Измена. Серебряная Принцесса (СИ) - Ли Стеффи
Опускаю глаза обратно, но успеваю заметить, что лицо мачехи, как и всегда, полностью непроницаемо. Она сидит с прямой спиной и разрезает на тарелке какие-то фрукты. У неё особая диета. Только овощи, фрукты и рыба, приготовленная на пару.
Скрывать от них дальше правду не имеет смысла.
— Мы с Андреем расстались. — коротко сообщаю я. — И замуж я за него больше не собираюсь.
Внутренне съёживаюсь и отгоняю от себя картинки того дня. Воспоминание той двери стало для меня чем-то вроде личного триггера.
— Он тебя обидел, Сева? — строго спрашивает отец. Вся веселость тут же сходит с его лица.
— Нет.
— Ты уверена? Если я узнаю, что этот паршивец…
— Папа, нет. Я сама так решила. И, пожалуйста, давай больше не будем возвращаться к этой теме.
Воцаряется тишина. Но лишь на пару минут. Вскоре папа громко ухмыляется и никак не скрывает радость от услышанного.
— Хоть что-то приятное за утро. — широко улыбается он. — Конни, я же говорил, что моя Севушка осознает, какое ничтожество ее женишок.
— Папа, пожалуйста...
Сказанные им когда-то слова болезненно всплывают в памяти. Он с самого начала был против наших с Андреем отношений. Даже грозился отправить меня в другую страну или посадить под домашний арест. Я отчетливо помню, как он сказал тогда:
— Хорошо, Севушка, хорошо. Будь, по-твоему. Раз так сильно хочешь встречаться с этим дешевым отродьем, я не стану чинить препятствий. Но однажды ты сама поймешь, что безродный оборванец из неизвестного захолустья никогда не станет парой для благородного металла! Придет время, и он тебя разочарует. Поверь моему опыту, дочь. Однажды он выберет не тебя.
Тогда я не хотела ему верить. Меня ранили те слова. Доводили до слез. Но больше всего мне было обидно за Андрея. Я не понимала почему папа так к нему категоричен.
А Андрей…
Андрей был для меня самым лучшим человеком на свете. Не считая, конечно, папу. И меня нисколько не волновало, присутствует ли в его крови металл или нет. Я знала, что у него доброе сердце и этого было достаточно.
— Он совсем не такой. — уверенно сказала я тогда отцу. — Андрей никогда не поступит плохо. Никогда не предаст.
От нахлынувших воспоминаний хочется встать и убежать в свою комнату. Пальцы начинают дрожать и вилка падает из моих рук на тарелку с характерным звуком.
— А я говорил тебе, Севушка — произносит отец.
Он упивается тем, что оказался прав. И я не смею его винить. Меня накрывает боль, стыд и желание исчезнуть. Вжимаю голову в плечи, мечтая закрыть глаза и оказаться далеко-далеко.
— Вячеслав, ты не передашь мне соль? — подаёт голос мачеха.
Она никак не комментирует услышанное. Ей, должно быть, все равно.
Папа хмурится, словно его радость прервали из-за ерунды, но просьбу выполняет.
Все оставшееся время, пока проходит завтрак, я сижу, как на иголках. Папа ещё только раз спрашивает, точно ли не обидел меня Зимний, но я качаю головой.
Я никогда не расскажу папе правду. Иначе он будет в ярости и, наверняка, это просто так не оставит. А мне, несмотря на случившееся, не хочется, чтобы он пострадал. И зла ему я тоже не желаю. Хочу только, чтобы он убрался из моих мыслей. А он как назло, снится мне практически каждую ночь с того дня. И каждую ночь он говорит, что любит меня. А потом наступает утро, я открываю глаза и в ушах раздается Улин смех, преобразующийся в ненавистный стон.
Глава 5
Я смогу. Я смогу. Я смогу. — непрерывно повторяю про себя, пока иду к дверям центрального корпуса.
С каждым шагом сердце все сильнее грохочет в груди. Желание сбежать сгущается и холодными руками тянется к щиколоткам. Непроизвольно стискиваю зубы. Я сильная, я смогу. Смогу.
Бежать мне некуда. Я еле-еле уговорила Николая не ждать пять часов на университетской парковке, а поехать и устроить жене сюрприз. Она работает здесь недалеко. У Агаты небольшая, но очень уютная кондитерская, которую я не раз посещала то с Улей, то с Андреем. Воспоминание этих двоих в одном предложении отзывается глухой болью.
Та ненавистная дверь снова открывается. Из нее выходит мой полураздетый жених, а на постели лежит лучшая подруга, освещенная яркими лучами солнца, струящимися из окна. Не уверена, что этот ослепительный в своей уродливости кадр когда-нибудь сотрется из моей памяти.
Сегодня тоже солнечно. На небе ни одного облачка. Во дворе маленькими группками толпятся студенты, вышедшие покурить. Замечаю одного из своих однокурсников. Высокий парень под два метра ростом с перекрывающей один из его серьезных карих глаз челкой, поднимает руку в знак приветствия. Отвечаю ему тем же и тут же смущаюсь, так как окружающие его ребята тоже на миг оборачиваются. Ни одного из них я не знаю.
А высокий юноша — это Илья Кузнецов, по кличке Кузнец. Староста нашей группы. Второй в списке успеваемости класса. Всегда собран и серьезен, но от его саркастических высказываний, которые он произносит с совершенно каменным лицом, не могут сдержать смех даже преподаватели.
Вхожу, наконец, в прохладное здание, оставляя палящее солнце позади. Внутри обнаруживаю целые вереницы студентов. Видимо, часть приехала пересдать зачеты и тесты, а кто-то, также, как и я пришел, чтобы принять участие в итоговых проектах творческих групп.
Пока шагаю по длинному коридору первого этажа, встречаю все больше знакомых. Обмениваюсь с ними вежливыми приветствиями. Боковым зрением улавливаю странные косые взгляды. До слуха долетают чьи-то шепотки, но стоит обернуться, как группка девушек, проходящих мимо, тут же опускает глаза и быстро уходит в сторону.
Неужели…
Нет, я просто накручиваю себя. Воображаю на пустом месте. Откуда они могли что-то узнать?
Съемки проекта Андрея должны пройти в месте, которое в стенах университета называют Бубновым полем. Пересекаю наполовину стеклянную комнату прямоугольной формы и выхожу во внутренний двор. В паре метров замечаю ребят из класса Зимнего. Они только-только устанавливают необходимое оборудование. Значит, я не опоздала.
Солнце снова ударяет в спину. Спешно пробегаюсь по мелькающим лицам глазами. Убеждаю себя, что пытаюсь отыскать Машу. Именно Орлова отвечает за грим и костюмы. Надо подойти к ней и спросить, где я могу переодеться и заодно уточнить — во что.
Но внутренний голос подсказывает, что я себе вру. Фигуру девочки с двумя косичками глаза давно нашли. Она стоит под козырьком с Лешей Сомовым и о чем-то бурно спорит.
Тогда почему мои глаза не хотят угомониться. Отчего они лихорадочно бегают от одной макушки к другой. И все никак не желают утихомириться и принять тот факт, что…
Его здесь нет.
Почему меня это расстраивает?
Почему.
Почему я так сильно вновь хочу увидеть человека, предавшего меня. Растоптавшего наше с ним чувство совершенно отвратительным образом.
Что я рассчитываю увидеть в его глазах?
Раскаяние? Сожаление? Надеюсь ли заметить, хотя бы поломанный обрезок заурядного «прости»?
Но вместо него взгляд вдруг цепляется за Улину спину.
Я словно переживаю скверное дежавю, когда она медленно оборачивается. Видит меня. Усмехается. В ее глазах плещется триумф. Острый, ненавистный, он весь смачно измазан в багрянец предательства. Секунда — и бывшая подруга победно отворачивается. Та, кому я доверяла свои секреты отряхивается от меня, как от нежелательной пыли.
А я вдруг задаюсь вопросом — что вообще она тут делает?
— Рин? — голос Стаса выводит из болота озадаченных мыслей. — Привет.
— Привет! — улыбаюсь ему, стараясь придать голосу светскую приветливость.
Он кидает быстрый взгляд за спину, потом в два шага сокращает расстояние между нами и, понизив голос, задает вопрос, от которого у меня холодеют руки:
— А ты чего пришла? — неловко улыбается, и то и дело оглядывается по сторонам.
К этому я не была готова. Меня будто бросают в бассейн с ледяной водой. Способность плавать деревенеет и уступает свое место бесконтрольному страху. Но крошечная часть сознания протестует против такой участи. Она прекрасно осознает, что не стоит ждать спасателей. Требует как-то выплыть самой. Напрячь каждый мускул. Но пока что страх сковывает сильнее и тело медленно опускается на дно.