Отец её лучшей подруги (ЛП) - Уайлдер Пенни
Мне требуется минута, может быть, две, чтобы придумать решение проблемы отсутствия гвоздевого пистолета, которая не предполагает использования молотка.
— Мне удалось собрать полностью один квадрант до того, как компрессор сдох. Я могу сделать кое-что ещё для остальных трёх. Они станут цветочными лепестками. Я просто использую другие вещи или буду немного осторожнее и использую молоток для оставшихся. Но сейчас я должна повесить это на базу. Ты не возражаешь, если я воспользуюсь лестницей? Я не настолько высокая, чтобы дотянуться до неё, и у меня нет сил, чтобы управлять им с земли.
— Валяй, Лия. А я пока займусь компрессором. Я не знаю, когда в последний раз приводил его в порядок. Он весь покрыт смазкой, — он говорит это так, словно я не прочь посмотреть, как он весь испачкается.
Я поворачиваюсь, чтобы дотянуться до стремянки и… вау. Его рубашка летит к пиджаку, а Бек такой мускулистый, что я даже представить себе не могу, сколько часов ему приходится тратить, чтобы сохранить такое телосложение. На его груди едва заметная россыпь волос, а соски розовеют на фоне загорелой кожи. Мой рот наполняется слюной, и я превращаюсь в болезненное месиво с желанием лизать и целовать свой путь вниз по его телу. Под пупком у него тянется полоска чуть более темных волос, исчезающая за поясом, и без пиджака я вижу, что его член свисает влево и определённо не маленький.
— Я думал, вы, художники, привыкли видеть мужчин без рубашек, — Бек садится на ползучую доску, на которой сидела я, и дёргает за штепсельную вилку воздушного компрессора.
— Да, но у большинства мужчин-моделей, которых мы принимаем, нет «тела папочки», а хм-м-м… Ну, скажем, мужские тела моделей из модного журнала, — я стараюсь не заикаться, но знаю, что краснею. Я думаю, что Бек заработал, по крайней мере, два очка в нашей игре за этот обмен любезностями.
Чтобы скрыть своё смущение, я забираюсь на лестницу и заканчиваю готовить доску для соединения с основанием скульптуры. Мне нужно будет подправить картину, чтобы она соответствовала изменённому дизайну, но именно так происходит искусство.
Трудно не смотреть на мужчину во все глаза. Смазка от компрессора испачкала ему руки и предплечья. Я хочу, чтобы он покрыл меня ею и потом со своей груди. Словно услышав мои мысли, Бек смотрит на меня.
— Осторожнее там, Лия, — его глаза горят, когда он смотрит на меня, и я спускаюсь вниз, чтобы взять свою скульптуру.
— Может быть, ты меня заметишь? — предложив это, я прикусываю губу и расширяю глаза, пытаясь выглядеть невинной, чувствуя нечто иное.
Он неуверенно встаёт, явно борясь с игрой, в которую мы играли с тех пор, как Таша покинула нас. Я не могу себе представить, чтобы он так себя вёл, если бы не был влюблён в меня.
Я взбираюсь на две ступеньки, упираюсь коленями в раму и начинаю вставлять шурупы в пазы. Он подходит ко мне сзади, чтобы убедиться, что я не упаду, но я задаюсь вопросом, была бы я в большей безопасности без него. Тёплое дыхание Бека на моём плече мешает мне сосредоточиться из-за его близости, и я теряю хватку на металле. Наклонившись вперёд, чтобы поймать композицию, я шатаюсь на лестнице и начинаю падать, но Бек начеку. Он поддерживает меня — его потная грудь скользит по моей спине, губы прижаты к моим волосам, руки вытянуты, чтобы поймать скульптуру, в то время как другая рука удерживает меня в клетке. Сила его мускулов почти дикая по интенсивности, так как он спасает и меня, и часы работы над моим произведением искусства.
Мы остаёмся там, запертые вместе, ещё долго после того, как я смогла безопасно спуститься вниз. Я наслаждаюсь ощущением того, как он прислоняется ко мне своей твёрдостью…
Словно твёрдый стержень специально настойчиво давит на меня.
Я оглядываюсь через плечо, пытаясь заглянуть между нашими телами. Да, Бек определённо твёрд. Его стояк натягивает молнию на брюках.
Бек дышит мне в шею, его губы двигаются вверх и вниз с каждым вздохом почти в поцелуе.
— Теперь всё в порядке, Лия, ты можешь двигаться, — несмотря на эти слова, он не отпускает меня. Во всяком случае, он прижимается ко мне сильнее. Я могу себе представить, как он толкается в меня, удерживая на своей огромной кровати с балдахином. Годы грязных фантазий начинались с того, что он затаскивал меня в постель принцессы.
Совсем чуть-чуть я толкаюсь назад, и эти сводящие с ума губы блуждают по моей шее. Жар обжигает меня. Я не знаю, что мне делать. Я знаю, что хочу сделать, но осознаю, что должна сделать что-то другое.
Не желая, чтобы моя скульптура разбилась, я заканчиваю закреплять последние защёлки на месте, а затем поворачиваюсь на лестнице, садясь на верхнее сиденье так, чтобы наши с Беком глаза были на одном уровне.
Он облизывает губы, и его глаза не отрываются от моего рта, пока я смотрю на него. Если он не сделает первый настоящий шаг, боюсь, мне придётся это сделать.
— Пожалуйста, — слышу я собственный шёпот.
Наши взгляды встречаются, и в уголках его глаз появляются морщинки, когда он улыбается. Это происходит так быстро, что я даже не успеваю закрыть глаза, как его губы уже касаются моих. Твёрдый, но мягкий, рот Бека раскрывается, прежде чем его язык просит разрешения. Я знаю, что мы не должны этого делать… я обещала, что не будем.
Но это чувство… Ох, уж это чувство. Его губы сильнее прижимаются к моим, и я ощущаю их жар, скользкие движения его языка, когда он танцует вдоль моих губ, его руки скользят вниз к подолу моей рубашки только для того, чтобы подняться обратно и остановиться на моей талии. Я раздвигаю ноги, приглашая его прислониться ко мне, и не могу устоять перед искушением провести пальцами вверх-вниз по его спине, прижаться к плечам. Это намного лучше, чем все мои мечты. Бек стонет у моего рта, и, клянусь — это самый горячий звук, который я когда-либо слышала. Он втискивается между моих бёдер, давя на мой центр, через мои джинсы и его брюки. Я обхватываю одной ногой его бедро и наполовину свешиваюсь с его плеч, чтобы сменить положение и поднять другую ногу.
Мы толкаемся вместе на лестнице, и я чувствую, как нарастает желание кончить, когда Бек снова и снова движется вдоль молнии на моих джинсах. Давление нарастает с каждым движением его языка на моём, руки притягивают меня к нему, а твёрдый член настойчиво трётся о мою киску. Я знаю, что кончу, если мы продолжим в том же духе.
Я слышу скрип шагов на лестнице прямо за дверью гаража, ведущей в дом. То, что мы делаем, обрушивается на меня.
— Таша! — шепчу я, отталкивая от себя Бека. У меня такое ощущение, словно я вырываю себе сердце.
Он отшатывается назад, закрывая ладонью лицо и отворачиваясь, чтобы поправить свой член. Бек хватается за свой пиджак, держа его на вытянутой руке перед своим телом, скрывая возбуждение, как только Таша возвращается.
Она смотрит на отца, потом на меня, потом снова на меня. Подозрение сужает её глаза, но она расслабляется и улыбается, убирая телефон в карман.
— Что я пропустила? — спрашивает она.
Голос Бека звучит напряжённо, когда он рассказывает ей о близкой катастрофе, и я понимаю, что не могу остаться. Таша может заподозрить, что мы флиртуем, но если я задержусь ещё хоть на минуту, она поймёт, что я хотела трахнуть её отца в гараже.
— Мне нужно идти.
Я выбегаю оттуда, оставив все свои инструменты в беспорядке. Может быть, я смогу подождать, пока Бек уедет в свою рабочую поездку, прежде чем вернуться. Или подождать, пока не узнаю, что он на работе…
Я бегу в противоположном от дома направлении, отыскивая дорогу к заброшенному парку, который когда-то был моим убежищем от всего мира. Ветхие качели и карусели уже много лет не видели ремонтной бригады: облупившаяся краска обнажает ржавчину под ней, а качели выглядят недостаточно прочными, чтобы удержать малыша, не говоря уже о взрослом человеке.
Карусель выкрикивает жалобу на механизмы, нуждающиеся в обслуживании, но всё ещё вращается, когда я привожу ее в движение. Ступая одной ногой, а другой стоя на коленях на холодном металле, я заставляю оборудование детской площадки вращаться, пока оно не становится достаточно быстрым, чтобы какое-то время двигаться самостоятельно. Лёжа в центре, я смотрю на облака и мысленно прокручиваю свой день в их гараже.