Патрик Санчес - Привет, красотка!
Обитатели Логан-сёркл гордо упоминали новостройку в качестве ориентира: «Да, я живу недалеко от «Фрэшфилда»«. Или — ««Фрэшфилд» знаете? Вот там я и живу», словно дорогой супермаркет в шаговой доступности автоматически превращает трущобы в Бель-Эйр[6]. Несмотря на «Фрэшфилд» и размножающиеся как кролики модные клубы, злачных мест в районе по-прежнему хватало. Проститутки все так же делали минет, наркодилеры толкали крэк и экстази с той лишь разницей, что теперь это происходило на задворках ресторанов с белоснежными скатертями и в переулках позади магазинов, предлагающих выращенные без химии яблоки и неотбеленную муку.
По дороге домой Руби пришло в голову, что подработку трудно сочетать с основной работой, к тому же в продавщицы или официантки идти не хотелось, а при мысли о сетевом маркетинге ее передергивало: она и без того достаточно часто наталкивалась на непонимание, а тут сотни людей станут бросать трубку, не дослушав, что она говорит. Задумавшись над перспективой сдать комнату, а вырученные деньги пустить на покрытие расходов по дому, Руби вспомнила, что привыкла жить одна и посторонний человек в доме ее стеснит, но решила, что с этим можно смириться, если найти подходящую квартирантку.
Взвесив все «за» и «против», она пришла к выводу, что пустить жиличку будет меньшим злом, чем выкладываться на двух работах, и решила дать объявление в «Вашингтон-сити-пейпер» или «Вашингтон пост». Идеальным вариантом было бы поселить у себя кого-нибудь из знакомых, но привычный круг общения Руби состоял из матери и Джереми. У последнего была квартира в кондоминиуме в Арлингтоне, а при мысли, что придется жить вместе с Дорис, у Руби сразу портилось настроение. Оставалось одно — искать жильцов старым проверенным способом: встречаться с кандидатами, уповая на то, что не промахнешься с выбором.
Успеть на уходящий свадебный поезд
Сидя на диване, Руби печатала на ноутбуке и одним глазом смотрела повтор передачи «Создавая женщин» на «Лайф-тайм»[7]. Посмеиваясь над выходками Сюзанны Шугабейкер и Мэри Джо Шивли, Руби составляла объявление. Описывая дом и указывая пожелания относительно характера и образа жизни квартирантки, Руби старалась быть предельно краткой, так как оплачивалось каждое слово.
«Логан-сёркл: комната внаем в городском доме с тремя спальнями, с пользованием ванной и туалетом некурящей женщине. Возможно немедленное заселение, 800 долларов. Спросить Руби».
Перечитав объявление, Руби добавила свой телефон. В этот момент в дверь постучали. Она сразу поняла, кто пришел: только один человек стучит так медленно и аккуратно.
— Иду! — крикнула Руби, закрывая ноутбук.
— Здравствуй, Руби, — сказал Уоррен с порога. Приветствие походило на стук в дверь — такое же неторопливое и отчетливое. Уоррен никогда не говорил «привет» или «рад видеть», признавая только «здравствуй» или что-нибудь еще более формальное.
— Уоррен? Что стряслось? — поинтересовалась Руби. Она любила говорить бывшему мужу «что стряслось» или «как твое ничего», с удовольствием пересыпая его трескучие правильные фразы веселым сленгом. Уоррена раздражала и озадачивала подобная манера, но с недавних пор Руби это нравилось.
— Проезжая в непосредственной близости от дома, я счел правильным остановить автомобиль и забрать остатки моего имущества.
Руби несколько секунд расшифровывала услышанное. Уоррен обожал высокий штиль и неестественно длинные предложения. Так очевидец событий, которого угораздило оказаться вблизи взрыва в колодце связи или увидеть, как грабят «Старбакс», в интервью для местных новостей отчаянно пытается сойти за умного, выражаясь выспренно и длинно.
— А, твое барахло, — догадалась Руби и махнула в направлении кухни: — Вон оно там.
Вообще-то Руби говорила правильно, не произнося местоимения, но не упустила возможности подразнить экс-супрута (раздосадованный Уоррен выглядел невероятно комично).
— Вон оно там? — переспросил он.
— В кухне. Я сгребла его в кучу. Ща принесу, — пообещала Руби, оставив Уоррена в прихожей и отправляясь за его вещами, на которые наткнулась, разбирая чердак.
Руби познакомилась с Уорреном четыре года назад в «Красти-Кэр», компании, занимающейся медицинским страхованием, где Руби работала к тому моменту семь лет. Уоррен, будучи сотрудником отдела технического обслуживания, решал разнообразные технические проблемы и восстанавливал угробленные документы «чайникам», к которым причислял и Руби. Они познакомились, когда Уоррен зашел наладить компьютер и обновить программы. В течение довольно нудного процесса установки Руби пришлось сидеть без дела, убивая время светским разговором. Ее сразу же замутило от трескотни и снисходительного тона собеседника, но больше заняться было нечем — клавиатурой завладел Уоррен, волей-неволей пришлось разговаривать. Закончив работу, Уоррен ушел. Руби сразу же забыла о технаре и зануде и очень удивилась, когда назавтра Уоррен позвонил с вопросом, не хочет ли она «разделить с ним вечернюю трапезу». С помощью дедукции Руби догадалась, что речь идет об ужине, подумала: «Почему бы и нет, черт возьми» — и согласилась.
Телефонный звонок Уоррена вызвал в ней смешанные чувства. С одной стороны, ей льстило приглашение на свидание — такого не случалось уже несколько лет. С другой стороны, парень ее совершенно не интересовал — нудный, скучный, да и смотреть особо не на что. У Уоррена, как и у нее, имелись лишние килограммы, но они не были равномерно распределены по телу: узкое лицо, длинные тонкие руки и ноги, плоская задница; весь жир отложился на животе. В целом Уоррен выглядел очень высоким беременным мужчиной, к тому же небрежно одетым, словно вскочил с постели и напялил первое, попавшееся из того, что валялось на полу.
Через несколько дней они ужинали в «Городском бистро» в Арлингтоне. Закусочную предложила Руби, обожавшая чудесную пасту, цыплят соте и яблоки под вкуснейшим сливочным соусом — амброзия, настоящая амброзия! Разговор за ужином оказался точной копией первой беседы: Уоррен утомил Руби рассуждениями о профессии аналитика технической поддержки, карьере в области высоких технологий, и, кроме того, он беспрестанно почесывал в паху. Руби сочла Уоррена претенциозным, плохо приспособленным к жизни и при этом страшным занудой. К тому же у господина аналитика была дурацкая привычка: когда его очки в большой круглой оправе а-ля совиный глаз, бывшие в моде во времена популярности Бой Джорджа, съезжали на кончик носа, он возвращал их на переносицу вытянутым средним пальцем, словно каждые пять минут посылал собеседника куда подальше.
