Жизнь, Ранчо, Любовь (ЛП) - Эмма Люси

Дасти коротко фыркнула в ответ, но я знал, что в душе она такая же необузданная натура, как и я, и никогда не отказалась бы прокатиться вокруг озера. Как только я сел верхом, она радостно поскакала по полям, доказав, что я слишком хорошо её знал.

Я управлял ранчо «Закат» для Грейс с тех пор, как четыре года назад у моего дедушки случился инсульт. Это ранчо никогда не было самым прибыльным, даже когда им руководил мой отец, но я, как мог, поддерживал его на плаву, несмотря на рост расходов за последние пару лет. Грейс дала мне свободу сделать ранчо таким же моим, как и её, пока я поддерживал его в рабочем состоянии, это всё, что имело значение.

Я думал, она знала, что я ценил то, что это значило для неё — учитывая, что она оставила свою корпоративную работу в Лондоне, чтобы начать заниматься фермерством, пойдя наперекор всему, чего хотела для неё её семья. Я всегда буду помнить, как она разговаривала со мной перед моим отъездом в колледж, напомнив мне, что нужно уделять время тому, что мне нравится, даже если это казалось неправильным.

И, честно говоря, ранчо «Закат» стало и моим убежищем тоже. Даже если моя семья не понимала, это единственное место, где я когда-либо чувствовал себя полностью самим собой. Единственное место, где я когда-либо чувствовал себя по-настоящему свободным. Мог бродить и парить, как орёл.

Вот почему я отказался от всего, чтобы быть здесь. И вот почему я сделаю всё, чтобы не потерять его.

Мир показал мне, что я не всегда мог иметь всё, что хотел, но это единственное, за что я всегда буду бороться.

Не знаю, что бы я делал без этого ранчо.

Я не настолько наивный, чтобы притворяться, будто не знал, что происходило с другими ранчо — люди распродавали свои владения, потому что деньги, которые мы получали за свою работу, просто не позволяли нам жить, вся эта ситуация настигла и Ивовый хребет.

Но я пока не позволял себе даже задуматься об этом как следует, надеялся, что, если я не проговорил это вслух, значит, ничего не забудется. Надеялся, что это избавит меня от необходимости возвращаться в родительский дом, поджав хвост. Надеялся, мне не придётся устраиваться на работу намного ниже моего уровня опыта на других ранчо, где все знают, кто я такой, и будут просто повторять местные сплетни.

Я знал, что люди скажут, что я, возможно, смог бы продолжать работать здесь, когда ранчо будет продано, но вероятность того, что его выкупит кто-то такой, как Грейс, была близка к нулю. Да, если кто-то купит ранчо и захочет превратить его в дома для отдыха — как и рассчитывала Грейс, поскольку она уже начала ремонтировать некоторые старые здания, они могут захотеть оставить кого-то из нас присматривать за землёй, даже без скота. Однако это ни за что не сравнится с той зарплатой, которую нам давала Грейс, и они не позволят мне остаться в моём доме. Формально он мне не принадлежал, просто входил, как часть моего контракта, за который нужно платить небольшую арендную плату. Так что это дополнительные хлопоты.

Альтернатива, вероятно, являлась тем, о чём беспокоились большинство других владельцев ранчо в окрестностях Ивового хребта. Вас либо выкупит какой-нибудь богатенький миллионер, который просто хочет заполучить эту землю для себя, может быть, для того, чтобы немного порыбачить, покататься на лошадях и просто побаловаться, но никогда не будет делать ничего такого, что требовало бы привлечения всех нас — работников ранчо. Или какая-нибудь компания купит ранчо в обмен на землю, а потом просто разделит его, чтобы продать, или уничтожит все следы скотоводства, построив какой-нибудь огромный торговый центр.

В общем, я в полной заднице.

Обычно требовалось всего несколько минут езды, прежде чем мой разум возвращался к более приятной пустоте, а свежий воздух и сияющий закат снимали любое напряжение, которое скапливалось в моём теле.

Но сегодня меня охватило непоколебимое чувство. То, которое не могло исчезнуть ни от стука копыт по земле, ни от янтарного солнечного сияния на поверхности озера. То, от которого казалось, что глава подошла к концу, и я не был уверен, хочу ли переворачивать страницу.

***

Аврора: Доброе утро! Я бы с удовольствием обсудила с тобой всё, что нужно уладить на ранчо сегодня, так что не стесняйся заехать, когда у тебя будет возможность! Я, вероятно, буду на заднем дворе, когда ты приедешь! Спасибо!!!

Я практически слышал, как её жизнерадостный британский акцент перекликался с чрезмерным использованием восклицательных знаков. Неужели эта женщина не понимала, что текстовые сообщения были созданы для того, чтобы сократить количество слов, которые мы должны были сказать друг другу? На самом деле, это одно из моих любимых изобретений.

Ещё только рассвело, а у меня уже болели мышцы. Вероятно, недостаток сна не помог мне настроиться на сегодняшний день, как и то, что один из наших работников ранчо, Джош, сказался больным, удвоив мою нагрузку на день. Тем не менее, хотя некоторые могли жаловаться, мысль о том, что я смогу провести больше времени в полях или на спине у Дасти, в какой-то степени успокаивали меня.

Приблизившись к дому, я заметил на задней веранде блеск медных волос в лучах утреннего солнца. Когда подошёл ближе, мне пришлось наклонить голову, чтобы понять, как, чёрт возьми, тело Авроры так изгибалось, что она не кричала от боли. На самом деле, она даже улыбалась, когда сгибала одну ногу перед собой, а другую подняла за голову.

Значит, принцесса-мазохистка.

Из динамика, расположенного над её фиолетовым ковриком для йоги, украшенным маленькими белыми бабочками, звучала бодрая классическая музыка. Её глаза были закрыты, поэтому она не видела, как я поднялся по лестнице. Это дало мне возможность сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить своё и без того напряжённое тело при виде женщины, которая, возможно, вот-вот разрушит мои мечты.

Это также дало мне возможность оценить обтягивающий светло-зеленый спортивный бюстгальтер и шорты, которые ещё больше подчёркивали её подтянутое тело, чем вчера. Сетчатые вставки на бёдрах выделяли стройность мышц, а ещё одна вставка посередине груди демонстрировала замысловатую татуировку в виде бабочки на груди, которая, на мой взгляд, сейчас выглядела слишком сексуально.

В татуировках женщин было что-то, что меня возбуждало. Особенно, когда от этой женщины исходила такая невинная, милая атмосфера, как от Авроры. Это как будто маленькое окошко в тёмную сторону, которую она скрывала.

— Что это за бабочки? — спросил я.

Аврора вздрогнула, с писком отпустила ногу. Она открыла глаза и тут же одарила меня ещё одной улыбкой. Она слишком жизнерадостна для этого утра, и мне это не нравилось.

— Доброе утро, — произнесла Аврора. Её голос был гораздо мягче, чем вчера, и не такой взволнованный. Наверное, она, вероятно, хорошо выспалась после всего этого путешествия, хотя, не так уж трудно заснуть, когда тебе только что вручили ранчо, а ты даже пальцем не пошевелил для этого.

Когда она встала, и её вспотевшая кожа блестела на солнце, я понял, что всё в ней переливалось яркими красками — оранжевые волосы, ярко-зеленый наряд и блестящие губы цвета клубники. Я так привык к здешним тёмным лесам и тенистым горам, что это почти ослепляло.

— Бабочки — моё доброе предзнаменование.

— Доброе предзнаменование? — Лучше бы я никогда не спрашивал. Звучало как какое-то вудуистское дерьмо, о котором я не хотел знать.

— Это как знак того, что грядёт что-то хорошее. Если я вижу бабочку, значит, я на правильном пути.

И это даже не шутка, когда мы говорили, в этот самый момент мимо пролетела бабочка, излучая сияние.

Я решил, что больше не люблю бабочек. Мне не нравилось, что они внушали ей мысль о том, что она должна быть здесь.

— Подожди секунду, — сказала Аврора, наклонившись, чтобы поднять свой телефон, который стоял на небольшом штативе.