Кексики vs Любовь (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

Дома мать застукала меня с разводами туши на лице и над изрезанным платьем с ножницами.

Я думала — мне конец за такое неуважение к родительским вещам, но мама только покачала головой и пошла за жидкостью для снятия стойкого макияжа. Ничего не спрашивая, помогла смыть останки “боевой раскраски”. Только уже когда размазанная я уползала спать сказала:

— Любить себя — вот твоя первостепенная обязанность, Юляш. Если ты этого не сможешь — никто не сможет.

Конечно, в семнадцать лет я не стала слушать мать. Зато месяц назад, когда говорила с бывшим недоженихом о его изменах, когда услышала его “Вот если бы ты похудела…”, когда поняла, что он смотрит на меня как на грязную свинью, вот тогда я внезапно поняла…

Если мужик не может любить меня вот такой, какая я есть, с моими девяноста килограммами — я устала изводить себя диетами и психовать после каждого зажорного срыва.

Плевать на мужиков, пусть они меня не любят. Зато я себя любить буду.

Потому и устроила этот спектакль под носом Бурцева. Потому что Тевтонцев подкатил ко мне удивительно вовремя. Как еще эффективнее доказать этому смазливому выпендрежнику, что и мной могут интересоваться мужчины.

Ну и пусть Тевтонцев звезд с неба не хватает, пусть лысеет, пусть в зоне живота у него такие характерные “пивные рельефы”. Я тоже не принцесса, мне важно, чтоб человек хороший был.

— Да брось ты уже эту дурацкую идею, — отчаянно хныкает Наташка, — между прочим, к тебе даже Тимурчик пытался подкатить. А ты видела его задницу? Ею орехи колоть можно. А бицепсы? Да на них пиджак чуть не лопался.

— Он еще и высоченный, сволочь, — вздыхаю с обидой.

— Ну, вот! — Наташка всплескивает руками, возмущаясь моей строптивости. — Хорошая была бы месть, он столько тебе нервов сожрал, а теперь — чуть слюной не захлебнулся при виде тебя.

— Не смеши, — качаю головой, с невеселой тоской глядя на себя в зеркале, — Бурцев в школе мне проходу за лишний вес не давал. Тошнило его от меня — постоянно мне напоминал. Он просто придуривался. Слышала, как в прошлом году они кого-то из наших парней развели, тухлое яйцо ему в машине зачесав. Самохина, да?

— Да, — Наташка содрогается, потому что Самохин тогда её на свидание в этой провонявшей машине катал. И она отчаянно пыталась сделать вид, что все путем, и этот ароматизор в машине — такой уникальный и инересный…

— Ну вот, — я только критично поджимая губы, — Тимурчик и бодипозитив не сочетаются по жизни. А вот тупые розыгрыши — его любимое развлечение. Так что пусть он хлебальник от торта отмывает, а я — до дома с Андреем все-таки доеду. Может, он не так уж и плох. В конце концов, мнение Бурцева на его счет мне не особенно интересно.

Наташка набирает в рот воздух, явно желая все-таки меня отговорить. Я категорично цыкаю и стреляю глазами в сторону двери. Все-таки столько времени в туалете сидеть — уже неприлично.

— Путь свободен?

— Свободен, — после короткой паузы признает подруга, — но…

— Пожелай мне лучше удачи, Натусь, — складываю руки умоляюще, — ты же знаешь, что я все решила.

— Удачи! — исполнительно и искренне вздыхает Наташка. — Она тебе понадобится, Юлец.

— Удачи, удачи… Можно подумать, Тевтонцев прям такой лютый трындец, что мне чтобы его пережить нужно обязательно бочку удачи выпить, на дорожку, — бормочу недовольно, торопливым шагом вылетая из женского туалета.

Я не то чтобы хочу попадаться на глаза Тимурчику — мне уже не двенадцать, и я не двигаюсь между классами перебежками от туалета до библиотеки, но…

Больше торта под рукой у меня нет. А вот у Бурцева после выпуска мало того, что все старые дружки на короткой ноге по-прежнему, так еще и новые фанаты среди наших бывших одноклассников появились.

Да что там… Даже директриса всерьез вслух проговаривает, что вот этот вот на всю столицу известный Тимур Алексеевич Бурцев, рекламщик от бога и единственный пряморукий молодой режиссер на отечественном телевидении — наш выпускник.

И ведь работает же эта её рекламная кампания!

Хотя почему не работать-то? Успех обычно украшает даже самую непривлекательную личность. Даже меня бы он украсил. А Бурцев — этот смазливый паршивец с бессовестно голубыми глазами и светлыми лохмами — ему и в пятом классе все девчонки в классе валентинки писали. И с соседних подтягивались. В первый год, когда он к нам перевелся, даже я на валентинку решилась.

Боже, сколько ж теста я тогда убила ради одной, самой идеальной печеньки.

Всю кухню мамину уляпала во время готовки.

Оберточную бумагу у сестры с коробки конфет сперла чтобы завернуть эту самую печеньку с нашими инициалами.

Идиотка…

Не знала, что именно это привлечет внимание Бурцева ко мне. И на долгие годы я буду его любимой девочкой для битья. Точнее — любимой Плюшкой-Хрюшкой.

Бр-р-р…

Мне приходится даже встряхнуть головой, чтобы переключиться с этих пасмурных мыслей на что-то более радужное.

У меня, между прочим, почти свидание.

Свидание! Первое за те полтора года, что я выставила Самохина за дверь.

И я даже сама не знаю, почему не поставила тот же тиндер или не нашла какой-нибудь занюханный сайт знакомств…

Маринка, младшая моя сестрица, уже вызудела мне все уши, что мне нужен мужик, хотя бы “для здоровья”, а я…

А я-то знала, что “для здоровья” мужики полагаются только девочкам, которых легко на плечо закинуть. А когда ты в весовой категории “бегемотиха” — то для всего мира у тебя нет больших проблем, чем сколько пицц заказывать на ужин для того, чтобы заесть свой недотрах.

И вот надо же — мужик сам ко мне подошел! Пригласил куда-то! И не украдкой, а аж при всех. А это знаете ли!

— Юля-а-а!

Тевтонцев кличет меня не откуда-нибудь — с самого дальнего края школьной парковки.

Ну и чего они там бухтели про Опель? Вполне приличная Шкода. Ну, помыть не помешало бы, ну цвет — скучноватый “асфальт”, да и в отличии от стоящего по центру парковки мажористого бирюзового альфача — не натерт воском до слепящего блеска, но…

Ничего не знаю, зато мне тут дверку и открыли, и придержали, и даже креслице подвинули.

— Ты задержалась! — педантично роняет Тевтонцев, пристегиваясь. — Больше так не делай.

Диньк-диньк…

Кажется, где-то зазвонил тревожный колокольчик. Смутно я даже припомнила, что кто-то из Наташкиных знакомых с Тевтонцевым мутил, и видимо её скепсис на чем-то да обосновывался, но…

Я сглатываю это замешательство.

Сама Наташка — относится к категории ведьм. Сколько она при мне умяла эклеров “после шести”, “после восьми” и “ближе к полуночи” — не пересчитать. И ни один не отложился на её осиной талии даже лишним миллиметром. Потому её и не изгоняют из кружка фитоняш, бегуний и зожниц, которые даже после родов умудрились отбрехаться от лишних килограммов. Они могли капризничать. Они могли выбирать. А в моей весовой категории нос не морщат. Только виновато улыбаются и произносят вслух.

— Прости, Андрюша. Случайно вышло. Больше не повторится.

Не могу же я ему сказать, что скрывалась от шандарахнутого на всю голову Бурцева, который решил по приколу меня развести.

Хотя за попу прихватил он меня чувствительно, до сих пор кожа ноет.

Тевтонцев благодушно кивает, типа, на первый раз он меня прощает и наконец соблаговоляет выехать со школьного двора. И даже щелкает кнопкой на магнитоле. Чтобы грянуло на меня бесконечно бессмертное и заунывное:

“Я проснулся среди ночи и понял, что

…все идет по плану”

— Боже, у тебя что, отец в машине флешку оставил? — вырывается у меня отчаянное.

Андрей же отвечает мне неожиданно возмущенным взглядом.

— Это моя любимая группа, между прочим, — сообщает тоном оскорбленного в лучших чувствах, — у них очень серьезная музыка. А ты что, не любишь Гражданскую Оборону?

— Почему не люблю? Люблю! — мысленно выдаю себе титул “королева переобувания в полете”. — Просто думала, что их сейчас уже никто и не слушает. Много же современных групп. И на западе тоже…