкнула, но в своем голосе она услышала некоторое облегчение.
— Уж не призываешь ли ты меня искать для Нины партнера среди…
— Нет, ни в коем случае. Нина сама справится. Тебе никого не надо искать. Ее найдут, поверь мне. Потому что таких, как моя внучка, поискать.
— Как бы я хотела, чтобы твои слова попали в уши тому, кто готов их услышать!
— Все, что ты можешь сделать, это прислать Нину ко мне на выходные.
Мария Андреевна положила трубку с некоторым облегчением в душе. Она не была похожа на мать ничем — ни той энергии, ни той смелости ей не передалось. Александра Михайловна считала, что сама она пошла в итальянских предков по матери, а Мария продолжает другую ветвь — русскую, своего деда.
Мария Андреевна не слишком верила в правдивость родового предания. К тому же существовало две теории. По одной — их предки явились из Рима в Подмосковье строить православные храмы, это произошло в семнадцатом веке. Потом они осели здесь. А по другой они — потомки авантюриста, заезжего итальянца, который служил при Иване Третьем монетным мастером, но соглашался на любые поручения. Ему хватило наглости не отказаться от роли посла, чтобы оказать личную услугу Ивану Третьему, когда тот сватался к Софье Палеолог. Этот итальянец, которого для простоты называли Иван, а всех итальянцев — фрязями, и фамилия его была Фрязин, выдал себя в Риме за католика. Он позволил себе на время забыть, что в Москве принял православие. Но, надо отдать должное, авантюрист много чего папе наобещал, уладил дело, за которым его прислали. Иван Третий женился на Софье Палеолог.
