Арина Ларина - Пляжная охота
– А-а-а, – прошептала Женя, содрогаясь от омерзения. Так ужасно она чувствовала себя, наверное, только один раз в жизни. Когда в детстве на даче сунула руку в дупло, а из темноты по рукаву ее кофточки, ловко перебирая лапами, метнулся огромный паук.
Полотенце на полу было еще влажным. Она отшвырнула его, вздрогнув, словно вляпалась во что-то отвратительное.
– Что это? Что? Как? – беспомощно пискнула в пространство Женя. Даже голос был каким-то чужим.
Здесь теперь все стало чужим. В ее доме, гнездышке, где она выросла, где знала каждую трещинку, каждую выбоинку на кафеле, случилось нечто чудовищное. Здесь была чужая женщина. Она надругалась над Жениным домом. Она спала на Женином белье, трогала вещи, вытиралась ее полотенцем. Да ладно, что там. Она явно и Эдиком попользовалась. Женя собиралась жить с ним долго и счастливо, хотя устала ждать предложения руки и сердца.
– Так не бывает. – Женя откашлялась и брезгливо отступила.
Белье и полотенца можно выкинуть. Ладно, не можно, а нужно. И даже не жаль, потому что если и постирать, то все равно она не сможет ими никогда воспользоваться. Косметику можно купить. Полы помыть… Но что делать с домом? С ее домом, который в одно мгновение стал чужим и грязным? И что делать с Эдуардом, все это устроившим?
– Как он мог? – простонала Женя, судорожно нашаривая в сумочке телефон.
Вот сейчас она ему позвонит, и все выяснится. Словно поняв, что хозяйка не в себе и ей не до игр в прятки, мобильный призывно запиликал где-то в глубинах набитой всякой ерундой сумочки. Сумочки Евгения предпочитала маленькие, а вещей любила туда натолкать столько, сколько не в каждый рюкзак влезает.
Надежду, что звонит Эдик с объяснениями четкими, внятными и краткими, поскольку Жене в данный момент было не до демагогии и оправданий, разбил веселый голос Аси Муравской. Именно разбил, поскольку Женя буквально почувствовала, как ее жизнь с грохотом обрушивается, брызнув в разные стороны миллиардами крохотных осколков. Ее надежды, счастье, планы – все разбилось и восстановлению не подлежало. Не выдержав напряжения, Женя разрыдалась так горько, как может рыдать тридцатисемилетняя девица на выданье, в очередной раз упустившая свой шанс.
– Что? – сиреной взвыла Муравская. – Евгеша, что случилось? Ты можешь мне сказать? Все, перестань икать, я все равно ничего не понимаю. У тебя дикция, как у жертвы стоматолога, только что вырвавшейся из кресла без половины зубов и с передозом наркоза. Я выезжаю. Сидеть и ждать меня, ясно?!
– Нет, – попыталась остановить ее Евгения. Но кто и когда останавливал Асю? Это была девушка-торнадо, девушка-танк. Если Муравская сказала, что приедет, то запираться и прятаться от нее бесполезно.
Асе Муравской тоже было тридцать семь лет. Она считала себя женщиной взрослой, независимой и состоявшейся, однако до одурения хотела замуж и верила, что на ее улице еще перевернется грузовик с женихами.
По паспорту подруга была Ассоль. Наверное, имя наложило отпечаток на всю ее жизнь, поскольку Ася терпеливо ждала именно Грэя, и именно под алыми парусами. К тридцати годам она немного жалела почти о половине отвергнутых ухажеров, а после тридцати пяти уже была готова родить ребенка хоть от кого-нибудь.
– Конечно, – говорила она Жене по секрету, поскольку для всех остальных строго озвучивалась версия «я замуж не хочу», – если бы и муж образовался, было б идеально. Но сейчас мужик обмельчал, поэтому содержать абы кого лишь за то, что он мне сделал наследника, я не собираюсь. Моя половинка где-то ходит, я точно знаю. Но эти китайцы кошмарно расплодились и так увеличили количество населения на планете, что шансы найти того, кто мне предназначен судьбой, стремительно падают.
– Лебедева, открой!
Через полчаса верная подруга уже билась о железную дверь Жениной квартиры, наполняя подъезд грохотом и воплями. Разумеется, когда плохо соображавшая хозяйка доползла до порога и открыла дверь, на лестничной клетке появилась любопытная соседка-пенсионерка Калерия Яковлевна, которой было дело до всего, молодая мамаша из квартиры напротив, которой вообще ни до чего дела не было, и Анна Борисовна Зевс с Александром, не успевшим от нее уйти.
– Ограбили? – заорала Калерия Яковлевна, азартно блестя глазами и норовя прорваться в Женино жилище. Орала Калерия Яковлевна всегда, поскольку плохо слышала и ответы, и саму себя.
– Утечка газа? – воскликнула мамаша, вероятно, собираясь эвакуировать толстощекого младенца, дрыгавшего пятками у нее на руках.
– Помощь нужна? – зычно перекрыла общий шум мадам Зевс.
– Нет, – махнула ей Ася, взглянув на Сашины руки. Зафиксировав обручальное кольцо, Муравская потеряла к Саше интерес. – Граждане, просьба соблюдать спокойствие и разойтись. Когда понадобится, вас вызовут.
– Так я и знала, ограбили, – удовлетворенно потерла руки Калерия Яковлевна.
– Мне кажется, девушке плохо, – неуверенно произнес Александр, с тревогой посмотрев на безжизненно прозрачную Женю, застывшую в дверном проеме. Но, как и все мужчины, проблемы он не любил, поэтому помощь предлагал без особой настойчивости.
– Разберемся, – облегчила его муки совести Ася, решительно входя в квартиру и захлопывая за собой дверь.
– Меня сейчас стошнит, – сообщила Женя, смутно надеясь, что деятельная подружка немедленно войдет в ее положение и исчезнет.
Евгения Лебедева была из тех людей, которые любят делиться радостью с близкими, а горести предпочитают переживать в одиночестве. Но Асю чужие предпочтения никогда не волновали. Она все равно знала, как правильно, и с воодушевлением причиняла добро и наносила пользу, невзирая на сопротивление подопечных.
– Погоди тошнить. – Ася хищно ощупала подругу сначала взглядом, потом руками, огляделась и требовательно потрясла пострадавшую за плечи: – Что случилось? Говори, а то меня сейчас от любопытства разорвет. Я уже столько версий придумала, что могу книгу написать.
– Сама не видишь? – усмехнулась Женя.
Ничего такого, из-за чего стоило бы зеленеть и выть в телефон, стрессоустойчивая Асооль не заметила. Она мотнула белокурым каре, которое красиво качнулось, и потребовала конкретики. Женя вздохнула. Рассказывать не хотелось – не было сил. Да и вообще – Аська была другой, она бы не поняла, почему подруге так плохо. Муравская к наличию посторонних людей в своей квартире относилась спокойно. Сколько Женя себя помнила, у Муравских постоянно толклись какие-то люди: то родственники проездом, то знакомые погостить, а то и вовсе – незнакомые граждане, которым негде было переночевать. Когда в твоем пространстве постоянно шевелится кто-то посторонний, невозможно признавать это пространство своим. Дом, по мнению Жени, должен являться крепостью. И в этой крепости нет места для чужаков. Нельзя сказать, что Евгения была нелюдимой, замкнутой или не любила веселые компании. Она просто не терпела вторжения в свое личное пространство. А дом и был тем самым пространством, доступ в которое открывался лишь самым близким. Проще говоря – квартира для нее как нижнее белье. А сегодня в ее трусы кто-то нагло влез, и теперь их хоть выбрасывай. Все это Женя и попыталась донести до Аськи.
