Дарья Волкова - Поздний экспресс (СИ)
Он увидел ее на танцполе. На ней было белое платье, он помнит. Абсолютное белое, простое, воздушное. Узкие бретели, тонкая талия, расклешенная юбка. Темные волосы свободно распущены по плечам. Она так сильно отличалась от других выпускниц в пышных вечерних платьях и со сложными взрослыми прическами. И... словом, когда он ее увидел, его прошило насквозь, от кудрявой макушки до пяток запыленных кедов. Он даже не понял, что произошло. Рядом что-то комментировал Самойлов, а он просто стоял и смотрел.
Она на танцполе. Зажигает рок-н-ролл с каким-то хмырем. Зажигают они ярко, что ни говори, на хмыре костюм, у которого уже закатаны до локтя рукава пиджака и рубашки, галстук, если и предполагался форматом мероприятия, уже утратился. А Надя... босиком. Ну да, на каблуках, наверное, так отплясывать нереально. Им аплодируют стоящие вокруг, они танцует действительно зажигательно. Взлетает пенная юбка, и ему кажется, что там мелькнули такие же белоснежные трусики.
И рванулся. Туда, к ней, неосознанно, не понимая, что будет делать, чего хочет. Но невыносимо было стоять и смотреть, как она, с другим... Острое, не оставляющее ни малейшего шанса другим мыслям вмешаться в контроль над телом, желание. Схватить ее, прижать к себе, Спрятать ото всех, унести, утащить далеко, где нет никого, и там... там...
Колька был его килограмм на десять тяжелее. Поэтому и пьян был, наверное, меньше. И секция греко-римской борьбы себя дала знать. И сил хватило. На то, чтобы схватить друга за шиворот, вырвав пару пуговиц на рубашке, потом перехватить поперек груди. И, на ухо, перекрикивая шум музыки:
- Ты куда?! Обалдел?!
Он его выволок потом на крыльцо, и они стояли и молча курили, стрельнув по сигарете у охранника, потому что так-то за ними не водилось подобной привычки.
Вик тогда решил, что просто пьян, как последняя скотина. Колька с ним согласился. Но протрезветь у Виктора так и не получилось.
Он стал для нее всем. Лучшим другом, который и компьютер мог починить, и после вечеринки встретить, и в клуб в последний момент, когда срываются все варианты, можно с собой взять. И поговорить о разном, и кино иногда посмотреть, и... Да что там говорить, она даже к походам по магазинам пыталась его привлекать. Поначалу он соглашался на все, лишь бы быть с ней. Пока не понял, что происходит, да поздно уже было. Он стал для нее нужным, необходимым. Он стал значить для нее очень много, сделался важной частью ее жизни. Но он так и не стал для нее тем, кем стала она для него.
Как его только Колька ни обзывал: "Паж", "Раб", "Карманная собачка". Прав Самойлов был, но Вик уже увяз. Старался сохранять хоть какое-то подобие гордости, но, если вдруг долго не видел ее... то соглашался потом на любой повод для встречи, какой угодно, и терпел. Несмотря на то, что давно уже оглушающе отчетливо понял - он для нее так и остался смешным маленьким очкариком со скрипкой, другом ее детства.
___________
Квартира встретила ее упоительным запахом, который Надя не смогла сразу опознать. Да и какая разница, это все равно что-то вкусненькое. Как же хорошо, когда папа дома!
А папа дома, и, что самое замечательное, на кухне! Надя подкралась потихоньку, обняла отца сзади, уткнувшись носом между лопаток.
- Которое из чад домой пришло? - отец похлопал ее по руке.
- Привет, пап.
- А, это старший бедовый ребенок. Голодная?
- Конечно! И что это я бедовый ребенок? - Надя отпустила отца и сунула нос в кастрюлю. - О, драники!
- Не драники, а колдуны. Картошка, мясо, сметана. Очень калорийно...
- И очень вкусно! - закончила за отца Надя. - Я буду. Ой, а тут вот у тебя негритятки такие...
- Первая порция пригорела немножко. Не трогай их, Тихомиров вечером обещал заскочить, ему и скормим.
- Дядя Дима придет? О, отлично! - Надя положила себе на тарелку парочку "колдунов", щедро полила соусом, подумала и добавила еще один.
- Надежда! Не вздумай троллить Тихомирова!
- А я что? - в мастерстве делания больших невинных глаз Надюше Соловьевой не было равных. - Он же ооооочень... - тут Надя закатила очи к потолку, - известный юрист. У кого спрашивать, как не у него?
- Надя! Ну, он же в семейном праве ни бум-бум!
- И что? - пожала плечами дочь, вытягивая свои идеальные ножки. Будь она выше ростом, они перегородили половину кухни, но и так отцу пришлось перешагивать. - Он же юрист - международник? Должен соответствовать...
Соловьев буркнул что-то под нос про характер старшей дочери. Надя лишь хмыкнула.
- Пока все лишь подтверждает, что МГИМО круче МГУ в плане подготовки юристов!
- Я с тобой за твой МГИМО точно спорить не буду, - отец поднимает руки, признавая капитуляцию. - Наелась? Чай будешь?
- Буду, - кивает Надя. - А ты все в депрессии?
- С чего это ты взяла? - отец удивленно поворачивается к дочери.
- А то я не знаю! - фыркает Надя. - Если ты три дня не вылезаешь с кухни, забивая холодильник всякими вкусностями - значит, точно на душе неспокойно.
- Доченька, - Стас вытирает руки полотенцем, потом перебрасывает его через плечо. - Люди моего возраста, таланта и известности в депрессию не впадают. Это моветон.
- Да? - дочь искусно изгибает бровь. - А как это называется - когда ты все время торчишь на кухне и готовишь столько, что и вдесятером не съесть? Депрессуешь, mon papa, сознайся!
- Это не депрессия, а творческий поиск. Мне пришла в голову одна идея... и я имею основания полагать, что она ввергнет в шок наших критиков от фотодела.
- Ну и что? - пожимает плечами Надя. - Тебе что, в первый раз, что ли, общественность шокировать?
- Не в первый, - улыбается Соловьев. - Я просто размышляю над тем, как это сделать поболезненней.
- Старый провокатор! - смеется Надя, обнимая отца.
- Эй! - возмущается он. - Я еще не стар!
- Ты супер-стар! - Надя чмокает отца в щеку. - Спасибо, папуль, все было гениально вкусно, как всегда.
Все-таки, у нее самый лучший на свете papa!
____________
Солнце упорно прорывалось сквозь плотно сомкнутые ресницы. Грех жаловаться, он сам решил поставить кровать к окну. Вик приоткрыл глаза, сощурился. А он и не жалуется. Друзья считали его извращенцем, но ему нравилось просыпаться от того, что в лицо светит солнце. Поэтому и кровать у окна, поэтому и штор на этом самом окне нет. За что, кстати, он еще раз был обозван извращенцем. Ерунда, этаж седьмой, а скрывать ему нечего. Вик не знал, что его утренние пробуждения и вечерние отходы ко сну частенько становились объектом самого пристального внимания двух дам из дома напротив - одна возраста бальзаковского, другая -противоположно юного. Да и если бы знал - вряд ли бы это повлияло на его привычки, а здоровый молодой эксгибиционизм никто не отменял.
